О предпочтениях

Джафар любит побеждать. Конечно же, он знает о том, как опасны могут быть желания, загаданные Джину. Он не один год потратил на то, чтобы заполучить лампу, и знал о ней едва ли не больше самого Джина. Конечно же, он не ведется на глупые попытки Аладдина спровоцировать его на допущение непоправимой ошибки. И, конечно же, он отыграется на них всех по полной за то неуважение и пренебрежение к его персоне, которое он испытывал со времен заключения в темнице Ширабата. Но ни новый титул султана, ни женитьба на Жасмин, ни внезапная кончина ее отца не стали для него большей наградой, чем заключение Аладдина. Джафар любит держать все под контролем. И ситуацию, и людей. Он полностью контролирует обстановку в своей стране и приобретенную посредством разгрома Ширабата армию. Ему удаётся даже почти абсолютный контроль над своей женой, которая после известия о смерти своего отца и казни Алладина, казалось бы, сломалась. Она больше не перечит ему и не смотрит исподлобья, как в былые времена, а лишь днями напролет сидит и печально смотрит на сад, где когда-то чаевала с Далией. Даже во время секса со своим мужем Жасмин больше не выказывает прежнего сопротивления. Как бы Джафар не ломал ее тело, не вдавливал в кровать, шепча на ухо не самые приятные ее слуху вещи, она остается равнодушна. Лишь иногда кривится, словно бы от боли, и пытается отвести взгляд, когда он очередной раз доказывает то, кому она теперь принадлежит. Ее хотят видеть при дворце, но не слышать. Джафар не любит ошибаться. Он доволен своей маленькой победой над этой непокорной сучкой. Джафару скучно. Джафар любит держать всех в дураках. Ему даже не понадобилось использовать магию, чтобы убедить жителей Аграбы в том, что принц Али был казнен в стенах палаца за попытку убийства нового султана. Его забавляет то, что многие были этому даже рады. Он любит рассказывать об этом Аладдину так же сильно, как любит рассказывать о том, как трахает его возлюбленную Жасмин. Аладдин смотрит на него со всей ненавистью и презрением так же, как она смотрела когда-то. И Джафар, конечно же, воспринимает это как новый вызов. Видеть мальчишку сломленным и побежденным, скованным внутри тайной комнаты своих покоев и рассказывать ему о том, что он делает с губами, которые Али когда-то целовал, — это как снова и снова переживать день своей победы. Но в какой-то момент этого становится мало. Джафар любит смелость, которой Аладдин не был обделен. Он не прекращает попыток освободиться от кандалов, стирая собственные запястья до крови, и посыпает бывшего визиря всеми возможными ругательствами. Чем-то он напоминает ему Жасмин до того, как она стала живой тряпичной куклой. Но Джафар аккуратно поправляет себя и мысленно отмечает, что эта принцесса напоминала ему об Аладдин. Она была лишь отголоском всей той ярости и чувственности, что переполняли парня. Поэтому она и сломалась. Конечно же, он рассказывает об этом Али, о своей очередной победе и о том, как ему это удалось. Он с упоением наблюдает, как бывший принц меняется в лице, смакует взглядом появление каждой морщинки, когда тот хмурится. На его лице читается и злость, и боль. И Джафару кажется, что еще немного, и эти чувства станут буквально осязаемыми. Он никогда прежде не видел ничего настолько завораживающего, что, сам не понимая того, прерывает свой рассказ на моменте проникновения в Жасмин фразой: «Хочешь, покажу, как это было?». Джафар любит быть первым. Во всем. Он сначала сам пугается собственной озвученной вслух мысли настолько, что почти колеблется. Но, словив на себе изумленный, непонимающий и (возможно ли?) напуганный взгляд Аладдина, у него становится тесно в штанах. Эта мысль заседает у него в голове роем пчел, когда он наклоняется и начинает подползать на подушках ближе к принцу. Аладдин, казалось бы, не верит в происходящее и сначала просто тупо смотрит на султана. Но когда тот оказывается совсем близко и слегка касается длинными тонкими пальцами бедра парня, он резко дергается назад (насколько ему это позволяет цепь). Но это лишь вызывает улыбку Джафара и новый приступ боли от ран на запястьях. Джафар перехватывает свободной рукой подбородок мальчишки и наклоняется, чтобы поцеловать. Аладдин словно бы снова обретает дар речи и еще раз пытается отодвинуться от бывшего визиря, посыпая его ругательствами. И потом, понимая безуспешность своих попыток, накрепко сцепляет зубы, отказываясь принимать язык ненавистного ему человека в свой рот. — Какой непослушный, — Джафар почти ласково проводит пальцами по лицу Аладдина, начиная от виска и задерживаясь на мягких горячих губах. Их глаза на одном уровне, и султан не может сдержаться, чтобы снова не ухватиться за подбородок и не облизать рот мальчишки. Джафар жадно и смазанно целует его губы, старается проникнуть языком дальше, но встречает препятствие в виде намертво сцепленных зубов. Второй рукой он начинает гладить внутреннюю часть его бедра, то и дело надавливая большим пальцем на выпуклость в штанах. Он облизывает его зубы, жадно и больно кусает губы, а после, словно бы в извинениях, мягко целует их. Алладин прикрывает глаза, и Джафар не без удовольствия отмечает, что у парня встает. Теперь он позволяет себе пойти дальше. Он медленно, словно наслаждаясь даже этим незамысловатым процессом, справляется со шнуровкой на его штанах и запускает туда руку. От соприкосновения с ней член Алладина дергается в очередной раз, становясь полностью твердым. В этот момент парень позволяет себе слегка приоткрыть рот, издав краткий неконтролируемый стон, и Джафар, пользуясь моментом, проникает языком внутрь. В памяти мимо воли всплывает картина того, как яростно Аладдин кричал о том, что визирь не получит с помощью лампы того, чего он хочет на самом деле. Что он всегда будет вторым после Джина. Но сейчас реакции мальчишки честнее любых слов, и Джафар понимает, что он девственен. Все же, в чем-то он точно будет первым. А Джафар любит быть первым.