Осенний вечер

— Элис? — Джаспер в мгновение ока пересек комнату и опустился на одно колено подле любимой, сидевшей на диване и пронизывавшей пустоту перед собой невидящим взором. — Все хорошо? — В последнее время она мало интересовалась чьим-либо будущим, особенно после перемирия между Калленами и кланом Вольтури, и, согласившись со всеобщим мнением, считала, что ничьей жизни больше не угрожает опасность, однако сейчас ее лицо выглядело сосредоточенным, и потому присутствующие, в число коих входили, кроме ранее упомянутых, Эммет с Розали, ютившиеся в уголке и о чем-то переговаривавшиеся вполголоса с ласковыми улыбками, да Карлайл, отвлекшийся от чтения, поднявшийся на ноги и моментально посерьезневший, перевели на нее обеспокоенные взгляды. — Да-а, — откликнулась она, постепенно возвращаясь в реальность и сжимая своими пальчиками мягкий подлокотник. — Мне просто стало немного любопытно, — спустя несколько секунд ее черты вновь засияли привычной счастливой улыбкой, готовой обласкать и утешить всех в том нуждавшихся. — О, ровным счетом ничего страшного не предвещается! — Она наконец заметила, какое волнение вызвала. — У нас скоро будут гости! Вернее, только один… И нужно предупредить Анну! Никто не знает, где она? — Кажется, в гараже. Утром говорила, что собирается копаться со старым пикапом Бэллы, ведь он ей теперь не нужен… А о ком именно идет речь? — поинтересовалась Хейл, наблюдая за тем, как ее сестра в два прыжка преодолевает расстояние до лестницы, ведущей на первый этаж, и затем заносит стройную ножку на ее верхнюю ступеньку. — О, ты точно не угадаешь, — та в шутку сделала большие глаза и заговорщическим шепотом, который, впрочем, оказался достаточно громким, сказала: — О Вольтури…

***

Когда девушка вышла на крыльцо, ей в лицо дохнул приятный порыв ветерка, несмотря на неумолимо принимающую бразды правления осень, хранивший дневное тепло, запах прогретых солнцем досок, пожелтевших или вовсе побуревших листьев, во многих местах устилающих почву пестрым покрывалом, и свежевскопанной земли. При желании, вдохнув глубже, она могла бы почувствовать еще несколько ароматов: сладкий и манящий, но запретный — теплой крови (приезжала какая-то школьная подруга Свон, справлявшаяся, как она поживает, и жутко расстроившаяся, узнав об ее отъезде, видимо, очень уж сильным было желание пустить новую волну сплетен); горьковатый и удушливый — дыма (где-то жгли сухую траву или, может, устраивали пикник на природе); пряный и дурманящий — собранных заботливой Эсми лечебных трав и растений, если верить преданиям, отгоняющих от дома беды и невзгоды, конфликты и дурные мысли, но… Она не хотела уделять им внимание и, обратившись в слух и опершись руками о перила, безмолвно устремила свой взор к горизонту, где среди деревьев, к ее великой радости, наверняка при жизни заставившей бы ее сердце забиться чаще, скользила едва заметная серебристая искра, передвигавшаяся плавными и грациозными прыжками. Наконец-то! Признаться честно, с тех пор как неугомонная Элис принесла ей радостную весть, она успела порядком истомиться в ожидании! — Анна… — стоило ей спуститься, как в двух метрах от нее возникла высокая мужская фигура, облаченная в строгий черный костюм, который под покровительством высших сил даже не помялся во время бега, и обдавшая ее ласковым теплом, принесенным из Вольтерры. — Мы рады приветствовать тебя в нашем доме, Кай, — за ее спиной между тем бесшумно возник глава семьи, древним обычаем обязанный лично встречать гостей. В ответ на его слова новоприбывший удостоил его почтительным кивком головы и послал ледяной взгляд маячившей за ним мисс Каллен. Разумеется, он догадывался о том, что она уже была в курсе его намерений, однако, во-первых, ничего не мог поделать, а во-вторых, ее цветущий вид слегка подбадривал его, внушал уверенность в себе и в наилучшем для него развитии событий. — Надеюсь, дорога не показалась тебе долгой. Заходи, если хочешь. Наши двери всегда открыты. Прервавшее напряженную тишину приветствие являлось лишь формальностью, к чьему соблюдению всем приходилось прибегать при встрече с каким-либо представителем господствующего клана, причем обе стороны абсолютно не воспринимали ее всерьез, скорее, как застарелую традицию, чтимую из уважения к ее возрасту, нежели из-за ее регулярного практического применения. Да, конечно, находись на месте его братья, Аро или Марк, им бы польстила подобная почесть, но вместо них на колкой траве широкого двора неподвижно, подобно каменному изваянию, стоял не кто иной, как самый молодой на вид вампир из их троицы, и он, кивнув и сделав невесомый и почти незаметный жест, поморщился, мол, так уж и быть, совсем необязательно произносить здесь витиеватые речи, тем более вам поголовно известно: мой визит не носит ни карательный, ни официальный характер. А вслух учтиво произнес: — Благодарю за столь радушный прием, друг мой Карлайл, — его голос, четкий и звонкий, отдался в барабанных перепонках девушки, и она невольно вздрогнула. Ее филигранный слух позволял различить каждую его нотку, каждое изменение интонации и тембра, к тому же она специально прислушивалась, дабы живо сохранить в памяти все связанное с ним до следующего его посещения, точно средство для борьбы с тоской, беспощадно щемящей душу в мучительный период разлуки. — И все же я пока повременю с твоим предложением, — в отличие от предыдущих встреч, когда нашумевшая история с ребенком Беллы и Эдварда не достигла кульминации, он говорил искренне и просто, без всяких намеков на язвительность или затаенную злобу. Так не признак ли это был того, что его речь менялась вслед за ним самим? — И прошу простить меня, я ненадолго намерен пренебречь также твоей любезностью и вниманием, предпочтя им решение одного важного вопроса, — он приподнял брови и с легкой улыбкой одарил Анну просветлевшим взглядом. — Возражений с твоей стороны не последует? И, отыскав подтверждение своей фразы, не походившей, впрочем, на вопрос из-за вложенной в нее излишней убежденности, в снисходительном покачивании головой своего собеседника, он из вежливости чуть дернул уголками губ в направлении Элис и, аккуратно подхватив под руку стоявшую рядом с ним девушку, моментально абстрагировался от окружающего мира, скользнул глазами по ней и уверился: за прошедшую неделю не изменилось ровным счетом ничего. И к лучшему. Ему решительно не требовались внезапные перемены ее настроения, кои он не в силах был предугадать. Они могли испортить все дело. — Теперь предлог для наших свиданий — некие важные вопросы? — особенно выделяя голосом последние два слова, она заинтересованно встряхнула челкой. Дом остался далеко позади, ибо шли они быстро. — Поверь, тебе ни к чему объясняться и придумывать оправдания. Они привыкли к тебе, — окно на нижнем этаже широко распахнулось, и оттуда по пояс высунулся улыбающийся Джаспер. Видимо, плотное стекло мешало подслушивать их разговор, а его ненаглядная подружка в конец заинтриговала семью своими смутными намеками о грядущих событиях (о которых, к слову, идущая под руку с Каем и не догадывалась, вернее, и мечтать не смела). При виде синхронно повернувшихся к нему лиц Хейл не нашел ничего лучше, кроме как помахать рукой и скрыться по другую сторону подоконника, «совершенно случайно» оставив доступ в комнату свежему воздуху и новому потоку звуков. — Извини… — Ничего, я и не рассчитывал на секретность, — молодой человек обезоруживающе улыбнулся, и она в очередной раз поймала себя на мысли, как жила раньше без него, без возможности наблюдать за его выразительным лицом, порой приобретающим маску ледяного равнодушия, без долгих, поистине бесконечных разговоров с ним, затягивающихся до наступления темноты, а то и до полуночи, без переплетавшихся взглядов и без мгновений, когда, с головой погружаясь в теплый кокон поднимавшихся внутри эмоций, она стояла рядом с ним и, ненавязчиво прислонясь своим плечом к его собственному, ощущала себя на пике блаженства, будто, помимо них и их чарующего уединения, не существовало никого и ничего на целом свете… Да, к хорошим вещам привыкаешь не медленнее, чем к плохим, однако осознаешь свою привязанность к ним только спустя некоторое время, и она тяжелым грузом резко оседает на тебя, особенно если ситуация кардинально меняется, перемещается с ног на голову или ранее скрываемые чувства оказываются без видимого ответа от дорогого и всем сердцем любимого человека. Или вампира. Они молчали. Каждый размышлял о своем и бездумно перебирал ногами, подстроившись под шаг спутника, и не обгоняя, и не отставая от него. Под подошвами ботинок размеренно и умиротворенно шуршал ковер из опавших листьев. Вскоре они попали под сень густых лесных крон, по-прежнему нависающих сверху, наподобие крыши, правда, кое-где уже прореженной стараниями осени, и лишь тогда остановились, не сговариваясь, оглянулись назад, осмотрели открывавшийся взору пейзаж. Глаз не радовало. Среди ветвей прогуливался унылый ветерок, наводя своими едва слышными стенаниями еще бо́льшую скуку, откуда-то с севера надвигалась гряда серых и мрачных туч, окна строения в отсутствие солнца виделись мутными, а само оно — невзрачным, пускай и впечатляющим своими размерами. В Форксе мало кто мог позволить себе нечто столь же роскошное. Хотя Вольтури их особняк казался, наверное, тесной и жалкой лачужкой по сравнению с величественным замком в Италии… — И снова закончилось лето, — наконец проговорил Кай, поднимая лицо к небу. — Ничего, наступит новое, — беспечно ответила Каллен, пожимая плечами. — Так всегда случается. Никто не в силах замедлить ход времени, и поэтому приходится только подстраиваться под него, привыкать. Тем более что для нас такой срок, как полгода, верно? Подождем! А потом в наши края пожалует и весна. Все опять зацветет, зашумит, заволнуется… — ее слова для него тонули в густом тумане, где полностью терялся их смысл, и наружу выходило одно мелодичное звучание, преодолев неожиданно возникшее препятствие на пути. — Ты права, — он кивнул, после чего спросил: — А какой является по счету эта твоя весна? — Вроде правило о том, что интересоваться у девушки о ее возрасте неприлично, возникло достаточно давно, чтобы ты его услышал добрую сотню раз. Или нет? — С ее губ сорвался короткий смешок. — На самом деле… Я точно не знаю. Карлайл обратил меня в середине Второй мировой, однако на тот момент мне уже стукнуло лет двадцать… — То есть… Девяносто четвертая или девяносто пятая, — прикинул Кай. — Неплохо. — У тебя все равно гораздо больше. Не стану даже гадать, — вновь настала терзающая слух тишина. Тема разговора исчерпала себя, заведя в тупик, и молодой человек отчаянно нуждался в новой, способной бы повернуть их в выгодное для него русло, подвести к мысленно поставленной цели плавно и словно бы невзначай, принесшей бы желанное облегчение и сбросившей бы с его души неподъемную тяжесть, не дававшую покоя ни днем, ни ночью, ни в любое другое время суток. Но вдруг у него в сознании, будто молния, блеснула мысль… Не надо ничего придумывать! Вот он, ключ к заветной двери. — Это далеко не главное, — он неторопливым жестом убрал со лба упавшие на него длинные светлые пряди и, вобрав в грудь побольше воздуха (разумеется, данное выражение фигурально, ибо вампирам не требуется столь часто дышать для поддержки их жизнедеятельности), быстро, неожиданно для самого себя волнительно выпалил: — Главное то, что все остальные на нашем веку — а ты знаешь, их пролетит немало — я хочу провести рядом с тобой, Анна. — И куда подевалась его уверенность в себе? — Я люблю тебя… — Правда? — Та приложила ладони ко рту и широко распахнула веки, впиваясь в него преисполненным безумной надежды взглядом: не лукавит ли он, не шутит ли над ней? Однако нет. Его лицо осталось неизменно серьезным, и только зрачки неустанно бегали, в свою очередь, пристально изучая ее черты. — О… И, не выдержав, она в один шаг покрыла разделявшее их расстояние, прильнула к его груди прежде, чем он хоть что-нибудь успел сказать или сделать. Томившаяся в груди тревога улетучилась, растворилась в прохладном воздухе, утеряла свою плоть, зато вместо нее там всколыхнулось нечто необъяснимо теплое и нежное, рвущееся наружу и выплескивающееся посредством их объятий. Сначала Кай вздрогнул, не ожидав подобной реакции, но спустя несколько мгновений его губы растянулись в довольной, как у сытого кота, улыбке, и он бережно прижал хрупкую фигурку любимой к себе, зарываясь носом в ее мягкие волосы и осознавая, что, вероятно, впервые за свою долгую жизнь он по-настоящему счастлив…