***
Лань Чжань старается проводить с Вэй Ином каждую свободную минуту. Им двенадцать лет, и у Вэй Ина давно уже появилась семья, что приютила его, спасая от голодной смерти на улице. Брат и сестра, с которыми он всегда дружен, добрый отец, что любит его как собственного сына, и строгая, но очень справедливая мать. Однако Лань Чжань, хоть и рад этому, не слишком любит Цзян Чена – названого братца Вэй Ина, хоть и сам не может понять, почему. Цзян Чен горделив, слишком любит командовать, очень шумный, намного более шумный, чем безбашенный Вэй Ин. Если Вэй Ин просто не умеет молчать, и потому ни на секунду не затыкается, то когда рот открывает его брат, сразу становится ясно, кому же здесь в самом деле неймётся доказать своё превосходство и правоту, потому Лань Чжань старается держаться от такого гордого человека подальше и то и дело хмурится, когда Вэй Ин приходит к воротам его дома вместе с ним. К тому же Цзян Чен, кажется, и сам не в восторге от подобной «дружбы» брата с богатеньким ребёнком, лучшим учеником школы и просто золотым мальчиком, из-за чего их молчаливые стычки становятся очевидными для всех, кроме самого Вэй Ина. – Лань Чжань! Идём на речку после уроков! Сегодня так жарко, самое время немного охладиться после тяжёлого дня! – зазывает он, и Лань Чжань опускает взгляд, мгновенно задумавшись. Он должен быть дома сразу же после уроков. Таково наставление его дяди, однако противиться просьбе Вэй Ина почему-то ужасающе сложно, и Лань Чжань снова хмурит брови, из-за чего получает ещё один смешок от Цзян Чена. – Отстань от него! Не видишь, он же на привязи, куда ему порвать такую толстую цепь! Вэй Ин поворачивается к брату и окидывает его недовольным взглядом. – Обычно людей стараются не судить по самому себе, тебе это известно? – со смешком спрашивает он, и тут же получает ощутимый тычок в рёбра от Цзян Чена. Лань Чжань напрягается и сжимает кулаки. А потом поднимает голову. – У меня сегодня нет дел, – отвечает он, и даже сам не может понять, почему снова посмел солгать. Он знает, что старшему брату придётся нелегко перед дядей, но не может снова заставить себя уйти прочь. Вэй Ин манит его. Будто притягивает к себе, не позволяет отводить взгляд, не позволяет даже думать о чём-то другом. Его глаза сверкают, улыбка светится, а простые и искренние, всегда добрые слова заставляют что-то в душе переворачиваться. Лань Чжань не знает, что с ним происходит. Но точно знает, что ради того, чтобы побыть рядом с Вэй Ином ещё немного, он готов вытерпеть наказание, с которым обязательно встретит его дядя. Всегда был готов. – Вот и замечательно! – радуется Вэй Ин, совсем не зная, на что снова обрекает друга, и весело хлопает в ладоши. – Я так давно хотел искупаться, а госпожа Юй всё никак не желала мне этого позволить! Ну разве так можно? На улице же стоит дикая жара! – Наверное, потому, что после такого купания легче всего схватить какую-нибудь болячку, идиот, – фыркает Цзян Чен, а Вэй Ин наклоняет голову набок и снова смеётся. – Именно потому ты обыкновенно и выпрыгиваешь из одежды раньше всех, да? Лань Чжань молчит и почему-то краснеет. Мысль о том, что ему придётся остаться практически голым перед Вэй Ином, вероятно, пришла в его голову только сейчас, и он ещё не знает, как с ней поступить.***
Большую часть времени Лань Чжань сидит на берегу небольшого озерца, в которое переходит их речка, чинно подогнув под себя ноги и наблюдая за плещущимся в воде Вэй Ином. Цзян Чен кажется совершенно не смущённым таким пристальным взглядом их гостя, только старается лишний раз не смотреть в его сторону, а Вэй Ин и вовсе не замечает взглядов Лань Чжаня. Только шумно хлопает руками, поднимая в воздух множество искрящихся капель, и с весёлой улыбкой разворачивается к Лань Чжаню. – Иди же сюда! Чего ты сидишь там, совсем одетый, на улице ведь жара! А тот просто не может признаться, что если позволит себе подняться на ноги, просто выпрямиться, то всем станет слишком очевидна заметная выпуклость в его штанах, и потому едва краснеет, но привычно качает головой. – Я не умею плавать. Лгать он не умеет тоже. И Цзян Чен это конечно же замечает, а вот простофиля Вэй Ин лишь шире округляет глаза. – Да ладно?! Так иди сюда, Цзян Чен мигом тебя научит! Он классно умеет плавать! Тот молчит. Ему льстит похвала от названого брата, но вот перспектива учить плавать какого-то там богатея-зазнайку ему вовсе не нравится. Пусть и сам он тоже не обычный беспризорный мальчишка. Однако от ответа он предпочитает воздержаться, не понимая, почему вдруг Вэй Ин так помешался на этом зануде. Вскоре просто плескаться в тёплой воде Вэй Ину надоедает, и он выбирается на сушу в одном только нижнем белье, и, широко улыбаясь, вдруг опускается на колени перед так и не сдвинувшимся с места Лань Чжанем, неся что-то в горсти. – Вот! – радостно объявляет он и опускает тому на колени пригоршню лотосовых семян. – Если не купаешься, так хоть поешь их! Не зря же ты сюда пришёл! Лань Чжань смотрит на неожиданный подарок, совершенно не понимая, что же ему теперь делать. – Но ведь… Это чужие лотосы, разве нет? Купаться в чужом озерце – это одно, но воровать из него лотосы – уже совсем другое, и сейчас он просто не может позволить себе притронуться к такому подарку. Вэй Ин выглядит чуть расстроенным. – Да? Но… Ведь они уже сорваны. Хочешь, чтобы я кинул их обратно? – спрашивает он, и Лань Чжань в очередной раз проклинает себя за глупые, такие странные чувства к нему. Потому что снова совершенно не может отказать. – Нет, – отвечает он и опять отводит глаза. А затем протягивает ладонь и берёт зелёную твёрдую коробочку, принимаясь осторожно очищать её от кожуры. – Ты ведь уже сорвал.***
Когда Лань Хуань выходит из своей комнаты в зал, на звуки ударов, он хмурится и замирает неподалёку от лестницы, наблюдая за стоящим на коленях младшим братом и совершенно уже разъярённым дядей. В ладонях Лань Ци Женя так и скачет тонкий и прочный прут, а на руках Лань Чжаня, вытянутых вперёд и уже дрожащих от боли, появляются с каждым ударом новые алые борозды. – Нельзя брать чужое! Нельзя брать то, что не принадлежит тебе! Нельзя брать чужое! Нельзя купаться в чужом озере! Нельзя гулять вместе с бездельником Вэй Ином! Нельзя есть чужие семена лотосов! Лань Чжань терпит удары стойко, только с каждым разом всё сильнее закусывает губу и хмурит тонкие брови, а в уголках глаз его блестят непролитые слёзы. Вовсе не слёзы боли, как кажется его брату. Лань Хуань думает, что Лань Чжань не хочет, чтобы он это видел, потому тихо поднимается обратно в свою комнату. Но теперь даже из-за стены он слышит каждый свистящий удар. Каждый звонкий шлепок прута по белоснежной коже Лань Чжаня. Когда измученный Лань Чжань под самое утро приходит к нему в комнату, Лань Хуань не удивляется. Он открывает дверь, будто тоже не спал всю ночь, и вдруг просто подхватывает брата на руки, а затем осторожно опускает на кровать и принимается стягивать с него одежду. – Ты знал, что тебе достанется… Лань Хуань не перестаёт поражаться своему брату. Он совершенно не думает о том, что дяде можно просто соврать, чтобы избежать наказания, как наверняка постоянно делает Вэй Ин. Он просто делает так, как ему вздумается, а затем возвращается с повинной домой, прекрасно понимая, что вряд ли после своей проделки сможет спокойно заниматься обычными своими обязанностями. Дядя порой бывает излишне строг с любимыми племянниками после смерти их отца. Лань Чжань не отвечает ему совсем ничего. Только позволяет стянуть с себя одежду и старается ровнее положить красные от побоев руки, на которых начинают рассыпаться мелкие синие кровоподтёки. Лань Хуань смотрит на это с жалостью, а затем тянется к тумбочке, где у него давно уже для таких случаев завелась специальная мазь, снимающая боль. – Что ты сделал в этот раз? – Съел семя лотоса, которое подарил мне Вэй Ин, – покорно отвечает Лань Чжань, и тот вздыхает, закрывая глаза. Нет смысла спрашивать, знал ли Вэй Ин или сам Лань Чжань о том, что это озеро принадлежит знатному роду. Нет смысла спрашивать, знает ли Вэй Ин, что происходит с Лань Чжанем после каждой его подобной вылазки. Конечно же, тот никогда этого не говорит. И не признается ни за что на свете, потому что тогда ему пришлось бы объяснять, почему же он всё равно каждый раз покорно следует за Вэй Ином.***
На следующий день Лань Чжань выводит иероглифы в школе слишком медленно и криво, и совсем не успевает за учителем, так что заметивший это Вэй Ин, сидящий от него через парту, вдруг вскидывает брови и спрашивает громким шёпотом: – Что это с тобой случилось? К несчастью, Лань Ци Жень, ведущий урок, всё это прекрасно слышит, потому кидает на него уничижающий взгляд, чем заставляет Вэй Ина втянуть голову в плечи и неловко улыбнуться. – Если тебе непременно хочется поговорить – выйди из класса, и разговаривай за дверью столько, сколько пожелаешь, – шипит он. Конечно, Лань Ци Жень тоже не разглашает тайну своего племянника. Сколь бы он ни был строг, этого он сделать не может. К тому же, видимо, всё ещё надеется, что Лань Чжань просто забудет проклятого ободранца. Что рано или поздно Вэй Ин выветрится из его головы. Только вот он забывает учесть, как же упрям бывает его племянник во всём, что ему дорого.***
В тот же день Вэй Ин, который просто не может терпеть каких-либо секретов, поджидает Лань Чжаня после уроков у резных ворот школы, и выскакивает ему навстречу с весёлым возгласом: – Вот и ты! Лань Чжань, давно привыкший к подобному поведению своего «друга», хмурит тонкие красивые брови и будто невзначай поправляет широкие рукава своей кофты. – Мне нужно домой, – бросает он, и пытается обойти Вэй Ина стороной, но план этот, разумеется, проваливается. – Нужно много писать, – добавляет он, всё ещё надеясь вразумить непоседливого одноклассника. – И тебе тоже. Вэй Ин только улыбается и наклоняет голову набок. – Давай я помогу тебе! Я же видел, у тебя сегодня не очень хорошо выходит писать. Ты будешь мне диктовать, а я записывать, хорошо? – никак не отстаёт он, кружась вокруг Лань Чжаня, однако тот твёрдо намерен сегодня вернуться домой без приключений и ни за что не дать Вэй Ину разгадать тайну собственного недомогания, потому хмурится больше. – Пусти! – он даже повышает голос, чем повергает Вэй Ина в настоящий шок, однако не заставляет его отказаться от своей затеи. – Ну почему ты такой хмурый, Лань Чжань! Мы же друзья, разве нет? Я просто хочу помочь тебе! Слова эти почему-то вдруг больно режут по ушам Лань Чжаня, и он дёргается в сторону, не замечая, что Вэй Ин уже ухватил его за рукав. – Мы не друзья! – жёстко припечатывает он, и Вэй Ин так и замирает на месте с открытым ртом. Несколько секунд кажется, будто он потрясён такими словами, однако вот Вэй Ин опускает взгляд вниз, видит задравшийся рукав чужой кофты и окончательно теряет дар речи. Кажется, он мигом забывает обиду. – Лань Чжань… Все его руки разукрашены синими россыпями синяков. Багровые полосы вспухли, перечёркивают друг друга, а пальцы у Лань Чжаня снова дрожат. Тот мгновенно отдёргивает руку, закусывает губу и натягивает рукав до самых пальцев. Он уже разворачивается, чтобы уйти, как вдруг Вэй Ин снова хватает его многострадальную кофту. – За что тебя так, Лань Чжань?! Ты же лучший ученик, за что дядя… Лань Чжань лишь хмурится ещё больше, и кидает вместо ответа ещё одно грубое, очень больное: – Мы не друзья. И всё-таки уходит. Вэй Ин стоит, глядя ему вслед, совершенно растерянный, униженный и почему-то пытается не заплакать. Он стоит так ещё долго, не в силах выдавить из себя ни звука, сделать хоть шага, до тех пор, пока на плечо его не ложится крепкая рука Цзян Чена. – Я же говорил – он не друг тебе. Чего ты за него уцепился… Вэй Ин не отвечает. Он закрывает глаза и тяжело покачивается в сторону, словно готовый вот-вот упасть. Цзян Чен тут же подхватывает его, чтобы увести в сторону, но Вэй Ин лишь отталкивает его прочь. Яблоки. Он чувствует повсюду запах этих замечательных спелых яблок, и не понимает, откуда он взялся. Сейчас только середина лета, и они совсем ещё незрелые, однако Вэй Ин глубже вдыхает почему-то такой важный для него аромат и закрывает глаза. – Заткнись… – шепчет он и с силой сжимает руку в кулак. – Просто заткнись. Не друзья… Не друзья. Тогда почему же… Почему он всегда был рядом, почему шёл за Вэй Ином, стоило только позвать, почему так смотрел на него, почему никогда не отказывал в помощи, только сам всегда отпирался… Почему же они вдруг перестали быть… Друзьями? – Разве не ясно, что его наказали из-за тебя? Он и рук поднять не может после того, как ты заставил его весь день проторчать с нами на озере, идиот. Ещё и вручил ему ворованные лотосы. Лань Ван Цзи – это тебе не Не Хуай Сан, который просто скажет, что гулял с друзьями по городу. Ты ещё не заметил, что он не умеет врать? Слова эти обухом бьют по голове Вэй Ина, который даже не подозревал о том, что учитель Лань может проявить такую жестокость по отношению к своему любимому племяннику. – Но ведь… – всё ещё пытается оправдаться он, но Цзян Чен лишь сильнее сжимает его запястье и тянет прочь от ворот школы: – Идём уже.***
Обидные слова глубоко въелись в душу Вэй Ина, ещё слишком маленького, чтобы что-то понять, но желание помочь Лань Чжаню во что бы то ни стало — никуда не делось, и он совсем не знает, как вести себя сейчас. Лань Чжань старается к нему не подходить. Едва заканчивается урок – он спешит уйти из класса, чтобы где-нибудь спрятаться, и сколько бы Вэй Ин не искал его – остаётся неизвестно где до самого звонка и появляется в дверях класса ровно к началу урока. А потом почти всё время смотрит в парту, не поднимая глаз, и сколько бы Вэй Ин не звал его, сколько бы записок ему не передавал, сколько бы не был за это наказан, не реагирует на него. Только иногда поднимает печальный взгляд светлых глаз на Вэй Ина и смотрит на него, хлопая невозможно пышными ресницами, порой так долго, что тому становится не по себе. Конечно не на уроках, которые ведёт Лань Ци Жень. В остальных случаях Лань Чжань предпочитает сбегать. Он сам не понимает, чего пытается этим добиться. Обуздать собственные чувства, непонятные, слишком сильные и яркие для тринадцатилетнего мальчика, ему ещё совсем сложно, понять их – попросту нереально, и Лань Чжань делает всё, что в его силах для «защиты» Вэй Ина от самого себя. Так проходят недели. Вэй Ин, обыкновенно неугомонный, становится всё более тихим и каким-то печальным, и Лань Чжань не может простить себе этого, но и подойти к нему не осмеливается. А Цзян Чен смотрит на него такими страшными глазами, что сразу становится понятно – скажи он ещё хоть одно грубое слово Вэй Ину, и от него не останется даже одной жалкой закорючки иероглифа. Перед глазами Лань Чжаня каждый день возникает маленький хрупкий мальчишка, которого он когда-то выпустил из собственного сада с охапкой яблок. Если бы только он не пошёл наперекор дяде, если бы не сделал этого, если бы позволил наказать Вэй Ина, ничего бы этого не случилось. Всё было бы совсем иначе. Вот только Лань Чжань знает, что поступил бы так снова и снова. Но теперь даже той скромной их «дружбе» приходит конец. Лань Чжань отдаляется всё сильнее, и Вэй Ин никак не может до него дотянуться.***
Новая их стычка происходит уже через пару лет, когда оба они давно уже думать забыли и о той речке, и о звонких водяных каплях, и о жутких рубцах на дрожащих руках наказанного за непристойное поведение Лань Чжаня. Всё дело в том, что Вэй Ин в тот особенно жаркий день в конце весны достаёт из портфеля в коридоре небольшую баночку дешёвого пива, и вокруг него тут же собирается куча народа. Кто-то гневно кричит, что это запрещено правилами школы, кто-то просит попробовать, кто-то просто гогочет, желая посмотреть, чем всё это дело закончится. И в эту минуту, на его, Вэй Ина, невезение, мимо вдруг проходит как всегда холодный и отстранённый Лань Чжань. Вэй Ин уже хочет спрятать запретный напиток поглубже в рюкзак, чтобы снова не нарваться на ледяной взгляд давно утративших былую мягкость глаз, но не успевает этого сделать. Лань Чжань спокойно проходит сквозь расступающуюся перед ним толпу, а затем так же спокойно вынимает принесённый им для тренировки в школьном зале меч. – Алкоголь на территории школы запрещён, – возвещает он таким тоном, будто никто этого прежде не знал, и Вэй Ину остаётся лишь снова беспомощно улыбнуться, как когда-то. – Ну что ты, в самом деле! На улице так жарко – невозможно терпеть! Лань Чжань остаётся непреклонен и делает по направлению к Вэй Ину ещё один угрожающий шаг. Вставать на его пути никто не смеет, и Вэй Ин тут же спрыгивает с подоконника, чтобы открыть себе путь к отступлению. – Ну не горячись же ты так! Хочешь, я и тебе дам попробовать? А ты ничего никому не скажешь, и никто даже не узнает! – он никогда не умел держать язык за зубами, и хотя прекрасно отдаёт себе сейчас отчёт в том, что делает только хуже, не может перестать дразнить слишком уж правильного Лань Чжаня. Тот, впрочем, на провокации не поддаётся. Лишь делает один стремительный выпад, от которого Вэй Ин уворачивается с некоторым трудом. – Отдай, – хмуро говорит Лань Чжань, чем заставляет того развеселиться ещё больше. – О, если ты хочешь попробовать, мог бы так и сказать! Я куплю тебе ещё баночку, не надо так злиться! Лань Чжань, ты же нападаешь на безоружного, разве это разрешено правилами школы?! Но Лань Чжань, кажется, уже не слышит его. Глаза его вдруг загораются ярким, доселе невиданным злобным огнём, и Вэй Ину остаётся только и дальше отскакивать от его ударов, стараясь не расплескать жидкость в банке и пытаясь уговорить внезапно рассвирепевшего Лань Чжаня успокоиться. До тех пор, пока вся эта картина не предстаёт перед глазами аж скривившегося от омерзения Лань Ци Женя. Они оба замирают. Толпа, давно стоявшая на почтительном расстоянии от сего действа, шумно выдыхает, Вэй Ин опускает банку и беспомощно оглядывается в поисках Цзян Чена, однако тот лишь качает головой. Здесь ему уже никак не выкрутиться. – За мной! – командует Лань Ци Жень, и Вэй Ин, на пару с Лань Чжанем, следуют за ним в зал для наказаний. Вэй Ин уже привычно становится на колени возле скамьи и стягивает с себя футболку, как вдруг чувствует, что рядом с ним опускается кто-то ещё. – Лань Ван Цзи, – слышит он ледяной голос и аж содрогается от ужаса, – ты затеял драку, и мало того, ты обнажил меч в школе, среди невинных детей. Ты понимаешь, какого наказания ты заслуживаешь? Вэй Ин вскидывает голову и глядит на Лань Ци Женя огромными, ничего непонимающими глазами. Лань Чжань хмурится, но кивает в ответ головой. – Да. Лань Ци Жень уже поворачивается к Вэй Ину, чтобы задать тот же вопрос и ему, однако тот вдруг не выдерживает. – Стойте! Это я! Я виноват во всём! Это я протащил в школу алкоголь, пожалуйста, не наказывайте его! Он всего лишь хотел призвать меня к порядку! За подобные проступки здесь всегда наказывали очень сурово, Вэй Ин испытал это на собственной шкуре, и сейчас, глядя на белоснежную спину Лань Чжаня и представляя, как вся она покроется ужасными рубцами и рассыпчатыми синяками, как он, сгорбившись, будет брести домой, Вэй Ин просто не может кому-то позволить так издеваться над ним. Лань Чжань молчит, а Лань Ци Жень смотрит на Вэй Ина с нескрываемым презрением, давая понять, что лучше бы ему сейчас промолчать. За его маленькую баночку пива ему светит всего десяток ударов палкой, в то время как Лань Чжаню придётся испытать настоящий ад. – Пожалуйста! Накажите меня, пожалуйста! – снова кричит он. – Ведь это я виноват! Вдруг Лань Чжань поворачивается к нему сам. И взгляд его оказывается так полон эмоциями, что Вэй Ин совсем не может их разобрать. Злость? Ненависть? Раздражение? Сожаление? Благодарность? Всё смешано в кучу, и Вэй Ин не чувствует первого удара, предназначенного ему самому, но вскрикивает, едва тяжёлая бамбуковая палка, побольше той, что сейчас охаживает его спину, ударяет по спине Лань Чжаня. Он сгибается пополам от ударов, но чувствует почему-то лишь те, что приходятся по чужой коже, жмурится, кусает губы, не слышит ни единого стона от Лань Чжаня и кричит будто бы за него. И настолько больно, настолько страшно и тошно ему не было ещё никогда в жизни.***
– Зачем ты сделал это? Они сидят лицом к стене на рассыпанном на полу горохе, сложив на коленях руки. Вэй Ин всё ещё дрожит, ссадины на спине болят только сильнее, а Лань Чжань будто и вовсе не чувствует их. – Сделал что? – с удивлением спрашивает Вэй Ин, не понимая, что тот имеет в виду, и Лань Чжань едва не шипит от досады. – Зачем ты хотел взять мои удары себе? – разъясняет он, хмурясь, и становится ясно, что эти слова даются ему с огромным трудом. Вэй Ин умолкает на некоторое время и задумчиво жуёт губы. А потом отвечает просто и очень легко. – Ты не был виноват. Это наказание было моим. Я не хотел, чтобы ты чувствовал эту боль. И Лань Чжань застывает, прекращая двигаться совершенно. Он давно уже перестал понимать этого странного человека, но сейчас в голове его всё переворачивается кверху дном. Всё это время. Всё это время Вэй Ин знать ничего не знал о наказаниях, которые ждали Лань Чжаня после всех их вылазок. И сейчас это становится совершенно очевидным. Как можно быть таким… глупым, таким бесстрашным и таким самолюбивым. И одновременно таким благородным?! Лань Чжань закрывает глаза и хочет уже погрузиться в некое подобие медитации, когда Вэй Ин вдруг спрашивает его совсем тихо: – Ты сходишь со мной в парк на фестиваль через пару недель? Как заживут твои раны? Ему тут же хочется ответить, уже по привычке, что он никуда не пойдёт, но голос Вэй Ина дрожит. – Если только… тебя не накажут за это тоже. И Лань Чжань снова ничего не может с собой поделать: – Не накажут. Вэй Ин всегда старается спасти всех подряд кроме себя самого. Всю жизнь. Всегда, сколько его помнил Лань Чжань, он каждого старался утешить и успокоить, и думая, что у Лань Чжаня совсем нет друзей, всегда звал его с собой, пытаясь заставить смеяться. И от этого становится невыносимо горько на душе.***
Весь следующий вечер Вэй Ин тратит на то, чтобы научиться сносно вязать разные узлы. Ему приходится потратить немало денег на шёлковые верёвочки, а обыкновенно ловкие пальцы почему-то начинают его подводить. Однако Вэй Ин твёрдо решил, что к летнему фестивалю обязательно должен научиться вязать порядочный мистический узел, чтобы преподнести его Лань Чжаню в качестве примирительного подарка. Цзян Чен смотрит на это с некоторой долей раздражения, однако отвращения на его лице с годами становится всё-таки меньше, и он лишь фыркает, когда Вэй Ин в очередной раз хмурится и откидывает в сторону испорченную нитку. – Да с этим же справится любой идиот! Дай мне! – наконец не выдерживает он, но Вэй Ин отскакивает в сторону вместе с верёвочками и строит очень недовольное лицо. – Нет! Я должен сам! – заявляет он, отчего заставляет Цзян Чена нахмуриться ещё больше. И только его приёмный отец, наблюдая за происходящим, почему-то очень тепло улыбается, но так ничего и не говорит растерянному Цзян Чену. Узелок не поддаётся ему несколько дней. Вэй Ин даже в кровь раздирает руки иголками, которыми пытался себе помогать, прежде чем у него наконец выходит что-то сносное, и он привередливо оглядывает своё чуть кривоватое творение. – Нужна кисточка! – заявляет он и снова тянется к ниткам своей сестры. Та не против. Лишь так же мягко, как и её отец, улыбается, прежде чем протянуть ему шкатулку с разными ниточками и верёвками, а затем виновато пожимает плечами. – Думаю, у меня не найдётся в точности такого же цвета. Придётся снова идти на рынок. Фестиваль всё приближается, и Вэй Ин, подгоняемый временем, не смеет тратить больше ни секунды. Вот только когда спустя ещё пару дней его старания наконец оканчиваются успехом, и Вэй Ин вместе с Цзян Ченом и Ян Ли выходит на яркие ночные улицы праздничного города, найти Лань Чжаня ему не представляется возможным. Они обходят и главную площадь, и самые шумные улочки, а когда в конец раздражённый Цзян Чен отказывается шагать дальше, Вэй Ин в одиночку оббегает весь город, расспрашивая о Лань Чжане всех и каждого, но никто, совершенно никто не видел его. И Вэй Ин никак не может его найти. Наконец уставший, расстроенный и совсем обессилевший Вэй Ин выходит на очередную узкую улочку, думая уже только о том, чтобы забраться на дерево повыше вместе с цветком лотоса, купленным на радостях, и забавными рыбками в пакете. И именно в этот момент замечает вдруг вдалеке одинокую фигурку в проёме огромного тёмного окна дома. Вэй Ин даже не смеет до конца поверить в то, что он видит. Силы в нём немедленно возвращаются, и Вэй Ин кидается к огромному особняку что есть мочи, а затем просто замирает перед самым окном, в котором стоит, глядя на него пустыми глазами, прекрасный, будто отражающий лунный свет Лань Чжань. – Я искал тебя по всем улицам города! – заявляет тот, даже не надеясь на ответ, но всё-таки улыбается. Радостно и очень тепло. Лань Чжань не отвечает сразу, и Вэй Ин уже думает, что лучше ему попросту развернуться и уйти прочь, как вдруг окно всё-таки открывается. – Зачем? – только и спрашивает тот, и Вэй Ин, вне себя от радости, даже подпрыгивает на месте. – Я сделал тебе подарок! А потом, пока гулял по улицам, купил очень забавных рыбок, гляди! И в этот раз лотос совсем не ворованный! – увещевает он, а Лань Чжань лишь смотрит на это полным недоумения взглядом. – Вот! Я сделал этот узел в знак нашего с тобой примирения! – он протягивает перед собой перевязанный красной верёвочкой цветок. – Я и представить не мог, что их, оказывается, так сложно делать! Лань Чжань, кажется, не сразу понимает, что ему говорят, но когда до него, наконец, доходит, он вдруг отворачивается, хмурясь, и выкидывает почти раздражённо: – Мне ничего не надо от тебя. Вэй Ин мгновенно мрачнеет. Молчит ещё несколько секунд, а затем грустно улыбается. – Но госпожа Юй не позволит мне оставить этих рыбок и лотос… Тогда их придётся выкинуть. Ему становится до дрожи обидно за то, что Лань Чжань совсем не оценил его старания. – Почему тебя не было на фестивале? Ведь ты обещал мне… Ты всё ещё не оправился от наказания? – тихонько спрашивает Вэй Ин, чем злит Лань Чжаня лишь больше. – Это не должно заботить тебя, – шипит тот, и вдруг в тёмном проёме окна появляется ещё одна высокая фигура. Поначалу Вэй Ин думает, что их застал за разговором Лань Ци Жень, и теперь ему точно не избежать очередного наказания, однако… Он видит нежное лицо, сверкающие искренностью глаза и ласковую улыбку, а Лань Чжань мгновенно умолкает, понимая, что за его спиной всё это время стоял его брат. – Вэй Ин, наверное, очень старался, изготавливая для тебя этот узелок. У него все пальцы в крови, Лань Чжань… – вдруг негромко произносит Лань Хуань, и оба юноши вздрагивают от этих слов. – Такой подарок, сделанный с душой, приносит своему обладателю счастье. Неужели ты в самом деле хочешь от него отказаться? Лань Чжань молчит. Вэй Ину становится уже совсем не по себе, и потому он шире натягивает спасительную улыбку, пытаясь успокоиться, но вдруг испещрённая тоненькой сеточкой шрамов рука тянется вперёд, и осторожно обхватывает красивый цветок, а затем и мешочек с декоративными рыбками. Лань Чжань всё так же молчит. И совершенно не может сказать Вэй Ину о том, что его всё-таки наказали за вопиющее непослушание. И на фестиваль, конечно же, не отпустили. Но он неумело и очень медленно кланяется, принимая подарок, а Лань Хуань смотрит на это всё с той же ласковой улыбкой. – Не хочешь ли зайти к нам на чай, Вэй Ин? Дяди сегодня нет дома, потому тебе не стоит бояться. Но и Лань Чжань, и Вэй Ин смущены сейчас настолько, что не могут смотреть друг другу в глаза, потому тот лишь отчаянно мотает головой, продолжая улыбаться. – Нет-нет. Лань Чжань наверняка хочет отдохнуть, а мне пора бежать домой, так что я, пожалуй, пойду. Он сбегает так быстро, что никто не успевает его остановить. А Лань Чжань так и остаётся стоять у огромного окна, не в силах понять, что же сейчас произошло. Лишь когда чужая ладонь слабо сжимает его плечо, а ласковый голос брата напоминает о том, что о рыбках уже стоит позаботиться, он приходит в себя. – Для чего он сделал это, брат? – тихо спрашивает Лань Чжань, но тот лишь мягко улыбается ему в ответ. – Мне кажется, это стоит спросить у него самого, но если хочешь знать моё мнение – я думаю, он просто очень хотел порадовать тебя в этот день. Вот и всё. Больше вопросов у Лань Чжаня не возникает. По крайней мере таких, которые он мог бы задать вслух.***
Лань Чжань с тех пор так и не смеет подойти к Вэй Ину. Лишь смотрит на него со стороны и изредка хмурится, вздыхая, а Цзян Чен, наблюдая эту картину, раздражённо фыркает. Лань Чжань помнит каждый день, проведённый рядом с Вэй Ином. Помнит каждое его слово, каждый подарок, даже маленький кленовый лист. Совершенно красный, который до сих пор хранится в одной из книг папиной библиотеки. И всё-таки он совершенно не знает, что можно поделать с собственными чувствами. Дядя ругается на него каждый день, требуя немедленно прекратить с «этим бездельником и разгильдяем» всякое знакомство, и только злится ещё больше, наблюдая каждый свой урок за взглядами, которыми любимый племянник одаривает Вэй Ина. Ученика бесспорно одарённого, но слишком ленивого, чтобы из него вышло хоть что-то толковое. Лань Ци Жень смирился даже с тем, что Лань Чжань умудрился полюбить мужчину, но никак не может принять подобный его выбор. Старший брат, наоборот, лишь улыбается и наблюдает за Лань Чжанем с толикой грусти. Он всегда был ужасно упрям, ещё с самого детства, и уже сейчас становится ясно, что если Вэй Ин хоть когда-то ответит на его чувства, то Лань Чжань, скорее всего, уйдёт из семьи следом за ним. И на самом деле Лань Хуань грустит больше оттого, что Вэй Ин никак не может разглядеть этих ярких, безудержных чувств. Каждый раз, когда Лань Чжань оказывался рядом с ним, он бывал наказан за проделки, что учинял Вэй Ин. И Лань Хуань точно знает, что его младший брат повторил бы это снова и снова, ни о чём не жалея. Вот только глупый, слишком наивный Вэй Ин совсем этого не видит.***
Их пререкания слышны на всю школьную площадку. Никто и никогда ещё не видел, чтобы два названых брата, дружившие с самого детства, так кричали друг на друга. Конечно, Цзян Чен всегда был слишком агрессивен, порой неуправляем, однако сейчас творится что-то совсем выходящее за всякие рамки его прежнего поведения. – Ты уже можешь, наконец, заткнуться?! Я только и слышу от тебя, что Лань Чжань то, Лань Чжань это! Ты будто помешался на нём, разве не видишь, что ему до тебя просто нет дела! Зачем тебе снова идти к нему?! Опять хочешь получить кнутом от матери?! Тебе что, мало постоянных втыков?! Что опять творится в твоей паршивой голове?! Вэй Ин стоит, опустив голову, и молча слушает упрёки брата. Всё своё детство он считал Цзян Чена важнее себя, всегда старался уступить и угодить ему, сделать так, как хочет он сам, если только дело не касалось исключительно Вэй Ина, однако сейчас он почему-то не может стерпеть. – Неужели ты сам не видишь этого?! Ничего не понимаешь, да? Неужели никогда не замечал, как часто он заступается за меня, и как часто получает наказания вместе со мной только потому, что оказался рядом? Я просто хочу пригласить его на обычный ужин, почему ты так взъелся на меня из-за этого?! Лань Чжань, с лёгкостью пробравшийся через толпу школьников к источнику шума, замирает на месте, не в силах понять, что здесь вообще происходит. – Да он… Он… Он вечно крутится рядом! Это всё из-за него! Ты постоянно пропадаешь куда-то, постоянно говоришь о нём, постоянно пытаешься достать его! Он же терпеть тебя не может, как ты ещё не понял! Он и его этот дурацкий дядя, который… Тут уже просто слушать Вэй Ин не может, и потому в самый первый раз осмеливается поднять на брата руку. Не в шуточной борьбе, не в игре. В жестокой и грязной схватке. – Не смей так говорить о его семье! – кричит вдруг Вэй Ин, прыгает вперёд, вытянув руку, промахивается, и уже едва не оказывается лицом на асфальте, как вдруг кто-то резко вздёргивает его на ноги. Цзян Чен, не успевший завершить удар, с удивлением смотрит на свой кулак в железных тисках чужой ладони. – Не трогай его, – голос Лань Чжаня как всегда совершенно спокоен, только в глазах блестит что-то жуткое, непокорное и злое. Вэй Ин замирает, не в силах поверить в произошедшее, а вот Цзян Чен, кажется, расходится ещё больше от распирающей его злобы. – Ты! Думаешь, явился сюда, защитил моего глупого братца, и все проблемы на этом кончились?! Как ты посмел вообще ввязаться в это?! Ты… Ты даже не можешь заметить, как этот дурень старается, чтобы обратить на себя твоё внимание, не видишь, как он мучает себя всё больше с каждым чёртовым днём! Ты просто бездушная тварь, собака, сын шлюхи! Лань Чжань сносит все оскорбления, не отвечая. Только так же крепко продолжает держать чужую руку до тех пор, пока совсем не вышедший из себя Цзян Чен не кричит наконец: – Отпусти меня, ублюдок! Отпусти и не приближайся больше! И Лань Чжань отпускает. А затем легко отпрыгивает в сторону вместе с подхваченным под живот Вэй Ином, которому остаётся только удивлённо хлопать ресницами в непонимании. – Мы уходим, – так же твёрдо заявляет Лань Чжань, делает ещё несколько шагов в сторону, и толпа учеников почтительно расступается перед ним, чтобы пропустить к школьным воротам. Сзади доносятся искренняя и громкая брань совсем уже обезумевшего Цзян Чена, и Вэй Ин тихо прыскает со смеху. – Поставь меня на ноги, Лань Чжань! Я и так пойду с тобой куда ты захочешь. У меня ведь нет выбора? – Нет, – отвечает тот, и Вэй Ин, стараясь сдержать хохот, повторяет просьбу: – Ну вот видишь! Значит, я никуда от тебя не денусь! Только пожалуйста. Не надо нести меня, словно принцессу, я и сам вполне могу держаться на ногах… – Нет, не поставлю, – исправляется вдруг Лань Чжань, затем останавливается и аккуратно перехватывает его на руки так, что Вэй Ин по инерции обнимает его за шею, прижимаясь ближе, чтобы не свалиться. – Эй! Что ты творишь, Лань Чжань?! Куда ты несёшь меня?! До него только сейчас наконец начинает доходить положение вещей, и Вэй Ину становится так смешно, что он с трудом сдерживает хохот. Лань Чжань его даже не слушает. Просто несёт себе дальше по улице, не слишком обращая внимание на удивлённых людей, и сколько бы Вэй Ин не бился в его руках, на землю ставить отказывается, так что в конце концов тот сдаётся. Сдаётся в тот самый момент, когда они оказываются перед шикарным особняком Лань Ци Женя. – Пришли, – вдруг говорит Лань Чжань, а затем негромко стучит в двери. Открывают ему почти сразу же. На пороге вновь вырастает фигура его брата. Лицо его светится удивлением и вместе с тем радостной улыбкой. Он тихонько хмыкает, открывает двери пошире, чтобы Лань Чжань мог беспрепятственно внести свою ношу, и тихонько замечает: – Дядя уже дома. – Тем лучше, – отвечает Лань Чжань, проходит в гостиную, встречается взглядом с совершенно разъярённым от такого поведения племянника дядей, и осторожно опускает Вэй Ина в небольшое кресло, а сам опускается подле его ног. – Как это понимать?! – вдруг кричит Лань Ци Жень, но Лань Чжань впервые не обращает на него внимания. – Это правда? – тихо спрашивает он Вэй Ина, и тот смотрит в светлые глаза чуть удивлённо. – Что – правда? – переспрашивает он, затем глядит на злобное красное лицо учителя, потом на немного грустного Лань Си Ченя, и распахивает глаза. – Правда, что я ищу повод, чтобы встретиться с тобой? Правда, что я хотел представить тебя своей семье? Правда… Что правда, Лань Чжань? Что ты нравишься мне? От этих слов обыкновенно спокойный Лань Чжань вдруг хмурится и краснеет. – Что хотел представить меня своей семье… – тихо повторяет он, будто смакуя слова, – что ищешь повод для встречи со мной… Что… нравлюсь… – последние слова выходят совсем тихими, но Вэй Ин и без того их прекрасно знает. Он вдруг горько ухмыляется и сползает с кресла прямо на колени, садясь рядом со своим внезапным спасителем. – Лучше скажи мне, Лань Чжань… Лань Чжань, правда ли, что ты ненавидишь меня? Что я так раздражаю тебя, что ты постоянно пытаешься скрыться, что я… Вдруг на губы его ложится мягкая ладонь Лань Чжаня. А сам он медленно, очень медленно качает головой. – Это неправда, – шепчет он, так и не поворачивая головы в сторону что-то кричащего дяди. – Как это всё понимать?! – беснуется тот, и Лань Хуань вдруг отвечает на его вопрос вместо своего брата. – Разве здесь необходимо что-то понимать, дядя? А затем Лань Чжань добавляет почти что неслышно: – Я не ненавижу тебя. И ты меня не раздражаешь. И в комнате этой снова пахнет прекрасными ароматными яблоками. Застывший поначалу Вэй Ин вдруг дёргается, прижимается поближе к Лань Чжаню, всё ещё ничего не понимая, и хочет открыть рот, чтобы снова начать сыпать вопросами, но тот вдруг сжимает ладонь Вэй Ина в своей и лишь тогда поворачивается к мрачному дяде, жующему собственные губы. – Прости, дядя. Большего произносить ему и не требуется. Лань Ци Жень отворачивается, не желая видеть, как его племянник якшается с Вэй Ином, и тихо шипит себе под нос: – Другого шанса больше не будет. Другого человека тоже. Лань Чжань лишь светло улыбается. – Я знаю. Вэй Ин пока ещё ничего не понимает, и тогда Лань Хуань медленно отвечает ему на не заданный ещё вопрос: – Если ты признал одного человека как человека, которого послали тебе небеса, ты уже не сможешь изменить этого. Или он примет тебя, или ты останешься один. Глаза Вэй Ина округляются ещё шире. И только теперь он понимает, почему же так бесился Цзян Чен. Почему так стрелял в него взглядами Лань Ци Жень. И почему, чёрт возьми, всё это время Лань Чжань вёл себя так, будто вовсе не хочет его знать. – Чего? – обескураженно шепчет он, сильнее прижимая к себе, кажется, едва заметно трясущегося Лань Чжаня. – Что ты сказал? – Лань Ван Цзи, и ты уверен в нём окончательно? – вдруг устало произносит Лань Ци Жень, и Вэй Ин несколько виновато улыбается. – Да, – непоколебимо отвечает Лань Чжань. Вэй Ин всё ещё сидит, пытаясь осознать, что здесь только что произошло, но по лицу его уже расползается широкая и очень радостная улыбка. – А я… Я смогу снова попробовать те яблоки из твоего сада? А ведь он не ел их уже два с лишним года...***
– Лань Чжань, а, Лань Чжань? – Вэй Ин весело крутится вокруг молодого мужчины, то и дело забегая вперёд и наклоняясь, чтобы взглянуть ему в глаза. Тот идёт совершенно спокойно, будто не обращает внимания на выкрутасы вечно шебутного Вэй Ина, и лишь изредка хватает его за руку, чтобы не позволить столкнуться с прохожими. – Неужели ты в самом деле полюбил меня с самого первого взгляда? Ведь я же тогда был совсем некрасивый! Мелкий, весь грязный, да ещё и пытался стащить твои яблоки! Как ты мог тогда в меня влюбиться? Вэй Ин улыбается. Дразнит его, смеётся, и глаза его сверкают радостью, а Лань Чжань лишь тихонько хмыкает, покрепче сжимая его ладонь в своей. Он уже привык к подобному поведению своего мужа, и всё, что остаётся Лань Чжаню – стараться уберечь его от падений и всяческих неприятностей. – С первого взгляда, – отвечает он, и Вэй Ин снова весело хохочет, а потом останавливается прямо посреди тротуара, чтобы обнять мужа и притянуть его к себе для страстного поцелуя. – Твой дядя до сих пор так злится на меня! А ведь мы, кажется, не так уж плохо живём! Они возвращаются с работы. Вэй Ин умудрился наладить неплохую торговую сеть, и Лань Чжань порой даже поражается тому, как ему удаётся держать эту огромную информационную махину на плаву, однако он помогает Вэй Ину, чем может, забрав все обязанности с документами на себя. Вэй Ину остаётся лишь грамотно распоряжаться информацией и хорошенько её разыскивать. И с тем, и с другим он справляется просто превосходно, потому нужды в деньгах они не испытывают. – Не злится, – отвечает Лань Чжань, чем вызывает у Вэй Ина новый приступ хохота. Он перепрыгивает через лужу, в которой кружатся красные кленовые листья, и пожимает плечами. – Надо было видеть его лицо, когда он понял, что все эти подарки, которые я дарил тебе, ты так и не выбросил! – продолжает щебетать он, а Лань Чжань наконец поднимает на него взгляд. Вэй Ин яркий. Тёплый, даже горячий, и настолько живой, что в это трудно поверить. Лань Чжань не знает, как можно было вообще в него не влюбиться. Он шагает ближе, и вдруг привычным движением подхватывает Вэй Ина на руки, не слушая никаких его возмущений, которые успел выучить наизусть. – Я же не принцесса какая-нибудь! – Нет, – спокойно отвечает Лань Чжань и улыбается уголками губ. – Ты моя госпожа. Вэй Ин тихонько хмыкает и довольно дёргает его за привязанный к одеждам кривенький узелок с пышной, красивой кисточкой. Он надеется, что этот узелок всё-таки принёс счастье своему владельцу.