Куртка

      Коннор не мог объяснить подобное стечение обстоятельств иначе как удачей.       Проливной дождь, внезапно обрушившийся на Детройт, застал врасплох всех, кто был на улице. В то же время в криминальном мире внезапно наступило затишье, так что промокшие до нитки полицейские получили краткую передышку и возможность обсохнуть в стенах родного департамента. Коннор уже закончил свою работу и направлялся на выход мимо комнаты отдыха, когда заметил невероятное. Куча мокрых курток, развешанных на всех более-менее подходящих поверхностях, и ни одного человека.       И его куртка тоже была там.       Решение созрело мгновенно. Воровато оглянувшись по сторонам и убедившись, что рядом никого нет, Коннор споро подключился к камерам и, непрерывно отслеживая ситуацию, метнулся в комнату и схватил куртку в охапку. Не давая себе времени опомниться, почти бегом добрался до выхода из департамента, мигнул на прощание дежурному андроиду диодом и заодно затер все следы своего деяния на камерах.       Такси ожидало его уже шесть минут тридцать семь секунд, когда он наконец забрался внутрь и задал место назначения. Только когда машина завернула за угол, Коннор позволил себе расслабиться и взглянул на вещь в своих руках. Внезапная мысль заставила его подобраться. Он судорожно проверил карманы, но, к счастью, ни документов, ни ключей там не было. Коннор откинулся на спинку сиденья и позволил себе краткую реконструкцию, в которой ключи или документы были на месте и содрогнулся от мгновенной паники. Непростительное упущение с его стороны – забыть о такой вероятности. Но у Коннора было оправдание.       Он был в отчаянии.       С момента его девиации на Иерихоне прошел уже почти год. Девиантов со скрипом, но приняли как новый разумный вид. Им предоставили какую-никакую правовую защиту и возможность работать и зарабатывать, а также быть хозяевами самим себе. И Коннор, конечно, немедленно воспользовался всеми предоставленными свободами и пожалел об этом спустя неделю.       Оказалось, к свободам прилагаются ограничения. У людей есть понятие личного пространства. Различными сенсорами он напичкан под завязку. Его девиация приобрела причудливые черты. Ему отчаянно, безумно, невероятно нравятся прикосновения. Касаться самому, позволять касаться себя. Приятельски, дружески, чувственно. Трогать, гладить, ерошить волосы, обнимать.       Проблема была в том, что за исключением короткого объятия с Хэнком на утро после революции, больше никто и никак к нему не прикасался иначе как случайно. Но таких случайных прикосновений было ничтожно мало. Люди теперь берегли не только свое личное пространство. Ему приходилось красть касания исподтишка.       Чуть позже он стал ходить в спортзал департамента, здраво рассудив, что можно получить сколько угодно прикосновений, если участвовать в тренировках. Спарринги помогали. Ровно до того момента, когда его угораздило влюбиться в человека. Который никогда не соглашался на спарринги с ним, и не сказать, что соблюдал дистанцию. Но избегал.       И вот теперь он украл его куртку. Для чего? Реконструкция дала ответ почти мгновенно. Хотя бы так удовлетворить жажду. Хотя бы временно.       Из-за ливня на дорогах пробки и дорога до дома отнимает больше времени, чем обычно. Не в силах терпеть, пользуясь отсутствием водителя, Коннор вжимается лицом во все еще влажную куртку. Вдыхает полной грудью чужой запах и его слегка коротит из-за мимолетного ощущения. Одновременно болезненно плохо и одуряюще хорошо, и он беспокойно ерзает на своем месте, мысленно подгоняя беспилотное такси.       Когда такси высаживает его возле многоэтажного, длинного как змея, кондоминиума для андроидов, Коннор уже на грани критического отключения из-за перегрева.       Он судорожно натягивает на себя куртку, запахивается по дороге к лифту. Поднимается на свой пятьдесят первый – какая ирония – этаж весь окутанный чужим запахом. Он специально отключает лабораторные протоколы, чтобы насладиться анализом уже дома, наедине с самим собой.       Квартира – студия с условно кухонной нишей и душевой кабинкой за перегородкой – встречает его привычной тишиной и почти стерильной чистотой. Он так и не решился завести питомца или хотя бы растение в горшке – работа детектива опасна и кроме того он опасается сублимации желаний. Все еще слишком упрям, чтобы довольствоваться настолько малым.       Коннор проходит прямиком к зеркалу и смотрит на свое отражение. В чужой куртке он выглядит странно. Коннор включает рецепторы и глубоко вдыхает чужой запах, разлагая его на составляющие. Мокрая кожа составляет основу. Терпкий, дурманящий аромат парфюма ложится на нее удивительно органично. Слабый запах пота, чуть сладковатый, едва заметный, маскируется дезодорантом, но Коннор все равно улавливает его, цепляет, отделяет от искусственных. И самый главный, самый желанный, запах самого человека, Коннор бережно сохраняет его частички, впитывает всей системой, прикрывая от удовольствия глаза. Реконструкция запускается самопроизвольно и на сотую долю секунды он оказывается в объятиях человека. Система сыпется под внезапной нагрузкой и Коннора прошибает острой дрожью удовольствия.       Решительно стянув с себя куртку, Коннор избавляется от собственной одежды. Оставшись обнаженным, он медлит пару мгновений, прежде чем взять куртку. Садится на диван и снова натягивает ее на себя. Подумав, ложится на бок и подтягивает ноги к груди, так что почти полностью скрывается под тяжестью одежды.       Коннор слегка ерзает под курткой и система мгновенно моделирует чужие прикосновения. Как бы человек касался его. Грубо, жестко хватал бы за руки и плечи. Мягко и нежно касался груди и живота. Плавно вел бы по ногам. Пытался размять ненастоящие мышцы на спине. Гладил по лицу. Коннор поскуливает от нетерпения, потираясь щекой о борт куртки. Так хорошо. Он обводит пальцами кружок регулятора насоса, старательно зажмурив глаза и отключив сенсоры на кончиках пальцев. Как будто он касается его прямо сейчас.       – Коннор, – бормочет он чужим голосом, – Коннор. Покажи мне как тебе нравится. Коннор.       Его перемыкает от того как звучит его имя, произнесенное этим голосом с мягкими мурлыкающими нотками. Не имеет значения, что он зовет себя сам. Он тянется рукой между ног и обхватывает твердый член. Он упустил момент запуска, потому что программа запустилась без прямой команды и ему почти больно от череды беспорядочных импульсов сексуального возбуждения. Сейчас программа ведет себя как вирус, и его системы жизнеобеспечения сбоят. Коннор сжимает член одной рукой, пока ведет второй снизу вверх от живота к горлу. Программа имитации голоса самопроизвольно запускается и отключается и он снова и снова зовет сам себя: "Коннор! Кон! Иди ко мне, Коннор!" и тут же отзывается своим собственным, звучащим металлически и непостижимо сорванным, хриплым голосом: "Еще, еще! Не отпускай меня, пожалуйста!"       Машинный оргазм скручивает его тело аппаратным сбоем, насос сбивается с четкого ритма и выдает прерывистые такты, а программы критически завершаются из-за перегрева процессора. Коннор кричит от сладкого, приправленного болезненной паникой, удовольствия, вжимаясь в чужую куртку, и проваливается в принудительную перезагрузку.