Если любишь, значит должен отпустить

      Она медленно приближается к телу покойника. Предательски медленно, словно желая растнуть свои же мучения.       Её любовь... тайная и вечная...       Эта девчонка из клана Монтекки с самого детства по уши влюблена в Меркуцио Скаллигера, но тот никогда не отвечает ей взаимностью... впрочем, как и кому-либо. Всегда озорной, заражающий жизнерадостностью и позитивом, такой смелый и бойкий — она обожает его. А вот сам юноша даже не смотрит в её сторону! Нет, разумеется, иногда уделяет «достойное» внимание, но только как союзнице... даже не любовнице, как то бывает со многими другими девками Вероны!       А сейчас тупо больно, словно сердце пронизило тысячи стрел. Она видит всё — Тибальт из-под руки Ромео ранит её возлюбенного, злобно смеясь! Так хочется кинуться в столь нечестную дуэль, но какие-то парни не дают этого сделать. Чёрт, они издеваются?!       — Бегите за лекарем! Он умирает!       Никто не слушает.       — Эй, идиоты безмозглые, вы смерти друга хотите? Он уже мечется в агонии, уложите его, иначе станет только хуже!       Всем будто бы наплевать с высокой колокольни. Тогда Монтекки хочет сама ринуться за врачом, но тут слышит оглушительный крик Ромео и сразу всё понимает. Оборачиваться нет смысла.       — Ты мог бы жить...       И полюбить однажды!       Но не повторить       Жизнь эту дважды...       А что дальше уже не важно: убитый Тибальт, герцог, истошные голоса — всё сливается напрочь.       Девушка на негнущихся ногах подходит к бездыханному телу Меркуцио. Боже, и в смерти он прекрасен: мягкие кудряшки, изящные черты лица, статное тело, а губы... тёплые и нежные... Да, Монтекки впервые целует его, после чего прижимает к себе и начинает укачивать на руках, словно ребёнка, приговаривая:       — Ничего не бойся, я с тобой... Не уйду отсюда, слышишь?       По лицу даже не текут слёзы, сил плакать не остаётся. Бедняжка просто обнимает Меркуцио, раз за разом повторяя, что любит.       Любит его...       И никакие возмущённые возгласы, мол, нужно отойти от тела и отнести мертвеца в церковь, не заставляют Монтекки сдвинуться с места.       — Пошла от него!       — Уходи! Он издох, отдай уже тело!       — Нам надо похоронить его, уйди прочь!       Монтекки всё равно на этих злых людей животных города. Плевать на оскорбления и ругань! Она просто сидит, перепачкавшись в крови, удерживя на руках Меркуцио и напевая ему какую-то колыбельную:       — Лаванды цвет, дили-дили, синий как лен,       Я королевою буду, ты королем...       Синий как лён, дили-дили, счастья наш свет,       Будешь влюблён, дили-дили, и я в ответ...       — Что же ты его мучаешь? — раздаётся тихий, но ласковый голос брата за спиной. — Разве не видишь, его душа хочет на небо, а ты его не отпускаешь.       — Не могу его отпустить, — шепчет та, прижимаясь ещё сильнее к начинающей коченеть щеке Скаллигера. — Не могу, пойми.       Бенволио, опустившись на корточки, тихо произносит, гладя её по спине:       — Ты же его любишь? — она согласно кивает, смаргивая предательские слёзы. — Ну вот, если любишь, значит должна отпустить, как бы потом не было больно.       Девушка до хруста стискивает зубы, но прислушивается к словам юноши. Оставив на его губах последний, прощальный поцелуй, который тут же растаял холодной льдинкой, она поднимается, аккуратно переложив тело в руки Бенволио.       Если любишь, значит должен отпустить...       Монтекки это сделала, и она счастлива... Её Меркуцио отныне свободен. Остался только один, самый главный вопрос: почему же слёзы предательски льются из глаз, орошая всё вокруг, а боль сжимает сердце ещё сильнее?       Почему?..