Тишина лесного озера

      Аккуратно сложенные на настенных полках книги были погружены в солнечную ванну. Кики разбудило навязчивое копошение массивного чёрного кота под боком. Открыв глаза, она сразу зажмурилась из-за ярких лучей, свободно бьющих в распахнутое окно, рядом с которым желтоватые занавески едва заметно колебались от слабого летнего ветра, даже не ветра, а вынужденного движения воздушных масс, потому что жара стояла поистине удушающая. «Как странно, — подумала девушка, — Не помню, чтобы я его открывала». Она потянулась на кровати, припоминая вчерашние события. Тут же и дверь в комнату бесцеремонно распахнулась, и вошла уже достаточно взрослая девушка в свободной белой футболке и льняных бриджах фисташкового цвета. Урсулу, как всегда, не сильно заботила собственная женственность. И, как обычно, она могла неожиданно ворваться в череду в целом однообразных суток и легко уйти, оставив после себя лишь отпечаток тёплого ветра и покалывающей хвои на изнеженной повседневностью коже. Она всегда приходила внезапно, когда её совсем не ждали, но в то же время всегда вовремя и к месту. Если Урсула приходила, значит, это действительно было нужно. И Кики знала это.       Вчера художница наведалась к ней в гости со своим извечным тяжёлым рюкзаком за плечами. Урсула нашла её даже здесь, в этой небольшой съёмной комнате, в которую Кики переселилась, став старше, чтобы не доставлять неудобств пополнившейся семье Асоны. Полюбившая её женщина настаивала, чтобы юная ведьма осталась с ними, но Кики заметила толику благодарности и облегчения в глазах Асоны, когда с ней прощалась. Всё-таки бремя дополнительной опеки упало с её плеч. В этой тесноватой, но уютной (в большей части благодаря стараниям самой ведьмочки) комнате Кики коротала осенние, зимние и весенние вечера за книгами, учебниками и тетрадями с кружкой горячего кофе или чая в руках. Настольная лампа вырывала из полумрака старательно выведенные буквы конспектов и усыпляла её своим жёлтым свечением. А прохладной весной они с Томбо сидели здесь у открытого окна, вдыхая свежий воздух, пропахший незрелыми травами, и встречали бледное зарождение рассвета. Копори показывал девушке чертежи своего нового изобретения, а Кики внимательно рассматривала чёткие линии, складывающиеся в детали усовершенствованного аэроплана, и, наклоняясь к ватману, всё сильнее подавалась вперёд. Именно здесь, под щебетания какой-то утренней пташки, они впервые поцеловались.       Но время никогда не стояло на месте. Постепенно разгоралось лето. Учёба на время отошла на второй план, а зной медленно расслаблял утомившееся тело и загонял под крышу дома. Будучи молодым студентом, Томбо то и дело уезжал в соседний городок к своим более опытным коллегам посмотреть на испытания различной техники при хороших погодных условиях, и юной ведьме было почти нечем заняться. Она начала было подбирать себе работу на лето, но июньская нега разморила её, и, посчитав остатки стипендии, Кики подумала, что на первое время ей их хватит. Да и при желании по вопросу занятости всегда можно обратиться в уже ставшую родной булочную.       И вот появилась Урсула. — Доброе утро, соня. Ты, верно, уже позабыла, что я к тебе приехала, — девушка подошла к кровати, села на край и с неизменной улыбкой посмотрела на Кики. — И правда, — смущённо протянула ведьмочка, — Доброе утро.       Урсула засмеялась и потрепала её по чёрным волосам. — Я уже успела прогуляться по городу, а ты всё спишь. С тобой такое нечасто бывает. Наверное, отсыпаешься после своей интенсивной учёбы. А кто это тут у нас? — художница подвинула к себе чёрного кота, — Дзи-Дзи, не так ли? Надо же. Какой он стал большой. Не перестану удивляться. А раньше был таким изящным. — Дзи-Дзи стал слишком много кушать, а к нормальной речи так и не вернулся, — Кики задумчиво погладила друга, когда-то заменявшего ей голос совести. — Да что ты… Он по-прежнему говорит, вот только теперь на кошачьем. А знаешь, твой кот даже подал мне идею для рисунка.       Кики улыбнулась и через несколько мгновений вскочила с кровати, поставила воду в чайнике закипать и отправилась за перегородку, где располагалась её скромная ванная. Через несколько минут девушки сидели за столом и дули на горячий для жаркого дня чай, смеялись и беседовали. — Странно, что я не застала с тобой того рыженького парня. На мой взгляд, ваши отношения уже должны были перейти в новую стадию, — отвлечённо проговорила Урсула, подперев щёку кулаком и наблюдая за кружащей в летнем воздухе пчёлкой. — А, Томбо… Он с головой погрузился в свои «командировки». Кажется, инженерная наука ему важнее всяких отношений. Но меня это не особо беспокоит. Пусть занимается, чем хочет. А мне нравится побыть одной. Не в свободе ли прелесть жизни? — спокойно произнесла Кики и прикрыла глаза чуть дольше, чем на миг. — Я разделяю твои взгляды. Одиночество — естественное состояние человека и лучшая среда для самосовершенствования. Но главное, чтобы оно не перетекло в хроническую форму. Как говорится, хорошего понемногу. — Ты права. Не беспокойся так за меня. Я не погрязну в своём одиночестве, — весело улыбнулась ведьмочка.       Урсула повернулась к Кики и внимательно посмотрела ей в глаза. — Знаешь, даже мне порой бывает слишком одиноко. И от этого грустно. Хотя в последнее время я наткнулась на кое-кого интересного. — И кого же ты встретила? — А так сразу и не скажешь. Это надо видеть своими глазами. Я могу… познакомить тебя с этим кем-то, если согласишься поселиться в моей лесной мастерской на неделю, — девушка наклонила голову с хитрым выражением лица. — Без проблем. Я обожаю твой домик. И мне интересно посмотреть на… него, кем бы он ни был, — ещё больше оживилась юная ведьма и подняла кружку, — Чай, кажется, немного остыл. — Значит, сегодня мы туда отправимся, — Урсула подмигнула Кики и, последовав её примеру, поднесла кружку к губам.       Немного потолстевший Дзи-Дзи спрыгнул с кровати, описал восьмёрку вокруг ног девушек и не менее, а, может, даже более грациозно, чем раньше, скрылся за окном, где его уже ждала белая неуклюжая супруга.       Через несколько часов подруги взбирались на крутую травянистую возвышенность. Кики, не изменяя традициям, подталкивала огромный рюкзак Урсулы, чтобы той было легче идти по склону. Вскоре они вошли в еловый лес. Тёмный, неприветливый и однообразный с внешней стороны, внутри себя он скрывал множество красок, придаваемых ему игрой солнечного света между ветвями. Высокие ели словно обнимали со всех сторон и создавали такой естественный уют, что казалось, будто под этим нерукотворным навесом не страшно ни единое вторжение в пространство, созданное личностью. Внизу, у стволов, стелились голубые цветы. Также Кики различала там разнообразные растения, подобные которым в детстве она находила у себя дома в засушенном виде. В кустах созревали подозрительного вида алые ягоды, под ноги то и дело попадался мягкий мох, который украшал и кору деревьев. От усталости Кики захотелось прилечь прямо здесь, под любой елью, и надолго и по-настоящему заснуть в постели изо мха и зелёных трав, что будут щекотать лодыжки и переправлять насекомых на бледную кожу. Так бывает, что порой людей, сильно утомлённых будничной суетой, привлекают необычные и тихие места для сна, будь то лесная чаща, подземная пещера или даже дно глубокого озера. При этом среди причин таких побуждений часто нет и намёка на желание смерти. Это стремление к истинному покою, которое способна даровать лишь природа.       Из-за деревьев показался бревенчатый дом художницы, на крыше которого несколько лет назад ей так нравилось рисовать ворон. К слову, они всё ещё здесь присутствовали, о чём ведьмочку известило их обеспокоенное карканье. Теперь можно было выдохнуть с облегчением и опуститься на потёртую деревянную скамью, под которой, как и прежде, лежали дрова. Приблизившись к дому, Кики так и поступила. Она заметила, что с последнего посещения здесь ничего не изменилось. Впрочем, как и почти всегда. Урсула забросила рюкзак внутрь дома и присоединилась к черноволосой, сделав из бутылки с водой пару глотков. — Будешь? — она протянула сосуд Кики. — Не откажусь, — ответила ведьмочка, чьё дыхание ещё не окончательно пришло в норму, и приняла бутылку из крепкой руки художницы.       Этой ночью они спали как убитые, замученные долгой дорогой и жарой, проникающей даже через плотный еловый покров. Урсула бессознательно скомкала одеяло между ног, а Кики просто спала, ничем не укрывшись. И даже в сновидениях она не бодрствовала: ей снилось, что она сладко дремлет под сенью деревьев на мягком прохладном мхе, обхватив бледными пальцами две веточки кустарника. И кто знает, могла ли она мысленно сравнить этот природный покой с домашним уютом. Следующий день девушки провели, гуляя по лесу невдалеке от дома, а после отдыхая под крышей. Ведьмочка помогала художнице по хозяйству и позировала для небольших зарисовок. Также она нарвала пучок трав, оказывающих, по словам её матери, целебное действие, и спрятала его в своей сумке. Иметь под рукой чудодейственное средство никогда не помешает.       Когда Урсула ушла за водой, Кики решила взглянуть на её последние наброски. Она пролистала альбом назад и с интересом принялась рассматривать камыши, карандашную воду и какое-то неизведанное существо, нарисованное в разных ракурсах. Его тело почти целиком покрывали длинные пряди волос, струившиеся с головы подобно водопадам, а лица почти не было видно. Но на одном эскизе девушка его всё же нашла. По наброску нельзя было точно определить, женщина это или мужчина, но лицо было необыкновенно красивым и выразительным. Чего только стоили огромные глубокие глаза в рамках густых пушистых ресниц, чётко прорисованный нос с небольшой горбинкой и слегка приоткрытые губы, не сильно пухлые, но и не тонкие. Кики неосознанно провела по ним пальцем и словно почувствовала, какие они по-детски нежные и мягкие. Больше набросков с этим существом ведьмочка не нашла, хотя и так насчитала их достаточно много.       Кики отложила альбом и обратила внимание на завешенный покрывалом холст. Ей показалось странным, что Урсула не показала ей новую картину. Обычно с демонстрации новых рисунков и начинался каждый визит юной ведьмы к художнице. Но в этот раз творение осталось скрытым за тканью. «Быть может, картина ещё не готова? — пронеслось в голове у Кики, — Нет… Она показывала мне незаконченные картины. Тогда… она забыла? Не может такого быть». Девушка подошла к мольберту и остановилась. Несколько секунд она размышляла над правильностью, а, вернее, грешностью предстоящего поступка. Рука Кики потянулась к картине, замерла в нерешительности у края покрывала и задрожала. «А что если… мне нельзя видеть картину? И всё-таки что там может быть такого, что способно меня шокировать?» Успокоив себя этой мыслью, ведьмочка смело взялась за покрывало и отбросила его в сторону. Картина действительно не была закончена. Кое-где белели незакрашенные участки, а деревья вдалеке были не до конца прорисованы. Взгляду Кики представилось озеро, или даже пруд, с камышом и рогозом, возвышающимися над водой, которая, к слову, получилась чрезвычайно реалистичной (показатель прогресса художницы), а в самом центре… это существо.       Сзади послышались шаги. — А тебе любопытства не занимать.       Кики резко повернулась и уставилась на спокойно улыбающуюся Урсулу широко раскрытыми глазами. — Да не пугайся ты так. Осторожно, не упади на картину, — рассмеялась девушка. — А, прости, — Кики немного отошла в сторону, — Это… Извини, я не удержалась. Ты не сильно на меня сердишься? — Нет, что ты. Просто я не хотела, так сказать, портить тебе сюрприз. Наверное, мне стоило предупредить, — художница подошла к картине и убрала с неё ворсинку, — Я не хотела, чтобы ты увидела рисунок до того, как посмотришь на неё вживую. — Так это о ней ты говорила? — удивилась юная ведьма, — Она действительно существует в реальности? То есть я хотела сказать, она выглядит так, будто пришла из сказки. Или из фантазии. — Да, это так. Слишком сказочная, — тепло улыбнулась девушка, — И это мне говорит настоящая ведьмочка.       Кики засмеялась. — Что ж, увидеть её вживую мне хочется ничуть не меньше. Когда ты покажешь эту чудесную… русалку? — Мы пойдём ночью, — загадочно шепнула Урсула и вышла из домика.       Если в прошлый раз девушки даже не заметили наступления темноты, потому что в это время уже гуляли по лабиринтам снов, то теперь они увидели, как медленно над вершинами высоких елей сгущается мрак. На небе замерцали россыпи точек, которые превращались в гигантские огненные шары где-то бесконечно далеко в безвоздушном пространстве. Среди них на объёмном холсте грустила бледная луна, большая, но в то же время невообразимо маленькая по сравнению с этими сияющими блёстками, разбросанными вокруг. Несмотря на холодный свет ночной лампады, пробирающихся через дикорастущие травы девушек вскоре окружила солидная тьма, в которой они с трудом различали очертания деревьев, растущих в паре метров от них. Урсула включила яркий походный фонарь на среднюю мощность и посветила им снизу на своё лицо, подобно тому, как в ночь страшных историй дети любят пугать друг друга. Подруги посмеялись, после чего старшая девушка направила свет фонаря вперёд, и путешествие по чёрному лесу началось. — Мы же идём к тому озеру в берёзовой роще? — тихо, будто боясь привлечь затаившихся во мраке чудовищ, спросила Кики. — Да, именно туда. Идти осталось недолго, — в голосе художницы слышалось спокойствие, — Наверное, ты помнишь, сколько занимает дорога. Мы же не раз там бывали. — Ты права. Думаю, не больше получаса? — Меньше. Я не считала, но хожу туда почти каждый день и добираюсь довольно быстро. Хотя, может, это дело привычки.       У девушек завязался недолгий разговор, после которого снова наступило молчание. Из-за блуждающего среди древесных корней, стволов и кустов света фонарика, безмятежной темноты вокруг этих ничтожных фрагментов, попадающих в яркий кружок, и настораживающей тишины, время от времени нарушаемой неизвестными шорохами, не считая шуршания трав под ногами, Кики начало казаться, что поход растянулся на целую вечность. Она поёжилась, потому что с наступлением ночи в лесу постепенно заметно похолодало. Возможно, они сбились с пути, и сейчас идут совсем в другом направлении, навстречу неизвестному, где может ожидать что угодно, включая страшных диких зверей. Но вот ели постепенно начали сменяться другими деревьями, а ещё дальше берёзами, и между их белых с чёрными вкраплениями стволов показалась мерцающая гладь. Это было то самое озеро, большое, но не очень глубокое, с пологим берегом, степенно уходящим вниз, под воду. — Вот мы и пришли, — бодро констатировала Урсула, — И вовсе недолго, верно? — Не знаю. Честно признаться, мне показалось, что мы уже свернули не туда, — мрачно проговорила Кики, тем не менее, в её голосе слышалось облегчение. — Да ладно. Выше нос! Не случилось вообще ничего страшного, — девушка похлопала её по плечу.       Кики постаралась успокоиться, унять учащённое после лесной прогулки сердцебиение, вздохнула и мягко улыбнулась. — Ну, так где же твоя русалка? — Кики оглянулась на переливающееся под лунным светом величественное озеро, — Её нужно позвать? Или она сама придёт? — Да, она обычно приходит сама. Надо просто подождать. Думаю, нам лучше наблюдать из-за дерева. Сначала. Она довольно пугливая. Хотя… нет. Она смелая, очень смелая. Но всё же не хотелось бы пугать её неожиданностью. — Хорошо.       Девушки вернулись к тёмному лесу, в черноте которого белели лишь стволы ближайших берёз, отражающие бледный свет луны, и встали за одно из деревьев. Кики вскоре решила даже присесть за растущий рядом куст, чтобы стать ещё незаметнее. Прошло несколько минут, но вокруг было тихо. Никто не появлялся на берегу, и ничто не шевелилось за тёмными холмами на противоположной стороне, а гладь озера была всё такой же безмятежной. Кики старалась не проявлять излишнюю нетерпеливость, но всё же немного шепталась с Урсулой по поводу долгого ожидания. Некоторое время спустя поверхность озера шелохнулась, и… Кики не поверила своим глазам. Прямо из воды начало что-то появляться. Сначала маленький островок, как потом стало известно, макушка, затем постепенно показалась голова. Удивительное существо плавно выходило из воды, будто плыло, оставляя за собой едва заметный кильватерный след. Это была она, та, что была изображена на картине и страницах альбома в уютном домике художницы. Она вышла на мелководье, остановилась там, где вода доходила ей до колен и словно замерла. Её голова была понуро опущена, плечи ссутулены, а мокрые длинные волосы, имеющие, насколько Кики могла увидеть, необычный тёмно-бирюзовый цвет, свисали тяжёлыми прядями и полностью закрывали лицо. Одинокая женская фигура, возвышающаяся в лунном свете над поверхностью большого озера и чем-то в своей позе напоминающая красивую длинногривую лошадь, склонившуюся над водопоем, выглядела завораживающе, но в то же время и несколько зловеще. По коже юной ведьмы пробежали мурашки. Она посмотрела на Урсулу. Художница зачарованно глядела в сторону своей новой музы. Внезапно её лицо приняло обеспокоенное выражение. — Что-то не так. Я пойду к ней, а ты пока оставайся, — решительно проговорила Урсула и вышла из-за берёзы. — Хорошо, — Кики немного удивилась внезапному порыву подруги, но сразу мысленно оправдала и приняла её решение, — Если понадобится помощь, ты можешь позвать меня в любое время. Буду наготове.       Художница кивнула и направилась к воде. Она спешно снимала одежду прямо на ходу, чтобы, видимо, в случае чего не возвращаться домой облепленной насквозь промокшими тряпками. Для Кики зрелище голого женского тела было весьма непривычным, потому что обычно перед ней никто полностью не раздевался, а сама она не имела привычки рассматривать своё тело в зеркало, поэтому она немного смутилась и спряталась за дерево, но любопытство и готовность помочь подруге заставили девушку вновь оттуда выглянуть. Обнажённая Урсула сложила вещи на песчаном берегу, не сводя взгляд с неподвижной фигуры на мелководье, которая на удивление даже не шелохнулась. После секундного колебания девушка вошла в воду и осторожно приблизилась к поникшей русалке. Она была немного выше художницы. Урсула дотронулась до лба девушки из подводного мира, бережно приподняла её голову и посмотрела в глаза. Кики не слышала их разговора, но видела, как русалка положила голову на плечо художницы и слегка навалилась на неё, прикрыв волосами, а та в свою очередь обняла свою музу и ласково погладила её тощую спину. Плавные изгибы двух женских тел очертил лунный свет, а вокруг них будто образовался сияющий ореол.       Внезапно две фигуры упали в озеро, как-то неуклюже, на бок. Послышался характерный всплеск. Урсула быстро поднялась, выползла из воды и потянула за собой русалку. — Кики! Кажется, здесь нужна твоя помощь!       Кики опомнилась и быстро, споткнувшись о древесный корень, побежала к озеру. Урсула сидела на песке, расположив голову сказочной девушки у себя на коленях и поглаживая влажные бирюзовые волосы. Она взволнованно взглянула на ведьмочку. — Её ранили. Ты случайно не брала с собой аптечку? У меня остались только бинты. — Я… Наверное… — вдруг Кики вспомнила, что взяла с собой целебные травы, которые как раз сорвала сегодня в лесу, — Да, думаю, у меня есть то, что сможет ей помочь. Подожди меня немного. Тогда я ещё захвачу бинты. — Хорошо. Они во внутреннем кармане.       Юная ведьма вернулась к сумкам и извлекла из них бинты, травы и небольшую мисочку, в которой размяла лекарственные растения, как её когда-то давно научила мама. — Эту массу нужно нанести на рану тонким слоем, так она быстрее затянется, — проговорила Кики, протягивая миску Урсуле.       Художница повернула голову русалки, бережно убрала длинные волосы, и глазам ведьмочки открылась слабо кровоточащая ножевая рана на бледной шее, не сильно глубокая, однако при определённых обстоятельствах она могла бы стать смертельной. Лезвие, по всей видимости, задело жабры, чуть трепещущие и вздрагивающие от слабых порывов ветра. Кики начала осторожно покрывать рану травяной кашицей. Урсула к ней присоединилась, и вскоре нежная шея частично оказалась под бинтами. Девушки постарались перевязать её так, чтобы не закрыть своеобразные дыхательные органы.       Прошло совсем немного времени. По поверхности озера прошла лёгкая рябь, а верхушки деревьев медленно заколыхались. Но в целом ночь осталась такой же тихой, как прежде. Русалка поморщилась и открыла глаза. Они оказались действительно большими, голубыми и почти прозрачными. В выступающих зеркальных полусферах отражалось холодное мерцание звёзд. — Урсула… — прохрипела ундина и подняла свой взор на замершую художницу. — Точно. Она же не может долго находиться вне воды! — воскликнула девушка, будто не услышав своё имя, врывавшееся из уст русалки.       Кики подхватила поднимающуюся обитательницу озера и вместе с Урсулой повела её к воде. Едва коснувшись прохладной кромки, русалка забежала в глубь, нырнула и только потом выплыла обратно. Кики осталась на месте, а художница вошла в воду и приблизилась к ундине. — Урсула, — повторила девушка. — Да, Марина? — Кики наконец услышала имя странного существа и нашла его звучание красивым. — Объясни мне, что случилось, — попросила Марина. Её голос словно доносился из-под воды, глуховатый, безжизненный и усыпляющий, возможно, он гулял где-то под слоями переливающихся серебряной сетью волн, от одного края водоёма до другого. — Мы с Кики обработали твою рану, — дыша чуть более учащённо, чем обычно, ответила Урсула.       Марина, будто только вспомнив о ранении, коснулась шеи и кивнула. — Как ты умудрилась её получить? — спокойно, словно с осторожностью, спросила художница. Кики заметила, что между ними, по крайней мере в этот момент, не было того душевного единения и беспрекословного тёплого доверия, что обычно бывает у влюблённых. Между ними образовалось какое-то прохладное опустошённое пространство. Более того, Марина не бросила ни взгляда в сторону юной ведьмы, точно не замечала её. — Пока ты отсутствовала, я запуталась в рыболовной сети и оказалась на берегу. Это были те люди, из-за которых здесь остаётся всё меньше и меньше рыбы. Вероятно, если так и продолжится, мне придётся наконец отправиться в то место, куда я опаздываю уже на двадцать шесть лет, — монотонно произнесла русалка. — Мне... Мне жаль, что они так поступили. За этим лесом должны наблюдать, но те люди… Я пойду с жалобой, — Кики никогда не видела Урсулу такой. Обычно спокойная, чуть резковатая в общении девушка сильно преобразилась. До этой минуты юной ведьме казалось, что такого человека, каким являлась Урсула, было невозможно сломить, что любую невзгоду она могла обратить в шутку и благополучно о ней забыть, а тёплая атмосфера невозмутимости и лёгкого юмора, вечно её окружавшая, была предназначена, скорее, для утешения других людей и никогда не исчезала. Сейчас же девушка напряжённо дышала и говорила немного дрожащим голосом, будто оправдываясь, при этом нервно обхватив свои плечи. — Да, я забыла сказать, откуда у меня взялась рана. Ты же хочешь узнать именно это, — Марина, напротив, говорила абсолютно спокойно, — Испугавшись неожиданно крупной добычи в веренице редких рыбёшек, они бросились прочь. После них на берегу остался нож. Им я и распорола себе шею. Он собирался войти глубоко, но… — Ты – что? — Урсула едва не подпрыгнула на месте и ошарашено уставилась на Марину. — Да, я сама нанесла себе этот порез. Хотела пронзить одну из этих изношенных артерий, которые должны были уже давно разложиться на компоненты. Но меня что-то остановило. Возможно, я вспомнила тебя и ощутила жалость. — Как ты могла? — почти плача, воскликнула художница и вплотную подошла к русалке. От вечно улыбающейся неунывающей девушки словно не осталось и следа, — Неужели ты чувствуешь себя настолько несчастной? Объясни мне, пожалуйста, почему ты вытворяешь такие вещи?       Кики стало совершенно не по себе. Ей захотелось подойти к Урсуле, тронуть её за плечо и увести подальше от депрессивной девушки, ведущей безрадостное существование где-то во мраке у дна озера, среди растений, развивающихся вуалью, раков и рыб, припадающих мясистыми губами к мелкому камню. Только сейчас юная ведьма заметила под глазами Марины большие тёмные круги, а под тонкой кожей подбородка — сплетение зеленоватых вен. Кики показалось, что за спиной она держит тот самый нож, орудие, которым она сама причинила себе столько боли.       Урсула, несмотря на воцарившуюся леденящую кровь атмосферу, попыталась обнять Марину, но та её незамедлительно оттолкнула. — Урсула, послушай, — русалка поморщилась и наклонила голову, — Так не может больше продолжаться. — О чём ты? — художница мелко дрожала, её глаза заблестели. — О том, что происходит между нами, разумеется, — спокойно продолжила Марина, — Я очень устала. Могу предположить, что ты тоже. Мне и так хватает проблем в этом озере. Может быть, поначалу мне было интересно, это действительно вносило некоторые краски в мою затянувшуюся серую жизнь. Если быть точнее, это был насыщенный красный цвет, потом дымчатый фиолетовый. Я вкушала их, подобно тому, как когда-то довольствовалась кремовыми пирожными в моём любимом придорожном кафе. Однако это было столь давно, что я уже не помню их вкуса. Сейчас же я не вижу цветов. Осталась только тонкая тень. Мне надоело. Наскучило каждый день проводить в ожидании. Ты можешь не появляться неделями. А я каждый день, каждую ночь покачиваюсь на ветру над поверхностью в ожидании твоего зова. Ты думаешь, что мне хватает ничтожных пяти часов. Но я нахожусь здесь годами. — Ты могла бы сказать мне. Я хотела бы проводить с тобой больше времени, — по щекам художницы катились непривычные слёзы. Но Кики не позволяла себе прервать этот изнуряющий разговор. — Моя кожа сохнет, Урсула, — Марина провела ладонью по своей руке и показала несколько оторвавшихся прозрачных чешуек, — Я не могу даже надолго выйти из воды. У меня нет возможности надолго отойти от озера даже на десять метров. И всё, что у меня остаётся, – это безмолвное дно со своими покачивающимися в движении водных пластов шелками. Призрачные мальки, изо дня в день снующие в редких полосах света, разрезающих устоявшуюся мглу. Когда я не жду тебя, я просто лежу на дне и пытаюсь забыться, прислушиваясь к редким колебаниям воды. Иногда получается заснуть, и это лучшее время в моей так называемой жизни, но, как я уже тебе говорила, мой сон не вечен, и тело безжалостно вытягивает меня в столь ненавистную реальность. Если бы мы даже хотели быть вместе, мы не смогли бы. Ты настоящий человек. У тебя насыщенная жизнь, полная самых разнообразных ощущений, лишённая постоянной сырости. Тебе есть, с кем проводить время и без меня, — Марина кивнула в сторону Кики, словно заметила её только сейчас, — А я погребена в своём одиночестве. И так будет всегда. Ты – человек, я же – утопленница, труп, от которого уже, как минимум, двадцать пять лет назад должны были остаться лишь кости или хуже того. — Не говори так. Марина, ты дорога мне! Ты не должна страдать в одиночестве. Я могла бы приходить чаще, может быть, в водолазном костюме. Я могла бы что-то придумать. Пожалуйста, только не бросай меня! — Урсула уже не могла остановить слёзы, — Ты не похожа на утопленницу. Ты выглядишь, как прекрасная русалка. Позволь мне остаться с тобой, пожалуйста.       Марина помолчала с минуту, затем выставила перед собой руку, будто останавливая посыпавшиеся на неё рыдания. — Нет, Урсула, ты не понимаешь. Возможно, для тебя я и правда являюсь загадочной русалкой из подводного мира, каким-то чудом. Но нет. У меня тоже когда-то была такая жизнь, как у тебя. И я хотела от неё сбежать. Но не смогла. Теперь она всё время у меня в голове. Она мне снится. И ты как живое напоминание о ней со своими рассказами о лесе, городе, далёких друзьях. Всё это выше моих сил. И я прошу оставить меня в покое. Прошу тебя, уйди, — она говорила уже нервно, вкладывая в слова больше эмоций, а потом отвернулась в сторону и издала короткий смешок.       Урсула больше не могла ничего произнести, потому что всё сказанное казалось ей правдой, и это в сущности было так. Но почему-то ей так болезненно не хотелось отпускать свою музу. Ею было изрисовано несколько альбомных листов. Она стояла в центре большого незаконченного холста. Вместе они провели почти целую весну, купаясь в озере под лучами солнца, играясь, как дети, окатывая друг друга прохладными брызгами, а по ночам разговаривали на интересные и, как тогда казалось, только им понятные темы, нежились в согревающих объятиях и даже неумело доставляли друг другу то самое удовольствие. Сейчас русалка безжалостно отталкивала художницу, прогоняла прочь от установившегося центра её жизни. Сердце рушилось, падало в пропасть, образующуюся на месте прекрасного озера в берёзовой роще. Пропасть превращалась в вакуум. Что существовало между ними? Уже непонятно.       Марина серьёзно посмотрела в глаза девушки, затем вздохнула, опустила взгляд и неспешно сократила образовавшееся между ними расстояние длиною в метр. Она, не дотрагиваясь до обнажённого тела Урсулы, чуть наклонилась и воздушно, почти не ощутимо коснулась теми по-детски нежными губами её обветренных. Лишь на мгновение, а затем шепнула «прощай», побежала назад и стремительно нырнула в воду. Поверхность озера заколебалась и через несколько минут вновь приобрела былую безмятежность. Урсула вышла на берег и начала медленно одеваться.       Кики была права. Русалка действительно держала за спиной нож, и только что она вонзила его острое лезвие под одно из рёбер лесной художницы, тем самым убив её. Потеря любимого, пусть даже недолгое время, человека или существа, тем более, если он или оно сильно изменили жизнь, разделив её на «до» и «после», по своей сути схожа со смертью. Только более мучительной, чем мгновенный провал в ничто. Она похожа на гибель в разъедающей кислоте, жгучей и липкой, от запаха и испарений которой глаза начинают безостановочно слезиться, пока не вытекут из глазниц, а в районе груди появляется сдавливающая тошнота, преследующая человека на протяжении всего процесса и растворяющая грудную клетку уже изнутри. Конечно, у такой потери есть и отличия от смерти. Во-первых, после такой смерти душа не обретёт покой, она будет страдать, не в состоянии покинуть полумёртвое ходячее тело, и останется закованной в нём. А во-вторых, эта смерть не вечна — она проходит со временем. Но очень медленно. Возможно, это происходит потому, что человек умирает не полностью, гибнет лишь частица его души, создающая ту личность, которая проявлялась лишь при общении с ушедшим любимым, и хранящая память о нём, таком, каким он виделся этой личности. Она умирает, а неполноценная без неё душа продолжает жить. Но вязкий отпечаток маленькой смерти порой остаётся на всю жизнь и в минуты душевного расстройства призывает одинокого могильного червя покопаться в сердце.       Кики не помнила, как они добрались до дома. Её настолько поразила увиденная сцена, что она прочувствовала душевные движения каждой из сторон, а особенно своей подруги, из-за чего её разум был почти столь же затуманен. Она помнила только мелькающий свет фонаря и шорох сухой травы, потрескивание древесных веток, всхлипы, доносящиеся откуда-то из-за пределов сознания.       Темнота ещё не рассеялась, но скоро в небе должен был заняться рассвет. Кики вышла из домика и присела на скамейку рядом с Урсулой, которая задумчиво смотрела вдаль, обхватив руками одно колено. Ветра почти не было, деревья не качались, травы не шуршали, и даже вороны не каркали. Удивительно тихая ночь. Слишком тихая для совершившегося в ней коллапса. Такие ночи бывают лишь в сказках. Из окна на девушек лился тёплый электрический свет. Кики даже подумала, что эту минуту можно было бы назвать уютной, если бы их не пожирал безвоздушный разлом, оставшийся далеко в лесу, на месте когда-то любимого ими озера. — Знаешь что, Кики? — Урсула нарушила тишину и шмыгнула носом. Ведьмочка устремила внимание на подругу. — Думаю, она была права. У этих отношений не могло быть будущего. Наверное, зря я тебе похвасталась, ха-х. Я же так гордилась тем, что встречаюсь с озёрной нимфой. Вернее, уже нет… Встречалась.       Кики обняла Урсулу одной рукой. — Всё в порядке. Такое бывает. И всё же иногда лучше, чтобы некоторые вещи остались недосягаемыми. Фантазии и мечты хороши тогда, когда они таковыми остаются, — юная ведьма вздохнула, — Один человек однажды сказал мне, что самое лучшее чувство – это не любовь, а влюблённость. В самом её зарождении, когда она ещё не перешла в фанатизм или зависимость, когда она ещё не требует взаимности. И я в чём-то согласна с этим человеком. Иногда лучше остановиться в начале. — Ага, — по щеке Урсулы скатилась одинокая слеза, которую она поспешила вытереть.

***

      Прошло примерно два месяца с того времени, как Кики вернулась в город. Она сидела в своей комнате на мягкой кровати, укрывшись одеялом, ноги под которым уже начали перегреваться, и наслаждалась нежным утром выходного дня. В руках юная ведьма держала кружку с остывающим кофе. Периодически делая небольшие глотки, она наблюдала за рыжим юношей, который сидел за столом, забавно раскинувшись на стуле, и с интересом вчитывался в ежедневный выпуск газеты. Кики чувствовала себя невероятно отдохнувшей. Она подумала о том, что такой домашний уют всё-таки во много раз лучше природного покоя, тем более, сна на влажном мхе или забвения в придонном беззвучии глубокого озера. Непроизвольно вспомнив июньское происшествие, о котором умолчала даже в беседах с Томбо, она слегка поёжилась. — Что интересного пишут? — обратилась она к юноше. — Кики, взгляни, — он встал со стула, подошёл к девушке, сжимая в руках газету, и указал пальцем на статью под названием «Чудесно-зловещая картина», — Мне кажется, здесь пишут о твоей подруге.       Кики взяла газету в руки и прочитала статью, в конце которой была прикреплена фотография. Воображение ведьмочки сразу изобразило прочитанное так, словно она видела всё вживую. В деревянном домике на мольберте стоял большой холст, играющий яркими красками и покрытый ловкими мазками. На холмах заднего плана зеленели и чернели деревья, уходящие вдаль голубоватыми призраками. А большую часть картины занимало озеро, или даже пруд, с камышом и рогозом, возвышающимися над чрезвычайно реалистичной водой. Цвета были настолько хорошо подобраны, что казалось, будто на холсте напечатана фотография природного ландшафта. И лишь отвратительная сгорбленная фигурка в центре озера, почти полностью обтекаемая тяжёлыми бирюзовыми волосами, похожими на мокрые тряпки, не вписывалась в пейзаж. Вокруг неё не было ни тени, она не отражалась в воде, и солнце не играло бликами в её локонах. Картина была продана на аукционе ближе к концу этого лета. Когда новый хозяин повесил её в гостиной, на улице взвыли собаки, а с чердака послышался шелест десятка крыльев летучих мышей. Картину «Марина» в шутку прозвали проклятой. — Всё верно. Это работа Урсулы, — кивнула Кики, — Я видела её ещё незаконченной. Вот только тогда она немного отличалась. Была, что ли, приятнее глазу… Так во сколько, говоришь, у тебя завтра закончатся занятия?