*
- Аль, я дома. – Скрипнула входная дверь, впуская светловолосого парня в тёплое помещение. - Володя, - девушка, вышедшая из комнаты, выглядела очень обеспокоенной, - Володь, ты только не смейся… - Что-то случилось? - Я слышала голос. Через пару минут они уже стояли над мойкой, пока Аля испуганно прижималась к парню. - Видимо, внутри что-то застряло, вода плохо проходит, вот и слышалось тебе всякое. - Та нет же, это точно был голос. - И что же он говорил? – Володя улыбнулся, обернувшись к девушке. - Что убьёт меня. На секунду парень замер, после чего хмыкнул, поцеловав свою глупышку в лоб. - Всё будет хорошо, обещаю.*
Резкий стук. Володя открывает глаза, сразу же закатывая их. Опять чёртов Тоха напился. А ведь был же нормальным пареньком, работал программистом, по выходным угощал пивом и помогал с компом, если что случится. А теперь уже месяц как по ночам напивается и начинает вещи таскать, ремонтировать что-то, вот опять долбится в стену, а на часах… господи, всего три часа ночи, нужно же хоть какую-то совесть иметь! Аля, сонно зевая, топает к санузлу. Володя переворачивается на другой бок, накрывая голову подушкой. Опять стук, на этот раз немного другой и откуда-то слева. - Тоха, та заткнись ты! – нервы не выдерживают. Завтра… уже сегодня важный семинар, а он которую ночь выспаться не может. Всё на секунду затихает и новый стук раздаётся с ещё большей силой. - Антон, не смешно, сейчас полицию вызову! Володя, злой до предела, вскакивает, быстро натягивая на себя халат. Выбегает в тамбур и яростно колотит в дверь. - Тоха, я знаю, что ты дома, открывай, мать твою! В прихожей гробовая тишина. Откуда-то изнутри квартиры доносятся стуки. - Я же слышу тебя, вот ублюдок… - добавляет скорее для себя, тихо матерясь. Ещё одна такая выходка и точно в полицию позвонит. Володя устало зашел в квартиру, тащясь к кровати. Али в постели не наблюдалось. - Тоха в край офигел, - парень подошел к ванной, приоткрыв дверь, - не умеешь пить – так не бери… Фраза оборвалась на полуслове. - Аля… Прерывая стук, девушка оборачивается в сторону Володи. Вместо лба уже сплошное кровавое месиво, по стене, в которую она билась, стекают кровавые потоки. Аля, качнувшись, падает в ванную. В квартире раздается крик.*
Антон ещё раз взглянул под кровать – никого. - Тоха, я знаю, что ты дома, открывай, мать твою! - Я бы рад, Володя, но не могу, прости… Опять резко нагибается, под кроватью всё ещё никого нет. Можно встать. Быстро в туалет и обратно. За это время успевает сдвинуться только одна табуретка, но спокойствия это не приносит. Быстро запрыгнуть на кровать, укутавшись в одеяло. Он даже свет не выключает, прекрасно знает, что тот погаснет и сам. - Уснуть, уснуть, уснуть. Вот уже месяц, как он забыл о нормальном сне. Сначала это были ложки: он каждую ночь слышал, как что-то падает на кухне, но всё боялся встать и проверить, что там, а поутру находил разбросанные по полу ложки. Однажды ночью разбилась его чашка, потом упала ваза, стоящая на комоде. Первые две недели всё происходило, пока он не видел, потом уже и вовсе «домовой» перестал стесняться: сама собой двигалась мебель, летала кухонная утварь, иногда его кровать тряслась, пока он лежал в ней. Дальше становилось только хуже. Сначала он смахивал всё на напряжение. Злобный начальник на работе, в личной жизни не клеилось, да ещё и мать в больницу положили, нужны лекарства дорогостоящие. Всё это как-то навалилось снежным комом, что вот и чудится всякое. Он бы и продолжал себя уверять в разыгравшейся фантазии на фоне нервного расстройства, если бы однажды не увидел… Долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, пока не улёгся, почти свисая с постели, приоткрытыми глазами наблюдая, как две длинные, белые руки, покрытые волдырями, медленно скрываются под его кроватью. В ту ночь он так и не смог уснуть. Как, впрочем, и во все последующие. Начал пить, но не помогало: мигом трезвел, когда резко вырубался свет, и на гардинах, в свете уличного фонаря, вырисовывались тени. Ему бы бежать, куда глаза глядят, да не выйдет: мать в другом городе, ей деньги нужны, снимать квартиру дороже (а только такие предложения и были) он не мог. Перекантоваться у друзей? Да не было их толком, по крайней мере таких, у которых можно было бы жить. А проситься к Але с Володей стыдно как-то… Утром к нему постучала полиция, пока он собирался уже выходить. Спрашивали, слышал ли он что-нибудь ночью, но тот лишь мотал головой, так и не рассказав о ночном визите Володи. Он уже привык, да и сам понимал, что ненормально ночью так шуметь, да поделать ничего не мог. Выходя на лестничную площадку, столкнулся с Викой из квартиры напротив. - Проснулась ночью от криков, - рассказывает, прижимая Лёню к себе, - да подумала, что показалось. И так плохо ночами сплю, сны всякие снятся. А тут утром выходила выносить мусор, а у нас полиция приехала, допрашивали. Видела, как тело Али выносили, простынёй с ног до головы накрыли… жалко девчонку… Да и Володю жалко, скорее всего, подозреваемым будет, полиция нехорошо так шушукается. Услышала, что у девочки и лба толком не осталось. Уж не знаю, что там произошло, да вот только не верю, что Володя это мог сделать. Там любовь такая была… Антон сглотнул подступивший к горлу ком и выдавил из себя улыбку для хмурого Лёни. Парнишка выглядел серьёзным не по годам. - Не мог, конечно… Ладно, я побегу, дел много. Не то, чтобы действительно много, но всё же.*
- Вы дружили с ними? – психолог Вера Степановна сверкнула зорким взглядом, вглядываясь в своего пациента. Антон, не смотря на возраст всего в двадцать шесть лет, выглядел на все сорок: осунувшийся, худой, бледный. Под глазами синяки размером с море, руки трясутся, бедный парень… - С Володей пиво пил, Аля с нами телек смотрела, иногда даже в настолки разные играли, весёлые ребята, заботились друг о друге. – Антон бездумно таращился в окно, будто пытался найти там что-то. Вообще, к психологам как-то ходить не принято, но Тоха уже не мог держать это в себе. А друзьям расскажешь – так засмеют ведь… - Вас беспокоит это происшествие? - Не знаю, немного… кажется, позавчера я опять видел его руки… - Что же, - Вера Степановна клацнула ручкой, закрывая блокнот, и мягко добавила: - может вы попробуете снять его на камеру? А в следующий раз придёте и мы вместе посмотрим, что у вас получилось. Так вы развеете ваши страхи. Вера Степановна поняла, что тут уже попахивает психиатрией ещё с первой их встречи, и по-хорошему, ей нужно было обратиться куда-надо, да деньги не пахнут – если дают, то можно раз в неделю и послушать немного бреда. Антон вернулся домой, когда уже стемнело. Раздобыл штатив, одолжил у знакомого приличную камеру и аккуратно установил её напротив своей кровати. Что бы там ни было – он всё выяснит. Закинувшись на ночь антистрессовой лабудой, он грохнулся в кровать без сил. Спать хотелось жутко и он больше не мог сопротивляться усталости. Разбудил его ночью, как и много раз до этого, звук лопающейся лампочки. На этот раз, в прихожей. Антон взглянул на часы: почти три часа ночи, он проспал уже семь часов, за месяц это была неслыханная радость. Почти бодрый, быстро заменил лампочку на новую (он уже привык закупаться ими), и кинулся к камере. Ничего необычного: он спит, горит всё так же свет, иногда ворочается. Ускоренная перемотка не давала результатов: час за часом ничего не менялось. Тоха уже хотел и отложить её, спокойно лечь в кровать и в коем том веке проспать до самого утра, когда увиденное далее заставило всё внутри сжаться. Когда время приблизилось к трём, свет над ним начал подрагивать. Две руки, те самые: белые, с волдырями, медленно высунулись из-под кровати, подтягивая за собой всё остальное тело. Оно выглядело как человек, но Антон был уверен, что таковым оно не являюсь: высокое, бледное, лысое, всё покрытое такими же, как и на руках волдырями, оно, судорожно корчась, вылезло из-под кровати, на которой спал Антон, и встало во весь рост. Минут десять оно пялилось на спящего парня, после чего, также судорожно, поковыляло куда-то прочь. Мельком взглянуло на камеру и Антон смог разглядеть его глубоко посаженные чёрные глаза-бусинки. Брови, нос и губы отсутствовали, на месте рта была рваная кожа, оголяющая жёлтые зубы. Внутри всё похолодело и провалилось куда-то в район пяток. Через пару минут лопнула лампочка в прихожей и проснулся Антон. Тварь из комнаты не выходила точно, тогда куда же она могла деться? Антон потёр вспотевшие ладони, пытаясь сдвинуться с места. Какое-то ужасное оцепенение охватило его тело, не давая сделать ни шагу. Позади него тихо скрипнула дверца шкафа.*
Виктория Евгеньевна проснулась ночью от крика. На часах три ночи, да кто ж это кричит вторые сутки подряд? Вспомнилось тело Али, которое выносили накануне и сердце жалобно защемило. Так квартира уже пустая, кто же кричит тогда? Антон? - Та нет, показалось тебе. – Тихо проговорила самой себе женщина, вставая с кровати. Нужно сон восстанавливать, а то так и до срыва недалеко. Нехорошие ей сны снятся уже месяц как, да только всё не может вспомнить о чём они. Вроде, что-то с Лёней связано… Женщина прошла на кухню, налила себе стакан воды, и по дороге назад заглянула в комнату к сынишке. Тот, на удивление, не спал, сидел на кровати, укрывшись с головой одеялом. - Лёнь, всё нормально? – Вика включила ночник, почему-то погасший, хотя она его всегда на ночь горящим оставляла, и прошла к кроватке сына. – Чего не спишь? Мальчик снял одеяло с головы, испуганно глядя на мать. - У меня в шкафу бабайка живёт. Вика улыбнулась бурной фантазии ребёнка, но к шкафу подошла, открыла, осмотрела, и только после этого Лёня, успокоившись, соглашается лечь обратно. - Он на меня похож, - тихо говорит мальчик, пока мама накрывает его одеялом, - только это не я, не верь ему. - Обещаю, что не буду. – Вика целует сына и уходит к себе. Бабайки уже давно перестали жить в шкафах. Они живут в налоговой и в банках, названивая ей каждый день с требованиями и угрозами. Утром она оказывается, как обычно, совершенно разбитой, да ещё и проспавшей. Не хватало только, чтобы с работы уволили, во век же со всеми не расплатиться. Лёня, на удивление проснувшийся вовремя и без будильника, даже успел пожарить себе и ей яичницу, да ещё и чай заварить. Вика благодарно обнимает сына, понимая, что не всё в этом мире ещё потеряно для неё: вон какой помощник растёт. Наспех одевается, закидывает в рот завтрак и отправляет сынишку в школу, мчась в метро. Всё же, нужно больше отдыхать, а то так и ночью перестанет высыпаться.*
Вечером у них почти праздничный ужин: Вика запекла в духовке курицу, купила мороженое себе и ребёнку, даже киндер-сюрприз притащила, как благодарность за утро. Лёня, сделавший все уроки ещё на продлёнке, заслуженно сел за мультики и лёг спать чуть позже. Всё же, выходные, можно немного и расслабиться. Проснулась Вика ночью от того, что ребёнок забирался в её кровать. За окном ударила молния, и женщина справедливо пустила сына к себе: грозу Лёня не любил. Повернулась к нему, обняла, мельком взглянув на настольные часы: три ночи. Ещё спать и спать… Вика уже начала погружаться в сон, когда услышала сдавленный детский крик. Сразу всполошилась, села на кровати, уставившись на Лёню, который стоял в дверях. - Ты чего встал? Что-то случилось? Лёня тяжело дышал, уже начиная плакать. - Я же говорил, чтобы ты ему не верила… Что-то на кровати рядом с ней шевельнулось. На лбу выступили капельки пота. Слегка подрагивая, Вика перевела взгляд на кровать, где только что обнимала нечто. Пусто. - Мама. – Послышалось позади неё. Не помня себя от страха, женщина в два прыжка преодолела расстояние от кровати к двери, схватила сына и скрылась в его комнате. Пока Лёня включал ночник – заперла дверь изнутри на щеколду, медленно пятясь назад. Что это было? Галлюцинации? Но ведь Лёня тоже это видел… Вика села на кровать, прижимая к себе ребёнка. Главное сейчас не уснуть. В квартире было тихо. В соседней комнате раздавалось мерное тиканье часов. Плач Лёни перерос сначала во всхлипывания, а потом и вовсе заменился на ровное и спокойное дыхание. Сын уснул прямо у неё на руках, и женщина понемногу успокоилась. Может, действительно усталость сказалась, а у Лёни просто фантазия буйная, вот и подыграл. Глаза закрывались и Вика больше не могла не спать. Прикрыв, как ей казалось, на секунду глаза, она открыла их, когда Лёни на руках уже не было. Ночник погас, а дверь была открыта настежь. Сердце пропустило удар. - Лёня? – голос походил больше на скулёж. Она сделала пару шагов в полностью тёмной квартире. Паника медленно наползала волной страха и звериного ужаса. Вика вернулась к себе в комнату, попыталась зажечь свет – не вышло. Зашла в туалет, в ванную, осмотрела кухню. Пусто, никого. Страшная догадка осенила женщину. Неуверенной поступью она прошла обратно в комнату сына. Дрожащие, мокрые от пота руки не хотели дотрагиваться до шкафа, но она заставила себя. Потянула дверцу. Не удержавшись, упала на пол. На месте глаз зияли чёрные дыры, изо рта ещё стекала струйка густой крови, окрашивая самолётики на пижаме сына в ужасные цвета. - Лёня… - процедила Вика, чувствуя, как слёзы бегут по щекам. - Мама. – Сказало позади неё нечто голосом её сына.*
Лиза поморщилась, рассматривая зияющую пустоту. Она жила тут уже почти год, но всё никак не могла привыкнуть к этой «квартире-призраку», как она окрестила её про себя. Так и жила ведь даже не рядом, только напротив, и даже от части сочувствовала Олегу – молодому пареньку-студенту, который въехал в квартиру рядом пару месяцев назад. У него, вроде, сестра с племянником пропали, вот он и занял пустующую жилплощадь. Женщина отмахнулась от дурных мыслей. Всё-таки, не очень комфортно жить рядом с чем-то пустым, рядом с чем-то… мёртвым, что ли… Но жизнь есть жизнь, нужно ещё зайти к соседке Зинке, спросить, как там муж её, а то уже почти месяц как каждую ночь слышно, будто таскают что-то, стучат у них. Неужели Валера пить начал? А таким порядочным казался… Да ещё и ужин надо успеть приготовить, скоро Саша малую из садика приведёт, а есть дома нечего. Только посуду пусть сам потом моет. Ей кажется, что из слива слышно… а, в прочем, не важно. Это всё от усталости.