— Я тебя люблю. — Не верю.

       Очередное утро, пропахшее его одеколоном. Рома проводит голой ногой по кровати, надеясь найти парня, имеющего этот запах. Он был повсюду и, нормальному человеку показался бы слишком резким, навязчивым. Но не Булахову. Никого не отыскав на этой вечно скрипящей, насквозь пропитанной кем-то и чем-то раскладушке, шатен сел и сладко потянулся. Теперь, когда Рома окончательно проснулся, смог различить помимо одеколона запах свежеприготовленного кофе. Булахов пошёл на запах, проходя мимо двери в туалет. Он оказался в большой кухне-гостиной. Слева барной стойкой было отделено пространство с гарнитуром, холодильником, раковиной и множеством шкафчиков чуть выше уровня лица. Справа была гостиная, состоявшая только из двух вещей: телевизора в полстены и тоже немаленького дивана. Между этими частями было пустое пространство, но около окна из пола до потолка высился шест. Что он там делал, никто не знает. Может бывшие хозяева вкрутили зачем-то, а может несущая колонна, стилизованная под шест. Сидеть на корточках, оперевшись спиной на это, было любимое занятие владельца ужасно резкого одеколона по утрам, пока Рома не проснулся. Сейчас Мистер "Мне Показалось Мало и Я Пшикнул Ещё Двадцать Раз" тоже находился там в позе лотоса. — Привет, — улыбнувшись, сказал шатен.        В ответ получив лишь приветственно-настороженный взгляд, Булахов двинулся к стоявшей на плите турке, наполовину наполненной ещё тёплым кофе. Рома знает, что этот парень, сидящий на корточках и умеющий держать чашку с только приготовленным напитком, не отдёргивая пальцев, никогда не выпивает целую кружку. А готовит, как на целую. Так шатену начал нравиться разбавленный водой кофе. Или ему всё-таки больше нравится человек, готовящий его...        Рома приземлился перед шестом с чашкой в руках и, отхлебнув немного, взволнованно-раздражённо поинтересовался: — Лёша, что опять случилось?        Парень ему не ответил. Даже взгляда не поднял. И правильно сделал. Как только поднимет — утонет и уже вряд ли когда-нибудь получится выбраться.        Ромка же, в свою очередь, парень догадливый, быстро поняв, что отвечать ему и не собираются, отставил чашку в сторону к такому же сосуду и взял в руки вечно ледяную ладонь Лёши. Тот, не удержавшись, посмотрел в глаза своего визави и не смог отвести взгляд. Булахов, влюблённо улыбнувшись, сжал руку Бочкарёва и медленно потянулся к губам несостоявшегося собеседника. Лёша до этого держался, как мог, но поцелуй — это незаконный приём. Простое касание губами, а какой эффект: сразу нормализуется пульс, появляется лёгкий румянец на щеках и, даже, врождённый тремор кистей рук на пару секунд оставляет в покое.        Отстранившись, Рома снова посмотрел в глаза и искренне, не так, как в дешёвеньких фильмах про любовь, признался: — Я тебя люблю. — Не верю, — так же влюбленно, но с долей упрямства.        Булахов усмехнулся. Каждое утро вот так сидеть перед шестом, с которым явно что-то другое делать надо, и разговаривать о любви. М-м-м, р-р-романтика... — Ну, и как мне доказать? — задал Рома уже вконец изъезженный вопрос. Казалось бы резон ему это спрашивать? Просто ответ каждый раз был новый. — Помнишь ту песню, которую мы в маршрутке слушали? — начинает скромно улыбаться в ответ. — Я не слушал, — грубовато и простодушно признался Булахов. — Вот если бы у нас всё... — Лёшу прервали. — Ну сколько тебе уже раз говорить?!        Рома дёрнул Бочкарёва за руку, которую всё это время грел в своих ладонях. Тот чуть не упал, но старший, обойдя, прислонил младшего спиной шесту и к своей груди, в конце обняв за плечи, продолжил: — Я люблю тебя, ты отвечаешь мне взаимностью, ведь так? — Так, — немного смутился Лёша от близости к (далеко не) чужому телу. — Вот и всё, — Рома невесомо поцеловал волосы Бочкарёва. — Но если бы... — всё не унимался младший. — Так, понятно, — Булахов внезапно обошёл шест, оказавшись прямо перед Лёшей и, резко закинув того себе на плечо, двинулся в сторону их общей спальни. — Господи, что тебе понятно? — истерически засмеялся Бочкарёв. — Нет, вот кто-кто, но не Бог я точно, — немного ускорился Рома.        Оказавшись в их комнате, в которую помещалась лишь двуспальная раскладушка да шкаф-купе, Булахов бережно кинул свой тяжкий груз на кровать и, примостившись рядом, обнял Лёшу чуть ли не до хруста костей. — Теперь веришь? — прошептал Рома на ухо своему пленнику. — С трудом... — сдавленно просипел Бочкарёв. — Что-о-о? — Булахов ещё крепче сжал младшего. — Дышу я с трудом. — А, — хватка ослабла, — всё, понял.        Так они пролежали минут десять пока... — Ром. — М? — заспано. — Я это, — в кольце рук Лёша повернулся к своему собеседнику, — люблю тебя.        За всё время их отношений, а это три года, Бочкарёв впервые сам съинициировал поцелуй. Никакого интима, только нежность.