Теория «Черный лебедь» – теория, рассматривающая неожиданные и редкие события, которые имеют значительные последствия, и которые именуют «черными лебедями».
1
Раскинув руки-ветки, склонившись над рекою, смотрит в водную гладь ива вавилонская и горькие роняет слезы. О ком же тоскует она, кого оплакивает и что за печаль такие корни пустила в сердце ее?
Август, 1715 год Сначала запекло так, словно тысячу раз ударили кнутом. Казалось, что ты упал не в воду, которая быстро взяла тебя в свои объятия со всех сторон, а огонь подхватил тебя своей рукой за спину. Как будто со спины содрали кожу. Но вскоре, печь перестало. Наступил холод, который пронизал тело, а потом чувства испарились... Он открыл глаза. Голубизна, тишина и багровая полоска крови, тянущаяся с поверхности. Бескрайняя голубизна воды и бескрайняя голубизна неба там, наверху, так далеко, но так близко. Эта голубизна вся усеяна черными полосками и точками – щепками, досками, кусками от разорванных орудий. Моментами, она контрастирует с желтыми вспышками: это еще грохочут последние залпы 12-фунтовых пушек, которые прерывают тишину уже негромким гулом. Но голубизна неба все более удаляется, поскольку вода медленно, потихоньку, поглощает. Делает это она так нежно, так спокойно, словно пытается избавить от боли, которую причинила при ударе. Или пытается избавить от жара в горле, которое пробила картечь. И вдруг, становится темнее. Темнее, темнее, темнее... Исчезают полоски и точки, исчезают вспышки выстрелов, все более тихим становится грохот отчаянных залпов. В какой-то момент полностью исчезает и голубизна, потому что легкие заполнились водой, которая все так же нежно продолжает тянуть к себе вниз, на дно... Орудия небольшого двадцатипушечного торгового судна, наконец, замолчали, после того, как большой двухдечный линкор сделал залп, который полностью снес их. Просвистели в воздухе абордажные крюки, и судно медленно притянулось к линкору. На его палубу опустили трап, по которому вальяжной походкой сошел уже немолодой мужчина с седеющей бородой и сказал своему старпому: — Фернандо, я не вижу здесь капитана. — Он упал в воду, сеньор Морено, ему картечь глотку перебила. — Ох уж эти англичане! Бить кулаками по каменной стене, в надежде, что она от этого обвалится, умеют, а вот бегать когда надо... — Любопытная метафора, сеньор капитан – «бить кулаками по каменной стене». — Чисто по-английски, Фернандо. А теперь прикажи обыскать трюмы. Он прошелся по палубе и поморщился, увидев еще шевелящегося молодого матроса, которому вспороло живот картечью, и еще больше поморщился, обратив внимание, что многие матросы с жуткими увечьями еще подавали признаки жизни. — Добейте же их, чего стоите?! – крикнул он своим солдатам, которые ожидающе стояли на палубе линкора. Солдаты спустились на торговца. Лязгнули клинки их сабель, послышались несколько предсмертных стонов матросов, которых они пронзили, и на палубе не осталось ни одного живого из команды торгового судна. Капитан Морено аккуратно прошелся на корму, где не было крови, сел на ступеньки, ведущие в каюты, и всмотрелся вдаль. Небо и море будто слились в единое целое, и граница горизонта была лишь тоненькой серой линией, практически невидимой. Только густые кучевые облака, которые отражались в нежно рябеющем море, напоминали, где небо, а где – вода. Этот вид очаровал капитана, и он уже не обращал внимания на кровь, трупы и оторванные конечности, валявшиеся по всей орудийной палубе в паре метрах от него. — Капитан! Трюмы на две трети заполнены табаком! – крикнул старпом Фернандо, выходя из нижней палубы. — Ты обращал внимание, как завораживает горизонт, когда небо сливается с морем? — Морено будто и не услышал старпома, продолжая вглядываться в горизонт. — Будто все вокруг – одно пространство. Даже не знаешь, как назвать это пространство – море или небо... кхм... перегрузите табак, боеприпасы и провиант потом уходим! — Но капитан, дон Диего дал указание взять только... — Я помню, какие указания дал дон Диего. Но ничто не мешает нам захватить еще немного ценной добычи. — Сеньор Морено, тогда это займет немногим менее часа, пока матросы перетащат весь табак и припасы. Особенно табак – его там немало... — Ну, так пошлите на берег группу солдат. Пусть найдут удобную позицию для наблюдения и следят, чтобы здесь не появились ненужные свидетели. Если кто-то появится, пусть подадут сигнал. Всё, исполняйте! Фернандо удалился, чтобы дать распоряжение матросам перетащить табак и припасы на линкор, а капитан Морено спустился по лестнице вниз, которая вела на нижнюю палубу. Сейчас нижняя палуба выглядела как решето. Темнота, которая обычно там царила, нарушалась лучами света, которые проскальзывали через пробоины от двадцатифунтовых ядер. В этих лучах было видно пролетающие маленькие щепки от раздробленного дерева, дым от орудийной пальбы и водяную пыль. Капитан Морено медленно пошел в сторону двери, очертания которой виднелись впереди. Открыв ее, ему в глаза сразу же ударил яркий свет – это была капитанская каюта на корме, в окна которой напрямую светило солнце. В каюте царил страшный беспорядок, поскольку в нее попало несколько ядер и картечь. Стоявшие на двух больших шкафах книги теперь лежали на полу. Многих из них разворотило в клочья картечью, и весь пол был усеян обрывками бумаги с буквами и словами. Дубовый рабочий стол в конце каюты, на удивление, не зацепило ни одно ядро и на нем не было ни царапинки. Капитан Морено стал копаться среди валявшихся на полу вещей. Когда, наконец, была найдена невзрачная, маленькая металлическая шкатулка, он облегченно вздохнул и поставил ее на стол. После этого, он взял судовой журнал, который валялся на полу рядом со столом. Он был цел, лишь его переплет запачкало чернилами. Морено открыл последнюю страницу: «7 августа. 9 часов утра. Вышли в море. Никаких происшествий за день. До Гаваны дойдем приблизительно 13 августа. 8 августа. 6 часов вечера. Подходим к берегам Малого Каймана. Пополним запасы воды и продолжим путь 9:30 вечера. Вдалеке показался испанский галеон и линкор. На парусах – черные лебеди. Похоже, они из эскадры дона де Монтойи. 10:15 вечера. Корабли де Монтойи приближаются. Похоже, они плывут именно к нам». На этом журнал кончался. Капитан Морено вырвал страницу и положил себе в карман. После этого, он обратил внимание на список матросов. Первое что бросилось ему в глаза – это то, что на корабле должна быть женщина. Она, похоже, родственница капитана, поскольку у них совпадают фамилии. Но капитан Морено вряд ли бы не заметил среди погибших на верхней палубе девушку. Значит, она где-то спряталась и может быть жива. Морено насторожился, вытащил свою саблю и внимательно рассмотрел каюту. Спрятаться тут было негде, потайных ходов не могло быть, поскольку они бы вели в открытое море. Но потом Морено подумал, а не спряталась ли она за столом. Ему вдруг даже показалось, что он слышит чье-то тихое, но частое и испуганное дыхание. Он уже почти подошел вплотную к столу, чтобы обойти его, когда услышал крик на верхней палубе: — Корабль! Движется с юга! Морено, вернул саблю в ножны, и быстрым шагом пошел на верхнюю палубу, забыв о своем опасении. — Сеньор, с юга движется военный бриг, – крикнул Фернандо. — Флаг? — Английский. — Когда он будет тут? — Через несколько часов. Морено потер подбородок и быстро сказал: — Если мы сейчас уйдем, этот бриг нас обязательно заметит. Потом заметят расстрелянный корабль, сложит два и два и... Так, Фернандо, прикажите бросить этот корабль, отплывем в сторону «Санта-Моники». Дальше уже посмотрим по ситуации. — Слушаюсь! Все матросы линкора спешно покинули истерзанного торговца, убрали абордажные крюки, вернулись на линкор и тот медленно поплыл за прибрежную гору. Капитан Морено долго смотрел с кормы на удаляющееся поверженное судно, судорожно постукивая пальцами по борту.2
Лучи солнца пронизывали облака и покрыли золотом все море. Вдоль палубы «Неприступного», поглаживая отделанный красным деревом борт, прошелся Артур – высокий, голубоглазый, с длинными заплетенными в хвост волосами, молодой человек, с небольшим, но заметным шрамом на левой щеке. Остановившись на корме, он вытащил из кармана серебряный брелок и открыл его. Внутри был миниатюрный портрет юной темноволосой девушки с пронзительными зелеными глазами. Она улыбалась, и даже было видно ямочку на правой щеке – художник постарался на славу. Как же тоскливо становилось Артуру, когда он глядел на эту миниатюру. Но он не мог не смотреть на нее каждый раз, когда никто не видит. Она была как маленькая тень недавнего прошлого, со всеми его невзгодами, проблемами, ошибками, но, в то же время, с множеством до безумия приятных моментов, от которых сразу же становится тепло где-то в солнечном сплетении. А возникавшая вскоре невыносимая тоска, которая как камень давила на сердце, была этаким послевкусием от пронесшихся мгновенно перед глазами воспоминаний. Погладив миниатюру большим пальцем, Артур закрыл брелок, вернул во внутренний карман и вгляделся в исчезающее за горизонтом солнце. Он всегда любил наблюдать за тем, как море поглощает солнце, окрашиваясь в самые восхитительные цвета. Он вообще любил закаты даже больше чем рассветы. В такие моменты он переставал думать, мыслить. Он будто бы исчезал, улетал куда-то далеко-далеко за горизонт, как чайка, как альбатрос, как ястреб. — Мистер Хейг! Мы прибыли! – вдруг вернул в реальность Артура хрипловатый голос боцмана Гаррисона. — Благодарю, мистер Гаррисон. Артур повернулся в сторону приближающегося берега – уже был виден громадный форт Чарльз. Вскоре заблестели полсотни серых точек по всему периметру южной стены – 40-фунтовые пушки. Одного полного залпа достаточно, чтобы разнести в щепки шлюп, полакр, бриг и даже легкий фрегат. Еще через минуту, «Неприступный» уже подплывал к порту. Вырисовывались очертания домов на берегу и люди, как муравьи, бегающие возле причалов. Бриг прибыл в гавань Порт-Ройала. Когда корабль пристал к пирсу, Артур сразу же сошел на берег. — Мистер Хейг, что вы прикажете делать теперь? – спросил Гаррисон — Прикажите закупить провиант на месяц, несколько сот ядер, картечи и тонну пороха. В общем, корабль должен быть готов к боевым действиям. — Слушаюсь. Артур пошел в портовое управление, зарегистрировать судно. Начальник портового управления был интересной особой небольшого роста со шляпой, напоминающую испанскую шляпу-сомбреро, Артур заметил ее на вешалке рядом, и тонкими французскими усиками. При виде Артура, он вдруг встал, подошел и изучающе посмотрел ему в лицо. Артур посмотрел на него ответ и спросил: — Мы с вами знакомы, мистер?.. Как только Артур заговорил, испано-французский англичанин вдруг хлопнул ладонями, обнял Артура и воскликнул: — Да это же ты – Арчи, сын графа Хейга! Как я тебя сразу не узнал! А ты меня не узнаешь? Я Генри, Генри Мэлфорд! Когда тебе было семнадцать, я уже заметил, что у тебя tenore de grazia, а теперь – прямо-таки баритон! И тут Артура осенило – это же чудаковатый Генри Мэлфорд, или, как называл его Артур, дядя Генри, – бывший учитель музыки Артура, страстный обожатель оперы, исчезнувший два года назад. — Дядя Генри, ну конечно! И почему ты меня все время называл «Арчи» – я же Артур, а не Арчибальд! – засмеялся Артур. — Тебе бы очень пошло имя Арчибальд – так звали твоего великого прадеда, все-таки, – хлопнул по плечу Артура Мэлфорд. — Господи! Неужели это ты? Прошло всего два года с тех пор как мы виделись в последний раз, а ты изменился до неузнаваемости! — То же самое могу сказать о тебе, Арчи! – усмехнулся дядя Генри – Где твои прекрасные локоны? Ты же их специально отращивал, чтобы не носить парик! А одежда?! Потертый камзол, кожаные брюки, сапоги! Боже мой – твоего отца удар бы хватил при виде тебя! — Моего отца хватил бы удар от самой мысли об этом, дядя Генри. Или теперь называть вас мистер Мэлфорд? — Да ладно тебе, Арчи! – махнул рукой дядя Генри. — Как же тебя занесло на другой конец света? Неужели тебе наскучили наши уроки фортепиано, чаепития по воскресеньям с моим отцом и мечты о дирижерской палочке в Королевской академии музыки и танца в Париже? — Тебе, я вижу, тоже наскучило, Арчи! — хмыкнул Мэлфорд – Причем, даже больше чем мне! И вообще – ну их эти пустые мечтания. Представляю, как смешно будет меня увидеть, размахивающим палочкой в зале академии! К тому же – терпеть не могу французский язык. — Да-да, я помню, как ты любишь лаяться на «чертовых улиткоедов-лягушатников»... — ...но при этом признаю, что у них лучше развито искусство, чем в нашей старушке Англии, – немного обидчиво закончил Мэлфорд. – Погоди, чего ж мы стоим! Пошли в таверну – выпьем лучшего рому, поговорим. — А как же контора? — Э-э... обеденный перерыв! Пошли! Артур вдруг заметил, что Мэлфорд хромает на левую ногу. «Странно, подумал он, когда я в последний раз видел его, у него было все в порядке. Где это он так умудрился покалечиться?»3
Почему же ты не сказал, куда уехал? – спросил Артур, когда они с Мэлфордом сели за столик с бутылкой лучшего ямайского рома. – Ты исчез так неожиданно. Хоть бы записку оставил! — Извини, Арчи. Я должен был тебя предупредить. Но я случайно увидел объявление в газете, о корабле, отбывающим в Новый свет, в Бостон. Арчи, я даже не знаю, как тебе объяснить, но до какой же степени мне захотелось уехать. Просто бросить все и уехать к чертовой матери! Впрочем, похоже, ты меня понимаешь, верно? Иначе бы не был здесь. — Да, понимаю. А что потом? Как ты оказался на Карибах? — В Бостоне пытался устроиться юнгой на парусник... — Ты?! Юнгой?! – воскликнул Артур – Учитель музыки стал бы юнгой?! В таком-то возрасте! — Сейчас я понимаю, что это был бред, но на меня нашло какое-то наваждение. Естественно, меня никуда не брали, но посоветовали отправиться на Карибы, обучится ремеслу капера и пойти на службу канониром или в абордажную роту. — И как же ты стал начальником портового управления Порт-Ройала? — Устроился к одному каперу, попросил обучить меня. Его боцман научил меня фехтовать. Я стал квартирмейстером, побывал в четырех боях. Убил десяток пиратов. Но шальная пуля заставила меня бросить службу – наверное, уже заметил что хромаю, да? Капитан был хорошим человеком и порекомендовал меня на пост начальника портового управления, потому что у меня прекрасная память. И вот я уже почти год начальник. Недавно еще стал управляющим магазина. Слушая это, Артур не мог поверить, что перед ним сидит тот же дядя Генри, что сидел семнадцать лет назад с ним за фортепиано и учил гаммам. Или тот, который два года назад, в последнюю их встречу, после которой Артур его больше не видел, восторженно рассказывал об опере «Орфей» некоего Монтеверди. Мол, ее незаслуженно забыли, а он смог достать копию партитуры и, хотя не слышал ее вживую, утверждал, что она прекрасна. И эти французские усики – дядя Генри всегда презирал французов, а теперь вдруг отрастил себе такие усики?! Впрочем, он всегда был чудны́м, даже отец не всегда понимал, «странного, задумчивого мистера Мэлфорда, который почему-то называет моего сына Арчибальдом» но признавал его «в высшей степени прекрасные познания в музыке». — А ты как здесь оказался, Арчи? – спросил Мэлфорд. — Прибыл в Бостон год назад, обучался морскому делу на Корабле Его Величества «Хэмптон». Капитан знал мою семью, поэтому я быстро поднялся вверх. У меня были сбережения, и я купил, недавно, себе военный бриг с командой. — Ого! Ну, ты даешь, парень! Но зачем ты уехал? Артур вдруг помрачнел. — Неприятная история вышла... очень неприятная... и... не хочу сейчас об этом говорить... — Это связано с этим шрамом? Когда мы в последний раз виделись, его у тебя не было. — Да, связано... — Что-то серьезное? — Сейчас уже не так. Здесь уже не так... в общем, я тебе расскажу, но не сейчас... — Ладно... а чем ты будешь здесь заниматься? — Пока что торговать, потом хочу стать капером. — Мне как раз нужно перевести в Гавану большой груз. Я уже зафрахтовал одного капитана, но у него не хватило места для всего груза, поэтому ты очень поможешь, если согласишься перевезти остальную часть. — Буду рад! Что за груз? — Несколько тонн лучшего табака. Отправление – завтра. Дам тебе двадцать процентов от вырученных денег. — Скупой ты, однако, дядя Мэлфорд! — Поверь, это отличные деньги, увидишь. — Двадцать процентов?! А мне ты обещал пятнадцать! — чей-то мужской голос негодующе послышался позади. К Мэлфорду и Артуру подошел высокий, светловолосый мужчина с короткой бородой и усами и с красными банданами на запястьях. Мэлфорд закатил глаза и повернулся к мужчине: — Ты, Крайер, уже бывалый морской волк. А Арчи новичок и у него риска больше! Познакомься, Арчи, это твой напарник, Гаррет Крайер. — Артур Хейг. Очень приятно. – Артур протянул руку Крайеру. Тот хмыкнул и плюнул в протянутую ладонь Артура. — Ты на Карибах, парнишка, а не на светском рауте. — Да, но приличие и вежливость еще никто не отменял... — Ха, ну если вы настаиваете, сударь, — Крайер отошел на метр, сделал неуклюжий реверанс и так же неуклюже попытался изобразить королевский акцент. — Разрешите представиться, мистер Хейг, отставной капитан пехоты Британской армии, Гаррет Крайер, а ныне капитан торгового судна «Форсайт» на службе Его Величества! Такое Вас устроит? Мэлфорд хмыкнул: — Какого еще Его Величества? Простой торгаш на мелкой посудине, а возомнил себя слугой короля! Иди уже на свой корабль, ты должен был отправиться в Гавану еще полчаса назад! — Как скажете, Ваше Величество! — Крайер сделал еще один неуклюжий реверанс, теперь уже Мэлфорду, и удалился из таверны. — Не обращай внимания. Он обычный моряк из простой семьи. Они все такие грубоватые... — Я это уже понял... — И вообще, Гаррет не такой уж и плохой. У него есть дочь, Мэри, в которой он души не чает. Кстати, — Мэлфорд усмехнулся и обнял Артура за плечо, — она очень симпатичная. — Боюсь, у меня пока нет настроения на эти дела. — Ты еще невинен, что ль? — Мэлфорд хлопнул Артура по спине и засмеялся. — Нет, конечно. Хотя давно не был с девушкой... — Это надо исправить! — возмущенно воскликнул Мэлфорд, после чего продолжил заговорщически тише. — Тут рядом есть неплохое заведение с приемлемыми ценами. Плюс, я хороший друг хозяйки, замолвлю для тебя скидку. Впрочем, Сьюзи, думаю, с тебя платы не возьмет. — Проститутка, которая не возьмет с меня платы? — хмыкнул Артур. — Нет, конечно. Вон та официантка, — Мэлфорд кивнул в сторону девушки, разносившей посетителям выпивку. — Она все время на тебя такие взгляды бросает. Прямо-таки влюбилась с первого взгляда. Артур посмотрел в сторону Сьюзи и внезапно лицо его изменилось. — Все в порядке, Арчи? — спросил Мэлфорд, увидев это. — Да... все в порядке... — протянул Артур, не отрывая глаз от девушки. — Ты словно призрака увидел. — Почти призрака... — Какого? — Неважно, забудь, показалось... — Артур потряс головой и протер глаза. — Тебе надо отдохнуть, Арчи. Сними комнату, поспи... и про Сьюзи подумай. — Да ладно тебе. Сомневаюсь, что к ней не пристает каждый голодный не только до еды моряк и что она с удовольствием не убила бы их всех! — Ты прав – сколько бы к ней не приставали здешние моряки, она ни разу никому не отдалась, платно или бесплатно. — Как же ее занесло сюда? Того и гляди изнасилуют. — Нет, ее никто не тронет. О ней заботиться Джо, хозяин таверны. Кстати, мой хороший друг. Она ему как дочь, поэтому если ее кто-то пальцем тронет против ее воли – останется без пальца! Но, как бы там ни было, на тебя она смотрит так, как ни на кого другого. — Ладно, я подумаю... — Ну, так что на счет перевозки в Гавану? Берешься за дело? — улыбнулся Мэлфорд и протянул Артуру руку. — Берусь, — Артур также улыбнулся и пожал его руку.4
Линейный корабль «Аврора» графа Мишеля де Монпе (или как любят сокращать эти англосаксы «линкор»; ну да сложно же выговорить «шип-оф-зе-лайн», нужно обязательно придумать нелепое разговорное название) всегда считался «джентльменами удачи» проклятием всего пиратского сословия Карибов, наравне с эскадрой дона Диего де Монтойа. И хотя у де Монпе было почти полторы сотни пушек, которые одним залпом могли превратить любой корабль под черным флагом в груду деревянных досок, он волей-неволей беспрекословно следовал «savoir vivre[1]» и действовал осторожно и выборочно. «Аврора» имела на счету всего десять пиратских галеонов (естественно захваченных ранее у испанцев). И дело не в бездарности канониров или глупости графа – на тех десяти галеонах командовали десять пиратских авторитетов, за голову каждого из которых обещали не менее десяти тысяч ливров. Да и вообще, было бы позором охотиться на какой-нибудь обычный пиратский корабль, по-идиотски рассчитывая только на прибыль от захвата. Также немаловажным атрибутом флибустьерства, по мнению де Монпе, было название судна. «Авророй» он назвал свой линкор, потому что то, что первый свой галеон, он потопил именно на заре. — Представьте себе, сударь, – однажды сказал де Монпе английскому дипломату на балу у губернатора Мартиники, – вы прекрасно танцуете, знаете меру в распитии лучшего Бордо двадцатилетней выдержки и поеданию деликатесов французской кухни, имеете талант в очаровании графских дочерей, и тут вам дают фрегат под названием «Прелестная курочка»! Да я лучше выпущу себе пулю в лоб, чем стану за штурвал такого судна! За чистотой на палубе «Авроры» следило двадцать три матроса; не дай бог, выйдет капитан из своей каюты и увидит на борту помет чайки. Поговаривали, что однажды он пристрелил матроса, который опрокинул бочонок с порохом и рассыпал его по палубе во время палящего солнца. Но чрезмерная жестокость не была присуща де Монпе – «savoir vivre» действовало и в его прямом смысле: изысканные манеры, всегда чистый шейный платок, слежение за личной гигиеной. Это было недопустимо оказаться на каком-нибудь приеме или балу и заставлять прекрасных дев морщится от запаха пороха, морской соли и пота. В политике Мишель разбирался на «ура», и жалел, что распалась Вест-Индская Компания, глядя на невероятные успехи Голландской Вест- и Британской Ост-Индской компаний. Потому, постоянно наведывался в штаб-квартиру Голландской Компании в Виллемстаде, копя чужой опыт. И там же он имел частые встречи с доном Диего де Монтойа, который был хорошим другом главы компании и постепенно стал таким же хорошим другом Мишеля. Несмотря на невероятный педантизм и ироничность двадцатидвухлетнего капитана де Монпе, он был галантен и знал, как развлечь прекрасный пол. Для него это было веселой игрой – медленный вальс на балу у какого-нибудь губернатора, нежные слова, нашептанные на ушко какой-нибудь прекрасной девице и бурные ночи у него на корабле, из-за которых не могли уснуть матросы. Это создало репутацию среди светских львиц – «дон Жуан». Впрочем, это не особо спасало их от очарования молодым графом Мишелем де Монпе. Мишель проснулся, почувствовав холод. У него даже мурашки пробежали по коже. Кто-то водил по его груди острием клинка. Не открывая глаз, он резко схватился за клинок, выхватил его и ловко приставил к горлу того, кто его держал секунду назад. — Эй-эй, полегче, капитан! – услышал он кокетливый женский голос. И только сейчас Мишель понял, что его «убийца» – девушка, да еще и обнаженная, с которой он, похоже, провел ночь. Он убрал нож с ее горла. — Никогда больше не шути так с корсаром, – сказал он. — Да-да, я помню, кто ты, – она повернулась к нему, обняла за шею и игриво шепнула на ушко. – Вчера ты отлично рассказал о том, как охотился за каким-то там пиратом. Ты прекрасно болтал языком. Впрочем, не только во рту... Она хихикнула и поцеловала его грудь. Мишель мучительно попытался вспомнить, что было вчера вечером, после чего так же мучительно пытался вспомнить, что это за девушка, с которой он возлежит в своей каюте. — Ты шлюха? – почему-то Мишелю не пришло в голову задать другой вопрос. — Нет! — А кто ты? В следующий момент Мишель получил звонкую пощечину. — Я Беатрис! – обиженно воскликнула она. — Беатрис... и кто же ты, Беатрис? — Падчерица губернатора! Ты ничего не помнишь? — Извини, красавица, но нет... — Ты так говорил о луне, о море, о любви, рассказал такую красивую легенду... — Какую легенду? — О Черном лебеде, что появился среди белых, и был презираем всеми из-за своего окраса. И только лишь один белый лебедь, который скрывал под крылом черное пятно, был к нему милосерден. Они полюбили друг друга, а потом что-то случилось, и один убил другого... Мишель раздраженно закончил: — Черный лебедь использовал белого, чтобы получить признание среди остальных, стал вожаком стаи, получил незыблемый авторитет и отверг чувства белого. Белый лебедь не выдержал и убил черного, после чего умер от горя сам... — Да, очень печальная история... но ты не помнишь? — Извини, все равно не помню... я, наверное, слишком много выпил... Беатрис, вскочила, схватила валявшееся рядом с кроватью вечернее платье и выбежала, громко всхлипывая. Открыв дверь из каюты, она чуть не сшибла с ног старпома Грегуара Валинье, который шел к графу. Проводив ее сочувствующим взглядом, Валинье зашел в каюту. — Зря вы так, капитан. — А что мне надо было делать с этой дурочкой, Валинье? Поклясться в вечной любви на могиле моей покойной матери? — хмыкнул Мишель. — Ну, не то чтобы но... в любом случае, зря вы огорчили такую особь, как падчерица губернатора... — Может быть. А ведь я действительно не помню, что было вчера... — Вы были на балу у губернатора Мартиники. Танцевали с его падчерицей, заигрывали с ней, выпивали. Потом, когда все стали расходится, повели ее на корабль и... ну а дальше, думаю, объяснять не нужно. — Помню только то, что она была чертовски горяча в постели, — усмехнулся Мишель. — А все что перед этим — будто испарилось... — Советовал бы вам не злоупотреблять вином. — Ладно-ладно, не доставай меня... черт, голова раскалывается... — он скривился, помассировал пальцами виски, встал с кровати и стал одеваться. Валинье немного смутился. — Мне выйти? — Чего уж там, Валинье, — усмехнулся Мишель. — Мы же с тобой как братья, нет? — Как скажете, капитан... — Ладно, зачем пришел? — Прилетел почтовый голубь из Гаваны от нашего информатора. Около недели назад, у Малого Каймана произошла схватка испанского галеона и английского брига. — И каков итог? – без интереса спросил де Монпе, понимая какой итог должен быть. — Бриг снес фок-мачту галеона и повредил паруса на грот-мачте... Сначала, граф удивился, но потом вдруг засмеялся и иронично отметил: — Ох уж эти англосаксы! И не надоело им доказывать всему миру свою могучесть?! — Галеон принадлежал эскадре дона Диего де Монтойи... Ирония сменилась замешательством, и Мишель задумчиво сложил пальцы рук. — Из эскадры дона Диего? У какого острова, ты говоришь, был бой? — У Малого Каймана.5
— Приближаемся к Кайманам, мистер Хейг. Ветер бейдевинд, дойдем до Гаваны через четыре-семь дней, в зависимости от ветра. — Благодарю, Гаррисон. Неожиданно откуда-то эхом донесся грохот орудийной пальбы. Вокруг не было ни одного корабля, но, приглядевшись в сторону Малого Каймана, Артур и Гаррисон увидели, как остров осветился. Точнее, его очертания в темноте полуночи стали явственно видны из-за вспышек, которые возникали за ним. — Похоже, там идет бой, — сказал Артур. — Похоже... и мы не знаем, кто с кем его ведет. Если это ваш напарник сражается с пиратами, то если он проиграет, боюсь, в бой придется вступить нам... — И никак избежать его нельзя? — Зависит от исхода боя Крайера. — Я еще не бывал в бою... но, все бывает в первый раз... — Артур занервничал, но старался держать себя в руках. — А как же Бостон? Вы же плавали на военном линкоре. — Нас обучали военному делу, но практики не было... — Что ж, в таком случае, действительно – все бывает в первый раз, — Гаррисон похлопал Артура по плечу. — Ладно, сейчас я пойду спать. Разбудите меня, когда будем проплывать там... Ближе к двум часам ночи «Неприступный» подошел к Малому Кайману. Странное место – уже сорок лет на Каймановых островах никто не обитает. После основания там английского поселения, которое подчинялось губернатору Ямайки, так как собственно с Ямайки и прибыли люди для заселения, начались постоянные набеги чертовых кастильцев, которые заставили переселить людей обратно. Сюда цивилизация придет еще не скоро – Большой Кайман окончательно заселят через двадцать лет, а до заселения Малого Каймана и Каймана-Брак еще один век. Пока что, это пристанище для потерпевших кораблекрушение, беглых пиратов и должников, бежавших от кредиторов... ...Она стояла на краю обрыва. Рядом, тоже у самого края, высочила ива. Ива вавилонская, если быть точнее. Красивое дерево с густой листвой. Но живет оно, к сожалению, немного – чуть более полувека. Артур при встрече с ней тогда, полтора года назад, под этой самой ивой, грустно заметил, что любовь умирает, не менее быстро, а то и быстрее. А она ему возразила: двое любящих человек умрут, ива умрет, умрет озеро, а любовь – нет. Если любовь сильна, чиста и искренна, она будет, после смерти любящих, жить во всем вокруг. В воздухе, в воде, в земле, в огне. Артур тогда не понял эти слова, но что-то его очаровало в этой мысли. И тогда он впервые поцеловал ее. Ему было почти двадцать лет, но чувствовал он себя как отрок, потому что до этого не испытывал подобных чувств. Почему прямо сейчас она вдруг оказалась перед ним? Что это за обрыв и куда делось озеро?! Ему стало страшно, он побежал к ней, крича ее имя. У него не получалось кричать, но он все равно кричал его. Она повернулась и улыбнулась ему, оголив белые, словно лепестки нарцисса, зубы и чуть прищурив блестящие зеленые глаза. Улыбка эта была такая же добрая и чистая, как тогда, полтора года назад. Стоп, что это? Кровь? Кровь потекла по ее лицу? Бог мой, откуда взялась эта ужасная рана у нее на лбу?! Он почти добежал до нее, она уже близко, еще чуть-чуть. Внезапно листья ивы осыпались, ветки почернели и опустились вниз; подул сильный, ледяной ветер, подхвативший опавшие листья; холод пронзил каждую клеточку тела. А он продолжал бежать к ней. Но когда он уже был на расстоянии вытянутой руки, она отвернулась, сделала несколько спокойных шагов к обрыву и провалилась в черную бездну. Он упал на колени перед краем обрыва и наконец-то смог по-настоящему прокричать ее имя — Изабелла, которое эхом пронеслось вокруг, после чего наступила тьма... Артур проснулся весь мокрый от холодного пота, повторяя это имя – Изабелла, – когда Гаррисон подергал его за плечо. — Сэр, проснитесь. Судно Крайера у берега... Гаррисон удалился на верхнюю палубу, а Артур, сев на койке, еще с минуту рассматривал миниатюрный портрет в брелоке... ...У северного берега Малого Каймана, к которому подходил «Неприступный», неподвижно стояло торговое судно. Артур поднялся наверх и, взяв подзорную трубу, рассмотрел корабль. Паруса спущены, якорь выброшен, не горят фонари. Присмотревшись лучше, он увидел несколько пробоин по всему левому борту. — Видимо, Крайер проиграл бой с пиратами, — сказал Артур. Через пятнадцать минут «Неприступный» подплыл вплотную к «Форсайту». И сразу же в глаза бросилось то, что борт имел не несколько пробоин, а был буквально изрешечен ядрами, да еще и явно крупного калибра. — Не похоже на пиратов, мистер Хейг... – покачал головой Гаррисон. — Столько выстрелов мог сделать только тяжелый фрегат или линкор. Хотя, в принципе, некоторые пираты на таких кораблях плавают. — Давайте поднимемся на борт, возможно, есть живые. Когда Артур поднялся на борт, первое, что он почувствовал, как и любой ступивший на палубу злосчастного судна – жуткий смрад. Вокруг было с полсотни трупов, лежащих в лужах собственной крови, у многих из которых оторваны конечности. Над ними роились мухи, а крысы выгрызли покойникам глаза. Артура стало мутить от зрелища, и он чуть не упал в обморок. Гаррисон подхватил его за спину. — Сэр, вы в порядке? — Да... я просто... никогда не видел столько крови и... всего этого... Он не выдержал, упал на колени и его стошнило. Гаррисон постучал по его спине. — Привыкайте, мистер Хейг... думаю, нам тут делать нечего. Вернемся на «Неприступный» и поплывем дальше. — Погодите, у Крайера была дочка. Кажется, ее зовут Мэри. Тут ее нет. Может, она жива? — Скорее всего, она где-нибудь спряталась, и ее просто убили после боя. — А что если нет? Прикажите людям осмотреть тут все. Гаррисон очень опасался, что их постигнет участь «Форсайта», поэтому постоянно смотрел на горизонт и не стал присоединяться к поискам. Артур заглянул в капитанскую каюту. На столе лежала толстая книга в кожаном переплете, испачканном чернилами. Артур открыл ее и посмотрел титульную страницу – большими буквами было написано «Судовой журнал. Торговое судно «Форсайт»». Открыв конец, он обнаружил, что последняя страница вырвана. «Зачем пиратам вырывать ее? Что такого можно было узнать из последних записей?» подумал Артур, захлопывая журнал. — Все погибли, сэр, — услышал он позади себя голос Гаррисона. — Нет ни единой живой души. Но странная вещь – в трюмах осталось немало груза табака. — Что за пираты, которые не забрали всю добычу? Быть может, они увидели нас и убежали? Черт возьми, я ничего не понимаю, бессмыслица... ладно, прикажите нашей команде похоронить команду «Форсайта». — Вы уверены? Думаю, ни у кого из команды нет желания задерживаться здесь... — Это же люди. Надо похоронить их по-христиански, рядом же есть остров. Гаррисон хмыкнул: — Сэр, вы служили на линкоре и не знаете, как хоронят моряков? — Я ни разу не был в бою, как уже говорил, и у нас никто не умирал в плавании. — Значит, вы не знаете, что похороны представляют собой просто сбрасывание тела в воду. — Но... это же кощунство! — А если бы рядом не было острова? Хранили бы трупы, пока они не сгниют? Сами подумайте. Артур покачал головой: — Да, мне к этому месту еще привыкать и привыка... вы слышали? Артур услышал за спиной треск половиц на полу. Обернувшись, он увидел, как из-под стола вылезла молодая девушка с рыжими волосами. На ее плечи был накинут старый, потрепанный красный мундир офицера Британской армии. Ее всю трясло, она едва шевелилась, а в глазах было видно жуткий страх. — Вы англичане? — дрожащим голосом, едва выговаривая слова, промолвила она. — Да, мисс, — ответил Артур. — Мэри, не так ли? Гаррет Крайер ваш отец? Она хотела ответить, но не выдержала, упала на колени и громко заплакала. — Успокойтесь, мисс... — Артур взял ее за плечи и поднял. — Гаррисон, отведите ее на «Неприступный». И не забудьте про похороны! — Слушаюсь, кэп... Гаррисон подхватил Мэри и медленно повел на «Неприступный». Артур еще немного постоял, рассматривая каюту, пытаясь понять, что такого ценного могло быть у Крайера. После коротких размышлений, он вышел из каюты на верхнюю палубу и перелез на «Неприступный». Мэри сидела на лестнице с мостика на орудийную палубу. Артур подошел к ней и сел рядом. Он не знал, что сказать ей, пока она в таком шоковом состоянии. А она лишь смотрела потерянным взглядом на постепенно осветляющийся горизонт, ни на что не реагируя. — Э-э... вы не расскажите, что случилось? — посидев минуту, все-таки спросил Артур. Мэри немного шевельнулась, медленно повернула голову чуть в сторону к Артуру. — Я... все было так спонтанно, так неожиданно... испанцы... черный лебедь... «Санта-Моника», «Тореро»... — запинаясь, едва связывая слова, говорила она. — Испанцы? На вас напали испанцы? — Да... нет... это мы напали... — Вы? Вы напали два на испанских корабля? — Нет... о Господи... — Успокойтесь, мисс, все прошло, здесь вас никто не тронет, даю слово джентльмена, — он взял ее за руку. — А теперь, расскажите все по порядку. Мэри немного расслабилась, и ее речь стала более четкой. — Мы подплывали к Каймановым островам. В какой-то момент на горизонте появилось два корабля с испанскими флагами — галеон «Санта-Моника» и линкор «Тореро». Галеон бросил якорь чуть в стороне, а с линкора сошла шлюпка. К нам приплыли три матроса, они хотели поговорить с отцом. Они пошли в его каюту и я тоже. Матросы требовали от отца какую-то шкатулку, которая ему не принадлежит, мол, он ее украл. Отец все отрицал, а в какой-то момент все вышло из-под контроля, один из кастильцев стал угрожать саблей, а отец... Мэри сглотнула, сделала глубокий вдох и продолжила: — Отец вытащил свою саблю, стал с ними драться и убил их... потом сказал, чтобы я сидела в каюте и не выходила, а сам вышел. Подняли все паруса, попытались удрать от испанцев, но линкор догнал нас и открыл залп... Она не выдержала, заплакала, стала говорить быстрее: — Столько выстрелов... этот грохот... я видела из окна, как отец упал в воду с пробитой глоткой... потом два ядра попали в каюту, я спряталась под столом... боже, это было бесконечно! — Тише-тише... — Артур обнял ее за плечо, достал платок и дал ей. — Спасибо... — тихо сказала она, вытерев слезы и закончила, теперь спокойней. — А потом все прекратилось, корабль, похоже, взяли на абордаж, в каюту вошел кто-то вырвал страницу из судового журнала и стал рыскать, среди вещей. Потом вахтенный сверху крикнул о приближении судна, и он спешно ушел... прошло еще несколько часов, а я так и не смогла вылезти из-под стола... — Что же это была за шкатулка, ради которой испанцы вас атаковали? — Не знаю... отец ни разу не говорил, ни о какой шкатулке... боже, из-за нее он погиб! — и снова она заплакала. — Все-все... вам нужно отдохнуть, я отведу вас в свою каюту, поспите... Артур взял под руку Мэри и спустился с ней в свою каюту. Там он снял с нее красный мундир и уложил на свою койку. — А что вы имели в виду под черным лебедем? — спросил он. — Вы разве не знаете? Это эмблема, которую носят корабли из эскадры дона Диего де Монтойи. — Хм, знакомое имя... слыхал когда-то, но уже не помню. Ладно, спрошу у Гаррисона, а пока – спите. — А как же вы? — Думаю, мне сейчас будет не до сна. — Как вас зовут, кстати? — Да, верно, я не представился — Хейг. Артур Хейг, капитан брига «Неприступный». — Рада знакомству, мистер Хейг, — в первый раз за все время она улыбнулась. — И спасибо вам. — Взаимно, мисс Крайер, — он улыбнулся в ответ. — И не стоит благодарностей. Любой джентльмен на моем месте поступил бы так же. Тишина. Тревожная, напряженная тишина. Слышно было только движение воды за бортом, скрип досок на палубе и подергивание парусов; медленно рассекал голубую воду нос «Неприступного»; внимательно вглядывался в сторону багрового горизонта Артур. В какой-то момент, он увидел краем глаза светящуюся точку. Что-то светилось на вершине большой горы на берегу. Артур взял подзорную трубу и увидел нескольких человек на вершине, один из которых размахивал факелом кому-то за горой. — Какого черта... — пробормотал Артур. — Корабль впереди! Огибает остров, направляется в нашу сторону! — вдруг нарушил тишину крик вахтенного. Артур опустил взор ниже – из-за угла острова, выглянул галеон, с испанским флагом на грот-мачте. На фок-мачте резко контрастировала с белоснежной парусиной эмблема в виде черного лебедя, а на левом борту, чуть выше ватерлинии, отливалась в рассветных лучах солнца серебристая надпись — «Santa-Monica».6
Рассветает. Спокойно поднимается солнце над горизонтом. Начинает освещаться море, побережье острова Малый Кайман, медленно уплывающий «Неприступный», расстрелянный «Форсайт» и испанский галеон, быстро приближающийся к бригу. Галеон шел фордевиндом и был всего в метрах двухстах от «Неприступного». Артур в напряжении стоял на корме, наблюдая за поведением галеона, когда к нему подбежал Гаррисон: — Галеон с эмблемой черного лебедя, мистер Хейг! Это означает что где-то рядом линкор. Мы в большой опасности! — Как быстро мы выйдем на фордевинд? — Сейчас бы дойти до бейдевинда... еще минут пятнадцать... — А этот галеон вот-вот подойдет и... Артур замолк, потому что увидел, как поднялись орудийные люки на носу галеона и заблестели четыре двадцатифунтовых пушки. — В укрытие! – крикнул Гаррисон. Артур оцепенел и, возможно, был бы пронзен сотнями щепок, если бы Гаррисон не столкнул его с кормы вниз, на орудийную палубу. Прогрохотал короткий залп, сверкнуло ярко-желтым пламенем и из носа галеона вырвались четыре длинные серовато-белые струи дыма. Два ядра пробили корму «Неприступного», одно пробило рею на грот-брам-стеньге и еще одно просвистело в нескольких метрах от палубы и плюхнулось в воду. Неожиданный, громкий и такой близкий грохот пронзил каждую частичку тела Артура, который лежал на палубе, закрыв голову руками. А когда рядом, всего в нескольких метрах, прозвенело разбитое стекло окна его каюты на корме, его и вовсе парализовало – он не мог заставить себя встать. Только когда Гаррисон резким движением поставил его на ноги, Артур пришел в себя. — Мистер Хейг, вы в порядке? Артур сделал глубокий вдох, выдох и повернулся в сторону преследующего галеона. — Мы сумеем от него уйти? – неуверенно спросил он, сдерживая дрожащую правую руку левой. — Нет – они идут фордевиндом. Мы не можем поймать попутный ветер, мы слишком близко к берегу. Артур немного задумался и сказал Гаррисону: — А что если сделать поворот на 8 румбов и дать залп цепными ядрами по фок-мачте? Дадим столько залпов, сколько успеем, а если не свернем паруса, возможно, поймаем ветер. — К тому времени как мы повернемся, он тоже начнет разворот и разнесет нас в щепки пушками с борта! — Другой возможности нет. Готовьте орудия! Недавний шок полностью прошел. Артур преисполнился уверенности, глаза заблестели от азарта. Взглянув эти в молодые, неопытные, наполнившиеся решимостью и храбростью бездонные голубые глаза, Гаррисон вспомнил свои давно ушедшие в вечность годы, когда он был в команде судна-китобоя, атакованного пиратами. Грохот выстрелов, разносящиеся во все стороны щепки и куски дерева. Он помнил, как дрожащими руками держался за мушкет, сделал первый выстрел и вышиб мозги одному из разбойников. Он помнил как после этого боя, в котором его судно одержало победу, проснулся в нем необычайный азарт. Помнил он, как вдохновлял этот азарт его во время службы на каперском судне, куда он нанялся через некоторое время после того боя. Ему в этом помог капитан китобоя, который порекомендовал его как отличного бойца одному каперу. Именно этот азарт Гаррисон прочел сейчас в глазах Артура, немедленно дал команду готовить орудия к бою и повернуть на восемь румбов вправо. Бриг начал медленный, но уверенный поворот. Галеон тоже начал разворачиваться, чтобы дать бортовой залп, но «Неприступный» развернулся раньше – галеоны доказали свою безнадежность в маневрировании еще больше века назад у Дюнкерка, когда восемь брандеров сэра Френсиса Дрейка, не попавших ни в один испанский корабль, заставили столкнуться друг с другом несколько десятков испанских галеонов. Артур стоял у одного из орудий в напряженном ожидании. Вскоре, он увидел галеон, который развернулся где-то на 35 градусов, стало даже едва видно бортовые орудия, который галеон выкатил, готовясь произвести сокрушительный для «Неприступного» залп. Подождав немного, чтобы все канониры смогли точно прицелиться в фок-мачту, Артур быстро забежал на корму и крикнул: — Огонь из всех орудий! — после чего закрыл уши руками. Раздался залп. Борт «Неприступного» окутал густой дым, а девять цепных ядер тотчас же поразили паруса галеона. Нижний парус фок-мачты полностью сорвало. Через несколько минут прогремел второй залп. В фок-мачте появилась трещина. Громкий скрежет и мачта рухнула за борт, закрыв часть бортовых орудий, которые уже выкатил галеон. — Еще огонь! – приказал Артур – Стрелять по готовности! Дальше грохотали отдельные пушки, которые теперь поражали паруса грот-мачты. Галеон заметно замедлился. Выстрелы прекратились, когда бриг очень сильно тряхнуло. Рея на грот-мачте, которую раннее пробило ядро галеона, отвалилась и упала за борт. — Сорвало рею! – крикнул Гаррисон – Мы идем перпендикулярно направлению ветра. Нужно немедленно развернуться. — Лево руля! Полный вперед! – сразу же крикнул Артур. «Неприступный» сделал поворот налево и стремительно пошел фордевиндом. Гаррисон подошел к Артуру. — Нам повезло, что этот испанец не знает названия брига и вашего имени. Но если мы снова встретимся, удача может быть не на нашей стороне. Нужно как можно быстрее вернуться в Порт-Ройал. До Гаваны с такими парусами мы будем плыть вечность. — Похоже, возвращение в Порт-Ройал тоже займет немного больше времени, верно? — посетовал Артур, глядя на поврежденную грот-мачту. — Да. Ветер попутный, но будет таким не всегда. Путь назад может занять неделю. — М-да уж... а я ведь всего лишь хотел поторговать... — Добро пожаловать на Карибы, мистер Хейг, — усмехнулся Гаррисон и, весело хлопнув Артура по плечу, удалился. Артур немного постоял на корме, пока вдруг не вспомнил о Мэри, которая была в его каюте. Он стремглав спустился вниз, к двери в свою каюту. Точнее, к тому, что от нее осталось – она разлетелась в щепки от ядра. Пройдя внутрь, он увидел разбитое вдребезги окно и осколки, усеявшие пол. Мэри на койке не было. Она сидела под письменным столом, поджав колени к животу и закрыв уши руками, а ее тело пробирала дрожь. Артур подошел к столу, аккуратно вытащил ее из-под него, а она бормотала под нос: — Черный лебедь, черный лебедь... опять, опять... Он гладил ее по голове и тихо шептал. — Тише, тише... теперь все кончилось... А за разбитым окном все далее и далее удалялся галеон с обрушившейся фок-мачтой и песочный берег Малого Каймана... Из-за той же прибрежной горы, откуда появился галеон, теперь медленно выплывал линкор. С «Санта-Моники» спустили шлюпку, которая направилась к линкору «Тореро». Когда капитан «Санта-Моники» Агильерос поднялся на борт линкора «Тореро», капитан Морено первым делом стал отчитывать его. — Фернандо, ты когда-нибудь видел такого остолопа?! — громко восклицал он. — Какого черта вы открыли огонь носовыми орудиями?! Вы должны были сойтись с ним борт-об-борт! — Во-первых – вы не проинформировали меня, как именно я должен был атаковать бриг, — спокойным голосом ответил Агильерос. — Во-вторых – я не мог предугадать, что канониры этого брига будут настолько меткими, чтобы смогут снести мне мачту. И в-третьих... — Агильерос подошел поближе к Морено и, глядя ему в глаза, с раздражением сказал, — если бы не ваша глупость, этого боя не было бы. — О чем это вы?! — Когда вы посылали матросов, чтобы потребовать у англичанина шкатулку, вы могли подплыть к этой чертовой посудине вплотную, спуститься на него и потребовать у шкатулку самому. Англичанин поджал бы хвост и отдал бы ее сразу же. Но вы сами не решились пойти лично. А если бы вы после боя не решили заодно украсть табака, который был на его борту, то не было бы и моего боя с бригом. Так что не вам меня судить! — Ах ты, мерзавец! — Морено мгновенно вытащил саблю и направил на Агильероса. — Ты смеешь называть меня трусом и вором?! В этот же момент саблю вытащил сам Агильерос и команда «Санта-Моники», что получило зеркальную реакцию со стороны окружавшей их команды «Тореро». — Капитан Морено, помните – мы с вами служим одному хозяину. Вряд ли он будет рад узнать, что из-за неудачи мы выбрали правильным решением, перерезать друг другу глотки. Агильерос опустил саблю и вернул в ножны. Морено неохотно, но тоже вернул саблю в ножны, чему последовали матросы. — Думаю, теперь будет правильным бросить якорь у берега и починить мачту. Согласны? — сказал Агильерос. — Согласен. Только делать это будете сами со своей командой, а «Тореро» уходит, чтобы доложить дону Диего о неудаче. А теперь – убирайтесь с моего судна! — Вы еще пожалеете об этом, Морено, — процедил сквозь зубы Агильерос и плюнул под ноги Морено. Как только шлюпка уплыла обратно к «Санта-Монике», капитан Морено отдал приказ: — Поднять все паруса, курс на Гавану!7
— Известно кем был этот англичанин? – уже без привычного «клеймения» англосаксами спросил Мишель. — Возможно, я смог его найти, — усмехнулся Валинье. – Поскольку бой был у Кайманов, я предположил, что этот англичанин из Порт-Ройала. Было только два корабля, которые вышли и вернулись в Порт-Ройал в нужный отрезок времени. Первый исключается – это торговое судно. А вот второй – бриг. — Ну, так кто же капитан геройского брига? — Артур Хейг, сын графа Джеймса Хейга. — Сын графа? И почему же сын графа не пошел в армию? Мог бы стать офицером. — Он покинул Великобританию около года назад. — Почему? — У него была какая-то неприятная история с дочерью одного лорда и сыном барона, в результате которой молодой барон был убит на дуэли, а юная леди умерла при неясных обстоятельствах. — Господи, что там натворил этот графский сынок?! — Ходят слухи, что он изнасиловал и убил девушку и ее жениха – сына барона. Мишель закатил глаза: — Валинье, по слухам у меня на корабле может быть содомитское общество мужеложцев. Я надеюсь, ты использовал достоверный источник, а не только какие-то слухи? Валинье немного покраснел и, прокашлявшись, ответил: — Владелец таверны из Порт-Ройала. — Слабоватый источник. Впрочем, ладно... еще какие-нибудь новости есть? — Около побережья Флориды был сильный шторм, затонул испанский золотой конвой. — Тот самый, во главе которого шел громадный галеон «Урка-де-Лима»? — И в котором одним из кораблей эскорта был наш корабль «Грифон». — Какие корабли затонули? — Все. Кроме двух. Только «Урка-де-Лима» и «Грифон» выдержали. Собственно, благодаря «Грифону» мы и знаем о крушении. — А «Урка» смогла вернуться? — «Урка» затонула через время – моряки срубили мачту, чтобы облегчить галеон, но она сильно ударила по корпусу и сделала пробоину под ватерлинией. — На дно ушло все золото? — Нет. Часть удалось поднять. Сейчас оно выгружается на берег. — Что ж, похоже, сейчас все пираты Карибов будут, как вороны за падаль, драться за это золото. Интересно будет понаблюдать за ходом спектакля. Держи меня в курсе об этом. Можешь идти. О, и еще! Устрой-ка мне встречу с этим Хейгом. Будет интересно с ним побеседовать о его подвиге. Пришли за ним корабль. Когда Грегуар ушел, Мишель в задумчивости стал ходить по каюте, медленно потягивая бокал Бастардо 1700 года – душистый, ягодный аромат и необычный, вишневый привкус всегда помогали ему собраться с мыслями. В какой-то момент он остановился и усмехнулся. — Что ж, месье Хейг, мы с вами еще не знакомы, а вы меня уже поразили, — хмыкнул он, говоря мысли вслух и поднял бокал. — За вас! [1] фр. «Умение жить»