Серый Волк и Красная Шапочка

      Черт, это было неожиданно. Настолько, что у меня просто нет слов.       Студентка… Ну, надо же…       Если бы не знал, что это случайность, подумал бы, что эта встреча подстроена. Отец еще…       Однако, я удивлен не только этим, а еще и тем, что она безропотно пошла на место, даже не попытавшись обозначить наше недавнее знакомство. Хотя, все еще не за горами. Сейчас сработал эффект неожиданности, но не исключено, что уже к концу занятий она передумает и будет активно хлопать глазами, уподобляясь остальным. Это конечно будет разочарованием, но, видимо, вся наша жизнь состоит сплошь из разочарований. Одним больше, одним меньше — уже не важно.       Впрочем, даже конца занятий ждать не пришлось. Вон, уже вовсю болтает с рыжулей. Значит, такая же — ветер в голове.       — Вербицкая, я смотрю, вы не только опаздывать любите, но и болтать?       Вздрогнула, столкнувшись взглядом со мной. Да, я знаю, что умею смотреть так, что собеседнику неуютно становится. А ты что, девочка, думала, раз я дал понять, что ты мне понравилась, можно беззастенчиво заниматься своими делами на паре? Не выйдет.       — Я не…       Стушевалась. Не люблю, когда начинают оправдываться и юлить. Я этой изворотливости так нахлебался за шесть лет брака, что, похоже, уже что-то вроде аллергии на нее выработал.       — Может, вы тогда все же вспомните, что мы на уроке английского и продолжите свои беседы именно на этом языке? Ну, чисто ради практики.       Что, Маргарита, думала отделаешься простым выговором? Вас воспитывать надо и учить, учить и воспитывать. Так, почему бы и не совместить. Тем более, у меня все карты на руках.       — Well, Verbitskaya, bolder! (Ну же, Вербицкая, продолжайте!)       Однако… Мыслительный процесс налицо. Неужели, хоть чему-то их научили, и мой отец все-таки несколько преувеличил размеры катастрофы?       — So, what did you discuss with your friend? (Итак, что же вы обсуждали со своей подругой?)       — She told me about what I had missed at the beginning of the lesson. (Она рассказывала мне о том, что я пропустила с начала занятия.)       Ты смотри, даже с временем не напортачила. Медленно, тщательно обдумывая каждое слово, но ведь ответила. Произношение, конечно, ужасное, но откуда ему тут взяться, правильному-то?       — And what, there was something interesting? (И что, там было что-то интересное?)       Красивая… Черт, все-таки эта Вербицкая очень красивая. Да, у нее нет силиконовых губ и накачанной груди, и макияж отсутствует напрочь, но, черт возьми, какая же она красивая…       Твою мать, Серый, не будь идиотом! Суток не прошло, а тебя уже повело, отец будет не просто смеяться, он ржать в голос будет! Надо рубить. На корню рубить!       — So interesting that you've decided you can ignore your teacher? (Настолько интересным, что вы решили игнорировать своего учителя?)       Кажется, у меня даже желваки заиграли, жаль, что борода это все скрывает, эффект был бы куда лучше. Но, ей хватает и одного взгляда.       — Sorry (Простите)…       Твою ма-а-а-ать… Как она краснеет… Серый, ты тряпка! Соберись, быстро!       — For the first time, Verbitskaya. For the first and last time. (На первый раз, Вербицкая. На первый и последний раз.)       К ее чести, следует признать, что не только краснеть она умеет хорошо. Язык тоже вроде знает, худо-бедно, по крайней мере понимает, что я ей говорю. И действительно смущена, что так вышло. Ей неудобно, что она помешала уроку, и это еще один плюс в копилочку под названием Маргарита Вербицкая.       Так, все! Никаких копилок! Никаких студенток! Табу, Серый, та-бу. Давай к делу, у тебя еще тринадцать душ и столько же в резерве. Как раз хватит до конца пары. И пар выпущу, и молодняк проэкзаменую. Надеюсь, что хоть половина из них так же ориентируется в языке, как и Маргарита.       Взгляд ненароком вновь скользнул на третью парту к понуро склоненной голове с чудным пушистым ежиком на макушке.       Чемодан этот ее еще…       Enough! (Хватит!) Все, Серый, погнали!       — Ну что, молодежь, поскольку особых проблесков понимания я в ваших глазах не заметил, предлагаю посвятить первое занятие выявлению ваших скрытых талантов в познании забугорного. Надеюсь, вы не против? Впрочем, даже если и против, вас это не спасет.       Пробежался по лицам моих студентов, выхватывая испуганные и затравленные взгляды.       Назад пути нет, ребятки.       — Абросимов, к доске.       Все плохо! Причем настолько, что я просто не знаю, с чего начинать. Хоть бери и с самого начала рассказывай им азы. Во временах путаются, запас слов мизерный, тупят по страшному. Более того, многие вообще не понимают, что я говорю. Им тут что, два года одни фильмы крутили? Причем, не исключаю, что к английскому языку они не имели вообще никакого отношения. Лишь несколько человек ответили достойно, но это всегда так. Без отличников еще ни один класс никогда не обходился. Но и у них знания крайне посредственные, учитывая, что они теперь третий курс и дальше будет только хуже. Да они натурально взвоют, когда у них начнется профессиональный раздел, а будет поздно. Осталось проверить их грамматику, чтобы составить полную картину происходящего и… поседеть окончательно.         — Что ж, ребята, не скажу, что я рад. Работать нам с вами предстоит много и продуктивно. Поэтому, прошу всех к следующему занятию подготовить небольшую работу на тему, кто вы и кем себя видите в будущем. Минут на десять, не больше. Некоторых вызову отвечать устно.       Ну, конечно, недовольны. Кто же сомневался? Только вот нам с вами три года в один упихнуть придется, так что, не обессудьте. Пахать у меня будете, как те кони.       — Сергей Данилович, осмелюсь напомнить, что следующее занятие уже послезавтра, многие могут не успеть.       Насколько я понял, это староста. Умненькая девочка, за себя ей переживать точно не стоит, даже не сомневаюсь, что работу она напишет и напишет неплохо. А это значит, что коллектив у них дружный, раз за своих волнуется. Это хорошо. Глядишь, помогая друг другу, и вытянут иностранный на должный уровень. Вот только сейчас она волнуется совершенно не по делу, ибо этим своим волнением только навредит балбесам-одногруппникам. А значит, надо помогать. Своими методами, конечно. Куда ж, без этого. Но, они мне потом спасибо скажут, потому что в наш век без языка никуда. Должны же они уже это понимать, а не только чертей гонять в компьютерных игрушках.       — То есть, вы хотите сказать, что прогуливать пару время у всех есть, а сделать задание нет?       Вот ничего же не сказал… Ровным счетом, ни-че-го! Чего она сидит, малиновая, как перезревший помидор? И почему сейчас меня это абсолютно не волнует… Твою ма-а-а-аать… Организм, не дури!       — Уж извините, юная леди, никогда в это не поверю. Чтобы послезавтра на занятии были все с работами. Так и передайте. Не будет работы — минус один балл на экзамене. Видимо, по-другому с вами нельзя.       Вот это их проняло. Ничто так не пугает студента, как дополнительная работа. Лоботрясы…       — Урок окончен, все свободны!       Повернулся, надеясь по-быстрому скрыться в смежном кабинете, являющимся моим временным пристанищем, но не тут-то было.       — Сергей Данилович, а вы проводите дополнительные занятия?       Перед моими глазами соблазнительно колыхалась грудь четвертого размера в том самом белом бюстгалтере, который мне демонстрировали весь урок.       — Да, Сергей Данилович, нам бы очень хотелось попасть к вам на консультации.       Грудь четвертого размера усиленно теснили ноги от ушей в недопустимо коротком мини.       — Сергей Данилович, Сергей Данилович! Вы же поможете нам подтянуть английский?       Единственное, что я вам могу подтянуть, это штаны повыше, чтобы попа не вываливалась.       — Девочки, — вырвавшись из стаи оголодавших акул, отошел за преподавательский стол. — У вас было два года, чтобы не заниматься ерундой. И я даже не хочу спрашивать, на что именно вы их тратили. Поэтому, давайте сейчас поможем друг другу и активно втянемся в работу. Никаких дополнительных занятий не будет, и не просите. Я слишком занят, чтобы иметь возможность сидеть тут с вами вне рабочего времени. Поэтому, работаем, девочки, работаем!       Стоят, пуча глаза и губы, втягивая и без того плоские животы. Стойте-стойте, на меня это уже давно не действует.       Жестом показал, что они могут быть свободны, сделав вид, что погружен в свои записи. С ума с этими малолетками сойти можно! Да и воробушек улететь успел…       Едва за последними студентами захлопнулась дверь, уронил голову на руки, буквально распластавшись по столу. Все-таки преподавать — не мое. Тяжело, причем, в первую очередь, морально. Но, раз обещал помочь отцу, помогу, чего бы мне это не стоило. Сейчас вот полежу буквально пять минут и пойду. Матери надо чего-нибудь вкусненького купить, потом пару часов на сон и за работу. В Нью-Йорке как раз наступит утро, а мне позарез надо обсудить с Джейком последнюю стадию проекта. Что-то там не бьется. Надеюсь, в две головы мы с ним поймем, что именно. Так, все, пора идти.       Короткая передышка помогла и мысли чуть-чуть встали на место. Вовремя, чтобы понять, что я хотел сходить в библиотеку. Еще в самолете думал, что первым делом надо выяснить, по каким учебникам тут занимаются со студентами. И если с первым курсом еще все хорошо, их можно скорректировать на раз-два, то вот остальных скорее всего придется ломать. Не у всех авторов хорошая подача материала, у некоторых так вообще исключительно вредная и я сильно сомневаюсь, что тут будут именно авторы достойные.       Вызнав у встретившихся в коридоре парней, где в их Альма-матер достают знания в твердом виде, бодро двинулся к нужной лестнице и чуть не сбился с шага, когда буквально в трех метрах от себя увидел своего воробушка.       Девушка сидела на чемодане прямо посередине прохода, уронив голову на колени, и, кажется… спала?       Если сейчас поверну, это будет выглядеть как побег, причем в первую очередь от самого себя. А если она заметит? Хуже не придумаешь.       — Вербицкая, что за сидячая забастовка?       Мгновенно вскинула голову, а через секунду вскочила на ноги так быстро, будто я не вопрос задал, а над ухом у нее в трубу дунул. Куда ж ты, чудо? Свалишься же!       — Сергей Данилович, да я просто…       В два шага преодолев разделяющие нас ступени, аккуратно придержал за локоть, оберегая от падения.       — Тихо — тихо. Маргарита, я же вас не съем.       Она меня что, боится? Дернулась так, как будто сбежать хочет. Обидно… Та-а-ак, а почему глаза красные? Неужели, что-то случилось за те пятнадцать минут, что прошли с окончания занятий?       — Вы что, плакали? Вас кто-то расстроил?       Как она смешно морщит нос.       — Не кто-то, а что-то.       Так, уже легче. Не реви, воробушек, решим мы твою проблему. А в чем она, собственно, заключается?       Проследив за взглядом Маргариты, тотчас понял в чем причина ее расстройства. Чемодан приказал долго жить. Видимо, утрамбовала она его знатно, раз сидит на лестнице, ведущей в библиотеку.       — Не вынесла душа поэта позора мелочных обид… — мгновенно пришли на память известные всем строки.       — Что? Ах, вы в этом смысле. Простите, туго соображаю.       Да-да, я помню, что у тебя тоже была тяжелая ночь.       — Все нормально, Маргарита. И далеко вам с ним?       Кивнул в сторону чемодана, уже догадываясь, что услышу в ответ.       — Да нет, тут общага через дорогу. А что?       — Ничего.       Действительно, ничего. Ничего страшного, и ничего такого, чего бы я не смог сделать. Поэтому, не вдаваясь в лишние объяснения, просто подхватил ее вещи и стал спускаться вниз. Ничего, библиотека от меня не сбежит, а вот воробушек до дома сама долететь явно не сможет. Обернувшись, понял, что Маргарита все еще стоит на месте, ошарашенно глядя на меня.       — Дорогу-то покажете, Вербицкая? Или предпочитаете, чтобы я шел наугад?       Встрепенувшись, бросилась догонять. Хорошо, что у нее на ногах кроссовки и она не цокает по ступенькам, как горная лань. А то голова уже совсем чумовая, как глаза еще не закрылись сами собой, не понимаю.       — Сергей Данилович, может, я сама?       Робкий голос за спиной и я, даже не обернувшись, уже знаю, что увижу на ее лице румянец. Такой милый и трогательный… Такой…       — Что сама, Вербицкая?       — Ну-у-у, чемодан сама…       Рита — Рита, ну, что ты творишь? Что ты там в своей милой головке себе нафантазировала? А ведь нафантазировала, зуб даю. Вопрос, хорошо это, или плохо? Пока не понял. Но успокоить ее точно надо.       — Вербицкая, вот что вы себе напридумывали? А?       Страх. Паника. Стыд. Все это вихрем пронеслось в ее глазах, отчаянно смотрящих, кажется, в самую мою душу.       — Просто, вы утром…       Не выдержала, опустила взгляд.       С одной стороны, конечно, хорошо, что, то что я оказался ее преподавателем, никоим образом не повлияло на ее отношение ко мне. Она не стала мигом искать какую-то выгоду для себя и крутить «хвостом», как это делали ее подруги полчаса назад. А с другой — все-таки немножко обидно.       — Маргарита, — поставил чемодан на пол. Все же книг ей выдали много, утром этот зверь был куда как легче. — Не буду спорить, что вы мне понравились.       Глядя в широко распахнутые, мигом вскинутые на меня, глаза, в которых не без труда угадывалась паника, поспешил успокоить, затолкав пошатнувшееся самолюбие куда поглубже.       — Но… Но! Я, кажется, еще утром вам сказал, что навязчивым быть не люблю. К тому же, в свете открывшихся факторов, я никогда не стану искать внимание моей ученицы. Ведь я думал, что вы значительно старше. Так что, можете не волноваться за свою девичью честь.       Это уже не воробушек, это снегирь! Маленькая, красная птичка, непостижимым образом врезавшаяся в сердце, из которого ее придется вытаскивать клещами, если не чем покруче.       — Тогда, зачем вы это делаете?       — Здоровая мужская помощь, Рита, только и всего. Так что, кончайте рефлексировать и показывайте дорогу.