Несколько дней назад на Драконий камень впервые прилетел белый ворон — один из верных предвестников наступления холодов. И сейчас, наблюдая за тем, как впервые за последние десять лет прибрежные воды Узкого моря покрываются тонким слоем прозрачного льда, сир Джорах Мормонт как никогда был уверен — на земли Вестероса опустилась зима.
Сегодня андал поднялся в свои покои раньше обычного. С самого утра он чувствовал, как его лихорадит, и его уставшее тело нуждалось в отдыхе. Хотя серая хворь давно отступила, глубокие рубцы и едва успевшие затянуться раны всё ещё давали о себе знать. Той лечебной мази и макового молока, что Сэмвелл Тарли дал Джораху после его удивительного исцеления в Цитадели, оказалось недостаточно, и Мормонту приходилось заглушать боль вином. Неоспоримым достоинством этого напитка было то, что он мог излечить от любого из существующих недугов — как физического, так и духовного. Но если вопрос с телесной скорбью решался парой терпких глотков, то дела с изувеченным сердцем обстояли иначе.
Несмотря на то, что Джорах Мормонт как преданный рыцарь поклялся своей кхалиси во что бы то ни стало найти лекарство, излечиться и быть рядом с ней, в глубине души он надеялся на скорую смерть… если не от серой хвори, то от лезвия своего меча. Любить женщину, которая не испытывает к тебе ответных чувств, — это всё равно, что взбираться на гору, чтобы, достигнув её вершины, ринуться вниз.
За дверью послышались чьи-то шаги. Джорах обернулся на звук, и его рука инстинктивно легла на резную рукоять меча. Столь быстрой реакцией и готовностью незамедлительно вступить в бой с противником мог похвастаться, разве что, командующий армией Безупречных. Разница заключалась лишь в том, что Серый Червь был готов умереть за свою королеву, но преданный медведь — за любовь всей своей жизни.
Большая дверь протяжно заскрипела, и в комнату ворвался промозглый ветер, отчего пламя свечи затрепетало и едва смогло удержаться на тонком фитиле. Мормонт увидел, как невесомый подол вышитого шёлка проскользнул в его покои, а вслед за ним на пороге появилась она.
— Ваше величество, — он покорно опустился на колени возле Дейенерис, отложив в сторону свой меч.
— Встаньте, сир Джорах, — изящным движением руки она повелела Мормонту подняться с колен, и он незамедлительно последовал её приказу. — Сегодня я пришла не как Ваша королева, а как Ваш… друг.
— Что привело Вас в столь поздний час?
— Сегодня вечером Вы отказались от ужина, — негромко проговорила кхалиси и обеспокоенно посмотрела на своего рыцаря. — Вам нездоровится?
Дейенерис подошла ближе и, развязав шнуровку на изношенной рубахе Джораха, обнажила часть его груди. Она осторожно положила свою ладонь на болезненные узоры, оставленные серой хворью на его теле, и тихо спросила:
— Вам больно?
Мормонт покачал головой и успокаивающе улыбнулся:
— Уже нет, кхалиси. Это всего лишь шрамы, — Джорах бережно взял её ладони и осторожно притянул их к своей груди, к тому самому месту, где сейчас взволнованно билось сердце влюблённого рыцаря. Бледные следы былых увечий тонкой паутиной растянулись по коже её рук и, казалось, что только им одним известно, какие трудности пришлось преодолеть их обладательнице.
Не боясь показаться слишком настойчивым и бесцеремонным, он коснулся губами бледных пальцев Дейенерис, отчего та лишь одобрительно улыбнулась. В этот момент, чувствуя своей кожей ещё не зажившие раны на её руках, он как никогда ощутил незримую связь между собой и королевой. Нелёгкая судьба отпечаталась на их прекрасных телах глубокими шрамами, каждый из которых стал вечным символом стремления к одной единственной цели — вернуть железный трон его законной наследнице и увидеть, как после этого преобразится мир.
— Простите, если я потревожила Ваши сны…
— Нет-нет, я рад, что Вы здесь, кхалиси, — подойдя ближе к Дейенерис, он посмотрел в её глубокие глаза и продолжил: — Теперь я смогу попрощаться с Вами без посторонних глаз.
— Попрощаться? — неуверенно повторила она, и, к своему удивлению, Джорах уловил в ее голосе едва слышный испуг.
— Завтра мы выходим за стену, — на мгновение он замолчал. Мысли о том, что ждёт его там, на земле одичалых и белых ходоков, пугали его не меньше расставания с Дейенерис. — И многие из нас могут остаться там навсегда.
— Но вы храбрый воин, — кхалиси покачала головой. — Я не раз видела то, как умело вы обращаетесь со своим мечом. Вы защитили меня от Квото, мужественно сражались в бойцовой яме и ни раз спасали мою жизнь…
— Твари, которые подстерегают нас по ту сторону стены, куда страшнее любого дотракийского воина, сына Гарпии или наемного убийцы. И если мне суждено встретить там свою смерть, я покорно приму её, зная, что это было не напрасно.
— Вы обещали быть моей силой, — дрожащим голосом произнесла Дейенерис, и Джорах почувствовал, как в её часто вздымающейся груди надломился стальной стержень. В долю секунды от сильной и непреклонной королевы не осталось и следа, а в её сбивчивом голосе заговорило давно забытое чувство детской обиды. Больше всего на свете Мормонт хотел прижать её к себе, но вместо этого он лишь наклонился ближе и, обхватив кончиками пальцев серебряную прядь волос, осторожно заправил её за ухо Дейенерис.
— Если я не вернусь, о Вас смогут позаботиться люди, которые любят Вас. Серый Червь, Тирион Ланнистер и даже… Джон Сноу.
— Джон Сноу? Король Севера? — выгнув бровь от удивления, Дейнерис усмехнулась. — Вы, верно, шутите. Он настолько горд, что не готов преклонить колено перед единственной законной наследницей железного трона. С чего бы ему любить меня?
— Неужели Вы не замечали, как он смотрит на Вас? — Джорах грустно улыбнулся. — Он в Вас влюблён.
— Он может испытывать ко мне все, что угодно, но в одном я точно уверена — Джон Сноу никогда не смотрел на меня так, как смотрите Вы.
В воздухе повисла тишина.
— Мои чувства не имеют никакого значения, кхалиси.
— Разве вы больше не любите меня, сир?
— Конечно, я люблю Вас, и с каждым днём все сильнее, но что значат мои чувства, если…
— Тише, мой милый медведь, — не дав рыцарю договорить, ласково произнесла кхалиси, касаясь своими тонкими пальцами его бледного лица.
Услышав это, Мормонт горько улыбнулся. С тех самых пор, как он узнал, что за свои грехи ему суждено встретиться с ледяным мечом Эддарда Старка, он со стыдом носил свою фамилию и не считал достойным называть себя медведем. Но кхалиси всегда с особым теплом напоминала Джораху о том, кто он есть на самом деле.
— Вы слишком добры ко мне, Ваше Величество, — Мормонт покачал головой, и от одной лишь мысли об ошибках, совершённых в прошлом, его лицо исказилось гримасой боли. — После того, как я поступил с Вами, мне едва ли позволено находиться здесь.
Белокурая Дейенерис успокаивающе положила руку на его плечо:
— Несколько писем Варису никогда не изменят того, что я обязана Вам жизнью. Вы дважды спасли меня, хотя и не должны были этого делать.
— И всё же я предал Вас, предал свою семью и стал позором для всего дома Мормонтов. Мой отец, мои сёстры и племянники — все отказались от меня, и я не в праве их судить. Иметь в роду человека, промышлявшего торговлей людьми… что может быть унизительнее?
— Вы хороший человек, сир Джорах, и в мире не существует того, кому я могла бы довериться так, как доверяюсь Вам, — кхалиси нежно обняла его своими тонкими руками, и Джорах ощутил, как за всего за одну ночь бездонная пропасть между ним и королевой стремительно затянулась, будто ещё одна глубокая рана на его груди.
Он не заметил, как его сильные руки сомкнулись за её спиной, а сухие солёные губы коснулись её лба. Впервые она была так близко, и он мог даже рассмотреть мелкие цветы багульника, вплетённые в белокурые волосы Дейенерис. Больше всего на свете он хотел не отпускать её, хотел, чтобы она всегда была здесь, подле его груди, и держала в руках его сердце, которое он уже очень давно и безвозвратно отдал своей королеве.
— Мой добрый друг, Вам стоит набраться сил, — сказав это, она отстранилась от рыцаря и рассеянно посмотрела на него своими огромными глазами.
В эту секунду они оба отчётливо ощутили, как между ними возникло напряжение, звенящее, будто струны студёного ветра. Не произнося ни единого слова, кхалиси стремительно вышла из покоев Джораха, и вместе с глухим звуком захлопнувшейся двери, в воздухе развеялись и его последние надежды. Мормонт медленно опустился на край постели. «Верный рыцарь, ближайший советник, добрый друг», — как часто он слышал эти слова и чувствовал, как каждое из них раскалённым клеймом отпечатывается на его сердце. Не секрет, что больше всего на свете он хотел служить своей королеве, но только богам было известно, как велико в нем желание любить её. Он ни раз представлял, как покрывает своим плащом тонкие плечи кхалиси, принося ей ещё одну верную клятву — любить и беречь её всю свою жизнь, до самого последнего вздоха… но его чересчур смелым мечтам так и не суждено было сбыться.
Не сказать, что Джорах Мормонт считал себя недостойным королевы. За многие годы, проведённые рядом с Дейенерис, он успел проявить себя как достойный человек и отважный воин. В свои годы он всё ещё был храбр и полон сил, а его умению обращаться с оружием могли позавидовать многие. Но был один враг, справиться с которым был не в силах даже первый меч Браавоса, — старость.
Джорах знал, как тепло относится к нему королева, и в глубине души даже надеялся на то, что она любит его какой-то своей особой любовью, но, если выбор вставал между старым медведем и молодостью, она всегда выбирала второе. Так было с Даарио Нахарисом, так будет и с Джоном Сноу.
Внезапно тяжёлая дверь распахнулась настежь, и на пороге, босая, в одном лишь нижнем платье, вновь возникла она.
— Кхалиси, — удивлённо прошептал Джорах.
— Не смей прощаться со мной, Джорах Мормонт! — едва сдерживая слезы, но все ещё стараясь сохранить присущее королеве самообладание, произнесла Дейенерис. — Я уже отпустила тебя однажды, и одним только богам древней Валирии известно, чего мне стоило жить все эти долгие месяцы! Ты обязан вернуться ко мне…
Джорах молчал, не сводя глаз с королевы. Желание быть рядом с ней было так велико, как никогда раньше, и впервые непоколебимый рыцарь был готов сдаться овладевшим его чувствам. Наблюдать за тем, как прозрачная ткань струится по её обнажённому телу, было невыносимо, и Мормонт тяжело вздохнул. На его глазах из беззащитного дитя она превратилась в прекрасную и сильную женщину, чьи округлые формы пленили, как никогда прежде.
В прошлый раз, отправляясь на поиски лекарства по приказу кхалиси и прощаясь с ней навсегда, он лишь выдавил из себя неловкое признание, но теперь всё было иначе. Всё внутри него кричало о любви, и осознание того, что эта холодная ночь на Драконьем камне может оказаться последней в его жизни, освобождало Мормонта от оков его совести.
Забыв о всяческой скромности и рыцарских клятвах, сир Джорах быстро преодолел расстояние между собой и Дейенерис. Обхватив своей сильной рукой её тонкую талию, он одним резким движением притянул кхалиси к себе и приник к её приоткрытым губам. Он знал, что поступает опрометчиво, и был готов к любому исходу событий, ведь целовать королеву без её позволения — непростительное бесстыдство. Но, вопреки всем его страхам и сомнениям, Дейенерис ответила на его неосторожный поцелуй.
Не счесть, сколько долгих ночей Джорах Мормонт провёл в мечтах об этой минуте, сколько раз, засыпая в холодной постели, он мысленно целовал её пухлые губы, прижимал к себе её хрупкое тело и шептал ей о своей любви. И вот сейчас она была здесь, обезоруженная и покорная, сама тянулась к нему, словно цветок к солнцу, умоляя вернуться.
В эту минуту она показалась ему такой беззащитной, и на мгновение Мормонт вновь почувствовал себя огромным медведем, полным сил и решимости уберечь своё драгоценное дитя от всех бед. Джораху было лестно то, что именно рядом с ним, в кольце его сильных рук и подле его верной груди бесстрашная и непреклонная воительница наконец-то позволила себе быть слабой. Нет, она всё ещё оставалась его Кхалиси, храброй и рвущейся в бой верхом на своём драконе, но не здесь и не сейчас. Если сейчас между ними и разворачивалась схватка, то только с собственными чувствами, и они оба её проиграли.
— Кхалиси, я… — на мгновение Джорах отстранился, и секунда, проведённая вдали от губ Дейенерис, показалась ему вечностью. — Я поступил недостойно…
— Замолчи, — не дав ему договорить, настойчиво произнесла королева и коснулась ладонью его небритой щеки. Свободной рукой она потянула тонкую шнуровку на своей груди, и в то же мгновение её нижнее платье соскользнуло на пол.
Джорах неслышно вздохнул. Впервые он видел её обнаженной, когда, потеряв здравый смысл, она самоотверженно вошла в пылающий огонь погребального костра кхала Дрого. И сейчас Мормонт не понимал, как за столь короткий срок самая красивая женщина Вестероса, королева его мечт и самых смелых желаний, могла стать ещё прекрасней.
Одним осторожным движением он вытащил костяной гребень из её волос, отчего серебряные локоны рассыпались по бледным плечам Дейенерис. Они казались почти прозрачными в таинственном свете луны, что не могло не вызвать восхищения у верного рыцаря. За полвека своей жизни, ему доводилось видеть множество прелестных женщин, но ни одна из них не могла сравниться с его королевой.
Джорах почувствовал, как мягко легли на его грудь горячие руки кхалиси, и она в исступлении прижалась к нему всем своим телом. Сейчас она не была женой великого кхала, не делила ложе с самовлюблённым Даарио Нахарисом и не отвечала на жадные взгляды иноземного бастарда. Она была его Дени, той самой белокурой принцессой в прозрачных шелках, которую он впервые увидел на дотракийской свадьбе. Он вспомнил, как тогда подарил ей старинные книги с легендами и сказаниями о Вестеросе в надежде напомнить о том, что все эти годы было так дорого для неё и чего он сам лишился — о доме. И если раньше, молясь о своём возвращении к родным землям, он мечтал о Медвежьих островах, то сейчас ему открылась одна простая истина: все годы скитаний от зеленого моря до земель Вестероса он был дома, ведь дом — это она.
***
Утопая в предрассветных сумерках, она лежала на его сильной груди и слушала, как размеренно бьётся его сердце. Переполненное любовью и наивысшим чувством долга, оно издавало частые удары, каждый из которых говорил о чувствах Джораха громче любых слов. Несмотря на то, что прошлая ночь всё ещё казалась Мормонту несбыточным сном, в одном он был точно уверен: там, за стеной, он хотел вспоминать лишь о том, как она лежит в его постели, окутанная невесомым облаком шёлковых простыней из Кварта.
— Останься со мной, — прошептала Дейенерис, погружаясь в сон. — Тебе не нужно рисковать своей жизнью лишь ради того, чтобы доказать своё превосходство над королем Севера.
— Джон Сноу здесь не при чём, — Джорах ласково погладил её по волосам. — Всё дело в том, что когда-то очень давно я пообещал защищать Ваше Величество. И то, что я безмерно влюбился в свою королеву, не отменяет рыцарских клятв. Я уже много раз был готов отдать за Вас свою жизнь, и с каждым днём эта медвежья преданность растёт вместе с моей любовью. Ещё утром я думал о том, что погибну от рук белых ходоков в бесконечных снегах Севера, но теперь, — он провёл рукой по прекрасному лицу Дейенерис, касаясь кончиками пальцев ее пухлых губ. — У меня наконец-то появилась веская причина вернуться… дорогая, любимая кхалиси.
— Только ты называешь меня кхалиси… Почему?
— Вы можете быть, кем угодно, — склонившись над ней, Мормонт улыбнулся и принялся играть с серебряным локоном её волос. — Дейенерис Бурерожденной из дома Таргариенов, именуемой первой, от крови древней Валирии, Неопалимой, королевой Миэрина, андалов, ройнаров и первых людей, разрушительницей оков и матерью драконов… но для меня Вы навсегда останетесь кхалиси, которую я встретил среди голых степей, горячих песков и волн Дотракийского моря, которую я полюбил и которой поклялся служить до конца своих дней.
Дейенерис взглянула в его глубокие синие глаза и, казалось, разглядела в них всю любовь мира. Сир Джорах всегда смотрел на неё так, будто видел последний раз в жизни, но сейчас, когда смерть буквально дышала ему в затылок, он как никогда прежде желал, чтобы она услышала эти слова:
— Я люблю Вас, моя королева.
— Нет, — Дейенерис покачала головой и, приложив свой палец к губам рыцаря, приблизилась к его лицу. — Anha am khaleesi.
— Кровь моей крови, — с этими словами Джорах прижался лбом к её мягкой щеке и впервые за долгое время отчётливо ощутил, что он, подобно блудному сыну, наконец-то вернулся домой…
Утром, сидя подле спящей Дейенерис и вслушиваясь в её размеренное дыхание, Мормонт размышлял о том, что ждёт его по ту сторону стены. За последние годы Джорах ни раз прощался с королевой в своих мыслях: когда она едва ли не вкусила отравленного вина на базаре и чуть не погибла, рождая на свет сына кхала Дрого, когда она впервые выгнала его, узнав о предательстве, и когда его самого чуть не унесла на тот свет серая хворь. Каждый раз он думал, что больше никогда не увидит свою кхалиси, и каждый раз часть души безмерно любящего медведя умирала в страшных муках. Но сегодняшним утром, оставляя нагую и прекрасную Дейенерис в своих покоях, он пообещал себе, что больше никогда с ней не попрощается, даже если богам будет угодно иное.
***
Влажный ветер приносил с собой холодный запах водорослей и мокрого песка, а пришвартованная к берегу гребная лодка уже была готова к отплытию. Неподалёку суетились люди, и только Джорах Мормонт, стоя подле своей королевы, хотел, чтобы всё вокруг стихло, а время повернулось вспять.
Он взглянул в её глаза — они были прекрасны, будто пара бархатных фиалок распустилась в садах заснеженного Вестероса после долгой зимы. Джорах мягко обхватил руками её холодные ладони и, поднеся их к своим губам, нежно поцеловал тонкие пальцы, точно как прошлой ночью, когда она прекрасным видением возникла в его покоях.
— Никогда не забывай о том, что ты обещал мне вернуться, Джорах — андал, — ласково сказала Дейенерис и нехотя отняла руку от его губ. — Или ты вновь хочешь со мной попрощаться?
— Нет, кхалиси, — он нежно улыбнулся, касаясь ладонью её щеки. — Я скажу: «До свидания».
Поклонившись, Джорах поспешил прочь. Он знал, что если позволит себе ещё раз посмотреть на неё хотя бы издалека, то никогда не сможет покинуть её вновь. Толкая тяжёлую лодку в солёное море, он обернулся, но лишь на мгновение, чтобы в последний раз взглянуть на прекрасное лицо своей кхалиси. И в эту секунду, встретившись взглядом с аметистовым блеском в глазах Дейенерис, он вспомнил всё: и жаркие поцелуи любимых губ, и то, как волшебно играл лунный свет в её длинных волосах, и как во что бы то ни стало он обещал ей вернуться в то самое место, о котором молятся они оба, — домой.
