I'm just a fool, and I don't deny it

***

      В мягкой зелёной траве, пока мы спокойно пьём чай, работаем или просто заняты повседневной работой, здесь, на богом забытой земле два подростка дурачились и смеялись. — Бу-у! Я большой непобедимый медведь! — Скорее плюшевая панда!       Зеленоглазая девушка с тёмными, почти черными локонами с трудом повалила в траву парня, специально поддавшегося ей. Она смеётся. В распушенных кудрях торчит солома и какие-то маленькие веточки, но ей, кажется, всё равно. А парень в чёрно-белой ветровке — действительно как у панды — аккуратно придерживает «победительницу» над собой, чтобы не соскользнула. Ветерок легонько колышет всё вокруг. — Всё, Элизабет! Теперь я точно не проиграю, маленькая пума! — Ой-ой, сдаюсь!       Громче засмеявшись, девушка всё-таки соскользнула с него и повалилась спиной в траву. Парень в свою очередь встал, прижав её за запястья к земле. Довольные серые, почти белые глаза хитро блеснули. — Похоже, плюшевый мишка всё-таки уложил тебя, киса. — Вот ещё!       Элизабет вытянула правую ногу и сбила парня с ног. Тот удивлённо вскинул бровь и перевернулся на спину, не удержавшись стоя. Они оба сейчас были действительно счастливы. Здесь, совсем рядом лёжа на полянке, они наблюдали за тем, как солнце медленно-медленно опускается за горизонт. — Ро-оберт… Ты полный… Уф! Дурак… — И я это, заметь, совсем не отрицаю, крошка. А теперь немного замри, и посмотри на небо.       Отдышавшись, она немного прижалась спиной к земле и замерла, подняв изумрудные глаза к небосводу. Янтарные широкие полосы тянутся по горизонту, и на границах смешиваются с голубым небом. Рубиновый диск солнца все сильнее опускается за горизонт. Всё это будто припудрено таким теплым светом, будто на зрение наложили какой-то эффект… А прямо перед лицом пролетают по две-три стрекозы — они будто резвятся, подобно жеребятам, ловя на лету мошек. В их прозрачных крыльях отражаются краски входящего дня, они будто искрятся… Это завораживает дух. Лето, казалось, только началось… А сегодня уже цветет сирень, полевые цветы покачивают головками на ветру, тихонько щебечут птицы… — Как красиво.       Роберт улыбнулся и крепко обнял свою маленькую Элизабет. Она всегда была очень бледной, часто болела, и от того и без этого темные волосы казались ещё чернее, а глаза — ещё насыщеннее. И ему это нравилось. Эти полтора метра сарказма, усталости, обаяния и просто хорошего человека, завёрнутые в шарф он просто обожал. Она сама по себе была интровертом, но как-то смогла покорить его сердце, совсем ничего для этого не сделав. И она действительно его любила — так же, как и он, трепетно и без какой-то корысти. Ей нравилось всё в нём. Ему нравилось всё в ней. Чисто и без лишнего. — Я просто до чёртиков люблю тебя. — Хей, так ты всё-таки смотрел тот фильм? — Элизабет хихикнула, и поправила приподнятую клетчатую черно-красную рубашку. — Я тоже безумно люблю тебя…       Это лето было для них уже шестым, если не считать тех, что отобрала пора постоянных выстрелов, грома пушек, глухих ударов и металлического скрежета.       Они были знакомы с детства.       Трижды были разлучены.       Сотни раз едва не погибли.       Но два года назад они всё же вырвали своё право у этой жизни, и вернулись друг к другу.       Наплевав на время. На силы. На усталость.       О прошлом напоминают только шрамы на коже.       И уже ничто не позволит им отобрать это счастье. — Эй, а ты знаешь, раз я — панда, то ты всё-таки пантера, а не пума. — Почему это? — Твоя блузка черная, как пантера. К тому же, она больнее кусается… И в тако-ом виде намного сексуальнее. — Дурак!       И ведь правда, пока они резвились, две верхние пуговицы расстегнулись. — Балбес! Подцец! Извращенец! Дурак! — Не отрицаю, крошка, не отрица-аю!       Даже спустя десять лет они будут рядом…       Пройдя через войны и боль…       Потому что они действительно заслужили покоя.       Это лето создано только для них.