Больное и навязчивое

      В комнате очень темно.       Единственное о чём Дазай сейчас думает — это темнота в комнате. Темнота помешает им найти оставшиеся улики, и обвинения в сторону мудаков, похищавших женщин-эсперов, будут недостаточно аргументированы.       «Здесь темно и жутко. Это так возбуждает» — брюнет вспоминает собственную фразу, сказанную сто лет назад в похожем здании. Такое же заброшенное и тёмное, оно навеяло воспоминания.       Может ли здесь появиться сексуальная Сасаки Нобуко и развеять его сомнения?       Нет, конечно, Дазай. Она же мертва.       Ацуши включил в комнате свет, и это немного помешало планам Дазая думать о тёмной комнате.       Ученик спросил что-то о начале поисков в этом классе. Дазай что-то ответил. Возможно, откровенную ерунду, но, иногда, язык работает быстрее, чем мозг. Особенно, когда ты сосредоточен на контроле своих мыслей. Поэтому пусть Ацуши ищет улики в следах пыли, или что там Дазай ему сморозил.       Заброшенная начальная школа оказалась полезна некой небольшой безымянной группировке, члены которой занимались только тем, что стремились воплотить в жизнь свои грязные фантазии. Идея похитить несколько женщин с изюминкой, видимо, понравилась этим мудакам, а эту школу они использовали для своих утех.       Бедные девушки были сопровожены вниз с медиками, а группировка уже укатила в одной машине с полицией.       А Ацуши, Дазай и Куникида проверяли здание на наличие дополнительных улик, указывающих на виновных.       Только никаких улик тут нет.       Ни в этом классе, ни в остальном здании.       Дазай знает. Пока Ацуши с Куникидой спасали жизни, он осматривал школу, и всё, что было, уже нашёл.       Поэтому они не разделились, как предлагал Куникида. Напарник пошёл один, а Дазай увязался за Ацуши, всё равно поиск будет одинаково неэффективен.       Эта ложь вызывает небольшой зуд в коленях, ведь о ней никто не узнает, как обычно. Приятное чувство контроля, которое сегодня можно ощутить только так.       Потому что он перестал контролировать свои мысли — они, как вода из дамбы, прорвались сквозь маленькую трещинку в стене, которая появилась, когда заработал свет.       Нет контроля мыслей — нет контроля вообще. Не у Дазая.       — Вы так долго молчите, — Ацуши запихнул обратно в шкаф пролистанные папки, — что-то здесь не так?       Дазай «отклеился» от стены, у которой стоял мрачной тенью, и сделал несколько шагов к ученику, соблюдая дистанцию. Сейчас было особенно важно соблюдать дистанцию.       — Ацуши-кун, — Дазай неслышно закрыл шкафчики и снова отошёл от Накаджимы, предоставляя шанс бежать, если вдруг что, — …у тебя когда-нибудь были навязчивые мысли или желания?       Дазай шептал, и сам понимал, что это жутко. Но если Ацуши испугается этого, то от всего остального можно и нервный срыв схватить.       — Я не уверен… что можно считать навязчивыми мыслями и желаниями, — ответил парень, наклонив голову, будто признавая свою вину в чём-то.       — Можно тебе отсосать? — спросил Дазай напрямую.       — А…? П-погодите, ч-ч-что?! — Ацуши от шока сел на ближайшую парту и оживлённо зажестикулировал, — Как вы можете говорить такое так спокойно?!       Дазай медленно и плавно подошёл к парте. Под бешеным взглядом Накаджимы, излучавшим неверие, страх, панику и какое-то неясное предвкушение, Осаму встал на колени.       Он ненавидел просить, и никто на этой земле не видел его просящим так.       Но «ненавидеть» — не значит «не уметь». К тому же, перед этим человеком происходящее совсем не ненавистно.       Ацуши смотрел вниз, прямо в глаза Дазаю. Лампы на потолке класса неприятно моргали и не давали понять его выражение лица, но видеть наставника перед собой, стоящим на коленях, было до тревоги странно. Парень дёрнулся, когда Дазай сделал какое-то движение.       Осаму прикоснулся левой щекой к ширинке бридж Ацуши и потёрся об неё. У Ацуши сбилось чёртово дыхание.       — Пожалуйста, мне просто нужно кое-что проверить, — Дазай продолжал потираться своим лицом о промежность Накаджимы, пока тот думал «Нихрена себе проверки!» и старался успокоить свои сердце, дыхание и тело, заходящиеся в панике и возбуждении, — Ацуши-кун, Ацуши-кун… Ацуши-ку-у-ун… — всё это звучало так, будто Дазай приходит в экстаз, произнося его имя. В штанах ожидаемо становилось тесно.       Дазаю это тоже было заметно. Его горячее и, между прочим, давно сбитое дыхание фантомно обжигало Ацуши сквозь брюки.       Но Ацуши всё ещё не дал ответа. Не важно какого, положительного или отрицательного. Дазаю нужен был ответ, но Накаджима не спешил ничего говорить, только смотрел квадратными глазами. Ему был нужен стимул для того, чтобы принять ситуацию, как того хочет суицидник.       Дазай облизал губы, сглотнул и открыл рот, но Ацуши, прежде чем понял, что делает, закрыл ему рот ладонью и отполз подальше на парту, и сами собой вырвались слова: — Не-не-не-не-не!       Дазай посмотрел на него как-то странно и отошёл. Но не успел Накаджима вздохнуть с облегчением, как Осаму снова упал на колени перед партой. Единственное, что изменилось — в комнате был выключен свет.       — Может, так будет легче, — непонятно кому прошептал Дазай. Всё, что происходит в темноте, будто и не происходит вовсе.       Ацуши, определённо, не считает, что ему будет легче. На что там надеялся наставник, если они оба хорошо видят в темноте? Просто теперь происходящее становится ещё более пугающим.       — Дазай-сан, не смешно уже, хватит! — не то чтобы Накаджима действительно верил, что брюнет шутит, но он больше не смог придумать, что сказать.       Дазай не стал ничего на это отвечать. Ему нужно, чтобы Ацуши-кун перестал сопротивляться и позволил, чёрт возьми, доставить себе удовольствие. «По-моему, я не так многого прошу» — подумал Дазай, уже раздражаясь.       Накаджима снова заметил со стороны наставника какое-то движение, и единственное, что он подумал: «О нееет», а эта мысль сменилась на простые бессвязные обрывки шока, когда Дазай аккуратно придержал его за голени и потёрся щекой, на этот раз, слава богу, о коленку.       Взгляд карих глаз был абсолютно мутным, как в забытье, и Ацуши понял — что бы он ни сказал, понимания не добьётся. Ему остаётся лишь оттолкнуть наставника и поставить ему мозги на место, как говорит Куникида, прописав парочку ударов.       Так он, в идеале, мог сделать, но сейчас это казалось не то что нечестным — кощунственным, пока Дазай так доверяюще на него смотрит и его лицо у ног Ацуши. Одно сильное движение коленом — и он бы остался со сломанным носом.       А Дазай продолжал свои милования с коленями Ацуши, отираясь о них и напоминая наглого домашнего кота, привыкшего к ласке и долго не получавшего её от глупого хозяина.       Это часть проверки, но проверяет Дазай не Ацуши — себя.       И тема достаточно глупая. Сильны ли его симпатии к Ацуши-куну настолько, что он готов принять, что его обожаемый ученик — мужчина.       Смотрит он на Ацуши специально этим жутко млеющим взглядом, чтобы видеть, как тот не может его ударить. Как же он любит в Накаджиме это — что бы ни случилось, Ацуши-кун в него верит. В данной ситуации, возможно, зря.       В глазах у Ацуши в какой-то момент зажглись нехорошие жёлтые огоньки, будто он частично использовал способность, но с места он так и не сдвинулся. Продолжал сидеть, не шевелясь, на что-то надеясь. Надеясь, что у него глюки.       Осаму положил подбородок на колено Ацуши и поднял взгляд, чуть прикрывая поблёскивающие глаза.       «Ну давай же» — Дазай от напряжения чуть прикусил губу — «Это чувственно. Это должно тебя завести. Просто прекрати сопротивляться».       Ненавидя это своё умение, Дазай Осаму умел просить.       Ацуши напряжённо сел на край парты и впустил Дазая между своих ног. Тот, ошарашив его и заставив вцепиться в столешницу, провёл языком по ширинке, прямо по брюкам.       — Дазай-сан, — Дазай посмотрел на него снизу вверх мутно и недовольно, отвлёкшись от своего занятия, — а как же…       — Куникида начал с подвалов, а мы на верхнем этаже. У нас есть время, — его взгляд так и говорил «Но если мы будем разговаривать, то исчерпаем его».       Ацуши кивнул и больше придвинулся, заставляя Дазая уткнуться в надоевшую своим видом ширинку.       Ситуация в какой-то момент перестала казаться Ацуши такой уж необычной. «Мой наставник собирается отсосать мне в заброшенной школе, а его напарник ходит где-то внизу. Всё нормально» — хотя нет, он просто начал нервничать ещё сильнее.       Дазай не обращал внимания на его мысленные метания и снова лизнул то место, где ткань натянулась из-за возбуждения Ацуши, а после, уже не сомневаясь, обхватил губами всю выступающую часть и начал посасывать, вслушавшись в короткий недоумённый вздох ученика.       Всё же, не хочется начинать настоящий минет, хотя время и здравомыслие подсказывают поскорее начать и закончить. Он ещё и сделал бриджи Ацуши мокрыми от своей слюны, несмотря на то, что им вместе с Куникидой ехать в агентство, а рабочий день далеко не закончился.       Зато мокрое пятно на ширинке выглядело пошло и возбуждающе.       Дазай опять опустился к промежности и пропитал там всё своей слюной, почти вгрызаясь, издавая причмокивающие и хлюпающие звуки. Ацуши-кун резко вцепился ему в волосы и чуть оттянул, прежде чем опомниться и вернуть руку на парту.       Дазай снова поднял взгляд на красное лицо Ацуши и, помимо паники, в Накаджиме было что-то ещё, сначала не охарактеризованное.       А. Дошло. Парень смотрел так, словно сейчас разложит Дазая на ближайшей горизонтальной поверхности.       Брюнет отвёл взгляд и потянулся, наконец, руками к ширинке.       Вряд ли это — конкретно его заслуга. Просто с Накаджимой, ещё подростком, фактически, раньше никто ничего подобного не делал.       Раньше никто ничего подобного с ним не делал.       Кончики пальцев мелко затряслись, а Дазай стянул немного трусы, скрывавшие член Ацуши.       Дазая не возбуждают члены, но его возбуждает Ацуши-кун. Весь, целиком и полностью.       Может, из-за предвкушения чего-то, и из-за того, что они оба тяжело дышат, Дазай возбуждается сильнее, и теперь уже ему мешают брюки.       Начинать страшно. Сколько бы умений ни было у Осаму, сексуальных практик с мужчинами среди них не наблюдалось. Он никогда не отсасывал, и судить может только по тому, как отсасывали ему или как ему хотелось, чтобы ему отсосали.       В любом случае, чем противнее и неприятнее ему будет, тем меньше странных чувств он станет испытывать к Ацуши.       Накаджима всё смотрит на него, ждёт каких-либо действий и взглядом медленно плавит. Как же хочется расплавиться под этим взглядом и отойти в мир иной, ощущая это чувство всю свою смертельную вечность.       Член Дазая уже ноет из-за давления брюк, и Осаму расправляется со своей ширинкой, чтобы было легче. От Ацуши-куна его движение не укрывается и смущает парня ещё больше, а на конце его достоинства красноречиво появляется капля.       Дазай сглотнул, снова облизал губы и поменял свою неудобную позу, попросту на колени садясь. Это тоже было не особенно удобно, тогда приходилось наклоняться, чтобы лизать, а теперь голову наоброт нужно вытягивать. Но если он так сильно беспокоится об удобстве, то стоило просто не отсасывать.       Так он неизбежно смотрел в лицо Накаджимы и не мог этого вынести. Слишком интимно. Поэтому Дазай закрыл глаза, заставляя мучиться только одного из них, ведь Ацуши не мог оторвать взгляда. Наставник снова облизал губы и сглотнул, а Ацуши почувствовал, как у него дёрнулся глаз.       На ощупь Осаму провёл языком по головке, обхватил её губами и стал посасывать. Не слишком отличалось от того, что он сделал до этого, просто больше плоти и судорожных звуков от Накаджимы. Он не хотел открывать глаза и делал всё на ощупь, пока заботясь о своём удобстве, а не об удовольствии Ацуши-куна.       Но, помня о своей изначальной цели, Дазай понимал, что нельзя долго продолжать этот цирк, и неожиданно насадил свой рот на полдлины, вырвав из ученика короткий вскрик. Ацуши инстинктивно толкнулся вперёд, заставив Дазая полностью всё принять и закашляться, отстранившись.       Накаджима паникующе протянул руку к голове Дазая и вплёл пальцы в мягкие волосы: — Пожалуйста, простите меня, я не собирался, — виновато сказал он.       Осаму поднял голову и чуть приблизился, пачкая свою щёку в предэкулянте Ацуши. Парень смущённо почесал Дазаю голову, пропуская волосы через пальцы, и услышал возбуждённое мычанье.       «Он обнажённее, но на текущее животное больше похож я» — подумал Дазай с каким-то злорадным к себе отвращением. Дыша ртом, дрожаще, чуть ли язык не высовывая, он действительно напоминал возбуждённую суку. Только слюны капающей не хватало, потому что Дазай всё время сглатывал. И Дазай действительно чуть высунул язык и рот раскрыл пошире, и выражение лица сделал просящее-просящее, глаза закрыв, заставляя Накаджиму смотреть опять шокированно, а его стояк стать каменным.       Дазай почти прямо говорил, что хочет, чтобы Ацуши сам погрузился в его призывно открытый рот, и у Ацуши руки начинали трястись, как у эпилептика, от всех пошлых картин, которые промелькнули в голове, от представления, что можно было бы сделать.       Останавливало здравомыслие и осознание того, что это Дазай. Ученик не должен хотеть сделать что-то такое со своим наставником, даже если до скрипа клыков зубов хочется.       Осаму уже готов был биться об парту от бездействия Ацуши и открыл глаза, чтобы посмотреть в лицо этой ничего не делающей сволочи, как раз в тот момент, когда Накаджима протолкнул головку ему в рот. Дазай от неожиданности чуть зубы не сомкнул, но сдержался, случайно поймав напряжённый и желающий взгляд. С уголка рта всё-таки тоненькой ниткой потекла слюна.       Он знал, на что идёт и что собирается сделать. Поэтому заранее смирился со всеми ощущениями, с побаливающим ртом и уязвлённой гордостью. Смущал только тот факт, что он всё ещё сильно возбуждён.       Дазай быстро двинул головой вперёд, насаживая себя до конца, так, что головка уже проходила в горло, а Ацуши вцепился ему в плечи и громко гортанно простонал. Так же быстро Дазай отстранился, снова кашляя. А потом повторил это ещё раз, ещё и ещё, вынуждая Ацуши закусывать себе руку, чтобы не стенать на весь этаж.       Ощущения просто ужасные, когда что-то давит тебе на горло, двигается в нём, запуская рвотный рефлекс. Проходило слишком глубоко и Дазай кашлял прямо с членом во рту, от чего вся ротовая полость ближе к глотке вибрировала, а Ацуши всё сильнее вцеплялся в низкий стол и впервые в жизни испытывал такое удовольствие.       Рвотный рефлекс — лишь несерьёзная проблема Дазая, всего-то заставляющая кашлять. При таком быстром темпе его не вырвет, как бы глубоко не прошла плоть, скользящая в его рту. Дышать было гораздо труднее, чем делать что-либо ещё, ведь дыхание сбилось и дышать через нос было практически невозможно, а рот был занят.       Дазай задыхался физически, а Ацуши от калейдоскопа чувств.       Самое смешное, что член стоял, и пачкал ткань трусов, в которых становилось противно влажно. А Дазай знал, что делает всё это с собой сам, сам заставляет себя задыхаться, ведь Ацуши даже толкаться забыл, теряясь во всём. Дазай сам трахал себя в рот и доводил до этого странного возбуждения от неприятных ощущений.       Шея устала. Рот болит. Дазай отцепил сжимающую парту руку Накаджимы и положил себе на голову, а вторую на плечо, и выпустил изо рта достоинство Ацуши, отхаркиваясь и свистяще впуская в лёгкие воздух.       Ацуши-кун сжимает волосы на его макушке, а Дазай удерживается за чужие чёрные бриджи и всё ещё громко дышит.       — Вы хотите, чтобы я отымел вас в рот, Дазай-сан? — Ацуши спрашивает неуверенно, но с до жути тревожной ноткой. Дазай бы и не поверил в её существование, но в почти жёлтых глазах отражается какая-то сталь, и заставляет болящий рот сложиться в усмешку.       Ацуши спросил про «отыметь в рот», но вид имел такой, словно, если наставник не ответит, оборотень его просто выебет. И Дазай почти был «за».       Жаль, что это слишком опрометчиво.       — Ацуши-кун, — единственное, что он говорит, задушенно и с выражением полоумного счастья на лице, а потом открывает широко рот. Уже не волнует слюна, стекающая обильно по шее. А Ацуши направляет свой член к распахнутому рту и толкается, пока что плавно, давя Дазаю на затылок и заставляя взять глубже, а тот даже успевает немного посасывать основание, и выходит плоть с громким причмокиванием, чтобы вновь оказаться в горячей глотке.       Сначала Ацуши делает всё медленно, сводя Дазая с ума из-за жара и слёзной пелены перед глазами (от давления на горло), и тот уже ёрзает на полу, пытаясь как-то ослабить собственное напряжение.       А потом ученик ускоряет движения и переходит на быстрый темп, быстрее, чем тот, в котором двигался Дазай, и суициднику приходится закрыть глаза, чтобы не видеть мельтешения. Это если не обращать внимания на бедную глотку, раздражённую такими движениями, и то, что Дазай уже страдал от ужасной жары из-за бинтов.       Нервы не выдержали, и Дазай издал самый постыдный звук, который наверняка и Куникида услышал, похожий на истеричное нечто между всхлипом и криком. Нервы совсем не выдержали. Дазай расставил ноги, сев в «позу упавшей школьницы» и запустил руку в трусы, издавая ещё один не поддающийся описанию звук.       Ацуши не отводил взгляда от заходящегося в стонах Дазая, продолжая насиловать его рот. Наставник забыл закрыть глаза, но из-за слёзной пелены всё равно ничего не видел.       Почти рычащему от возбуждению Ацуши приходили в голову только два слова: абсолютная беспомощность.       Дазай яростно дрочил в быстром темпе, ничего не представляя и сосредоточившись на своих ощущениях, стараясь отгонять мысли о том, как после такого смотреть Накаджиме в глаза, не захлёбываясь слюной.       Осаму кончил от перенапряжения, и его руки беспомощно опустились на пол, запачканные. Глаза сами собой закатывались, пока Ацуши всё ещё долбился в его рот, а мозги словно горели.       Дазай неуклюжим движением откинул со лба мокрую чёлку, и Ацуши выскользнул из него, почувствовав скорую разрядку, не собираясь кончать в рот.       В итоге в этом было мало смысла, так как всё равно сперма стекала на губы восстанавливающего дыхание Дазая.       — Я… — Накаджима сглотнул, не в силах видеть Осаму с откинутой со лба чёлкой, смотрящего на него снизу вверх, — …я не хотел на лицо.       Дазай спокойно поднял левую руку, смазал часть густой жидкости со лба и слизал всё с руки, сглатывая.        Всё равно язык онемел и вкуса почти не чувствовал.       Ацуши снова порозовел и молниеносно натянул и застегнул бриджи, после рванув к шкафу, чтобы найти каких-нибудь бумажек и вытереть Дазая.       «Как, как можно выглядеть настолько ангелоподобно со спермой на лице?!»       Дазай принял от Ацуши бумажки и вытер руки и промежность, пока мальчик вытирал ему лицо. Брюнет отшвырнул обрывки подальше от себя и поднялся.       — Неплохо бы зайти в туалет и умыться… нам обоим, — говорить было трудно, но Дазай справился с этой задачей и отворил дверь класса, чувствуя, как сильно от него пахнет потом.       Ацуши обессиленно и обеспокоенно последовал за ним. Хотелось спросить, в порядке ли он, но Дазай же не девственница, которую обесчестили, потому что девственницей как раз был Ацуши и мужчина может посчитать такие вопросы пустыми и принижающими.       Возле раковин Ацуши всё же задал один вопрос: — Вы проверили то, что собирались?       Дазай вытер лицо от воды бумажным полотенцем и прошелестел: — Проверил.       — И, что? — хотелось знать, ради чего всё безумие затевалось, но Накаджима был уверен, что на это ему не ответят.       Послышался чужой обессиленный вздох.       — Результат прямо противоположный ожидаемому.

***

      В холле Куникида старался отойти от обоих подальше, а в машине грозно сказал садиться на заднее сиденье, пока сам усаживался за руль.       Дазай лишь надеется, что по приезде их не ждёт серьёзный разговор.       А сегодня неплохо бы пойти в бар. И всё обдумать.