Посмотрите на моего сына

— М-мистер Старк? Тони резко обернулся. Голос принадлежал подростку, который должен был уже спать. — Питер? Что ты здесь делаешь? — Я, уфф... Первое, что заметил Тони — это дрожащее тело ребёнка. Его волосы торчали изо всех сторон, и миллиардер мог увидеть следы от слёз на щеках мальчика. Он вскочил со стула, подходя к ребёнку, его руки скользнули в кудрявые волосы Питера и подтянули мальчика к себе. Тони понизил голос до успокаивающего тона, который всегда звучал при разговоре с ребёнком, и обхватил его шею, проводя большим пальцем по нижней части подбородка. — Что случилось, дружок? Слова Питера были едва бормотанием. В них слышался стыд, и Тони больше всего хотел погасить его. — Кошмар... О, Питер. Ребёнок не спал. Вообще. Со времён Таноса. Тони знал, что было неправильно винить мальчика в этом. В конце концов, воспоминания о смерти Питера танцевали перед ним самим, словно какое-то несчастное кукольное представление. Он не мог избежать этого. Он не мог избавиться от этого. Это был самый глубокий, самый тёмный уголок его души, едва сдерживающий болезненные воспоминания. И Питер помнил. Он помнил то чувство, когда его тело превращалось в пепел. Он помнил, как выло паучье чутьё, как ускоренная регенерация пыталась по кусочкам склеить его обратно. Он также помнил, что было дальше. Всепоглощающая темнота. Тишина. Пустота. Он рассказывал об этом Тони между кошмарами. Это те вещи, о которых невозможно разговаривать при солнечном свете. Тони и Мэй активно разрабатывали разные методы, чтобы обеспечить Питера нужным ему полным здоровым сном. Они знали, что подросток обычно мог позволить себе отдохнуть, когда кто-то из них оставался с ним, поэтому они договорились, и у каждого из них (обычно у Мэй, потому что Тони и так, в принципе, не спал нормально) была возможность отдохнуть между «Питерскими сменами». ( — Это как совместное воспитание, — говорила Мэй с лёгкой насмешкой. — Следующая задача — сходить вместе в ассоциацию родителей и педагогов. И я надеюсь, ты выбрал костюм для его выпуска, Старк. А он, кстати, выбрал. В комплекте с нестандартным галстуком «Мидтаунского цвета».) Сегодня ночью Тони выскользнул из комнаты Питера пару часов назад, после того, как мальчик наконец заснул. Он и правда надеялся, что бедный подросток, может быть, хоть в этот раз будет спать глубоким сном и без сновидений. Видимо, нет. — Я-я был там снова. И в-вы пытались удержать меня, но не смогли, и я просто... Питер всхлипнул, вытирая нос рукавом одной из толстовок Старк Индастриз, которую он украл у Тони. Мужчина мягко шикнул и потёр свой затылок. — Всё закончилось. Я с тобой. Всё хорошо. Питер слабо кивнул, но в глазах ещё читались воспоминания, и Тони принял мгновенное решение. — Идём, малыш. Я хочу тебе кое-что показать. Когда наставник подвёл Питера к пианино, его глаза загорелись, словно молния посреди облаков. — Что это? Тони сел на специальную скамейку и посадил подростка рядом с собой. — Это принадлежало моей маме. Питер вздрогнул. Тони обычно не говорил о своих родителях. — Ох... Миллиардер пробежал пальцами по клавишам. — Она научила меня играть. — Да? — Ага, — он сжал плечо Питера и потянул вниз. Мальчик растянулся на скамье, положив голову на подушку, лежащую на коленях наставника. — Она играла мне, когда я болел или грустил. Питер поднял взгляд на Тони и лениво улыбнулся. — Вы сыграете мне? — Да, — он поправил чёлку мальчика кончиками пальцев и поставил руки в начальную позицию на пианино. — Это представление только для тебя. Так что не говори никому, что я умею играть, хорошо? Ребёнок приглушил зевок, лёжа на животе Тони, и мужчина не смог сдержать широкую улыбку, глядя на мальчика. — Конечно. — Отлично, — он начал легко перебирать клавиши для разогрева, прежде чем перейти к колыбельной, с помощью которой мама успокаивала его во время сильных гроз. Он что-то напевал, наполовину сконцентрировавшись на песне и наполовину на ребёнке на его коленях. Его план работал. Понадобилось всего пять минут, чтобы глаза Питера начали слипаться, и напряжённость ушла из его мышц. Зрачки сонно бегали между лицом наставника и его руками. Первая песня закончилась, и ребёнок вяло замычал: — Ммм... Мне понравилась эта песня... Тони наклонился, взял руку Питера, которая свисала со скамейки и костяшками дотрагивалась до пола, и аккуратно обернул её вокруг своего живота. — Да? Хочешь другую? Ребёнок закрыл глаза. — П’жалуйста... Тони начал играть другую мелодию. Губы Питера приоткрылись, и голова откинулась назад, когда он наконец отключился. В животе Тони разлилось тепло от того, как ребёнок бессознательно схватился за подол футболки мужчины и зарылся в неё. «Я посвящаю каждый день тебе...» Он вспомнил одну лиричную мелодию. Ещё до Таноса Питер был одержим «Гамильтоном», и Тони даже успел выучить несколько песен. Единственная песня, которую он слушал по своему выбору — «Дорогая Феодосия». Потому что она напоминала ему об одном Паучке. Раньше Тони не мог признаться в привязанности к мальчику даже себе. Но после того, как он едва не потерял Питера навсегда, Тони стало намного легче принять любовь к ребёнку, чем оттолкнуть его. Мужчина печатал ноты и разучивал разные песни, пока Питера... не было. Он до сих пор помнил, как его руки неумело обращались с инструментом, когда воспоминания о тихих рыданиях разрывали его сердце. Его пальцы легко вспомнили, куда нажимать, и он мысленно поблагодарил свою мышечную память за текст песни и нужные ноты, навсегда оставшиеся в его голове. Тони напевал что-то, надеясь, что его голос может помочь Питеру спать мирным сном, без кошмаров. «Пожалуйста, — подумал миллиардер. — Пожалуйста, просто пусть он поспит.» — Мне так нравится, когда ты улыбаешься, — Тони немного удивился, обнаружив, что его голос полон эмоций, когда он начал петь, — я не могу оторвать взгляд. Тони посмотрел на Питера. Он вдруг разозлился из-за того, что обе его руки были заняты игрой и он не мог заправить вылезший локон обратно за ухо ребёнка. — Мы будем проливать кровь и бороться за тебя, мы сделаем это для тебя. «Я проливал кровь за него. Я боролся за него. Я делал это снова. Я всегда буду делать это.» — О, Питер, когда ты улыбаешься, я счастлив, мой сын, — он тяжело сглотнул, когда губы ребёнка дёрнулись при звуках его имени. Следующие его слова звучали так тихо, что это едва можно было назвать пением: — Посмотрите на моего сына... «Мой ребёнок. Мой сын. Питер.» Он остановился на секунду, руки повисли над клавишами, его взгляд опустился на умиротворённое лицо Питера. Тони посмотрел на ребёнка. Действительно, действительно посмотрел на него. Он ТАК посмотрел на него, что если бы Питер проснулся — точно покраснел и смутился — но Тони ничем не мог помочь. Было что-то такое в этом мальчишке, от чего у мужчины перехватывало дыхание. Он был готов убивать ради этого ребёнка. Он убивал ради этого ребёнка. И он был готов делать это снова и снова без угрызения совести. Когда мужчина опять начал играть, его руки слегка дрожали от всего этого. Эмоции переполняли его, чувства, которые он не мог отпустить. Любовь, привязанность, страх. Они сталкиваются, разрывают и заполняют его тело с такой силой, что Тони думал, как бы они не сломали его. Может ли кто-нибудь чувствовать это и не быть сломленным? — Гордость — это не то слово, которым можно всё описать... сейчас во мне намного больше чувств, — мелодия остановилась, когда он сжал руки в кулаки. — Питер, ты затмеваешь утреннее солнце... мой сын. Он вдруг задумался, знает ли об этом Питер. Тони когда-нибудь говорил ему, что любит его? Он так не думает. Даже когда мальчик вернулся буквально с того света, миллиардер ни разу не говорил, почему он разорвал Вселенную на части только ради него. «Я должен сказать ему, — подумал он. — Когда он проснётся. Мне нужно сказать ему...» — Моего отца не было рядом, — Тони подумал о Говарде. Он подумал о запахе виски и о выговорах, о свисте ремня и осколках стекла. Он подумал о том, что Питер никогда не узнает об этих вещах. — Я клянусь, я буду рядом с тобой. — Я буду рядом, чего бы это ни стоило. «Я разорвал Вселенную на части, чтобы вернуть тебя, и сделаю это снова, если понадобится» — Я совершил миллион ошибок. «Я позволил тебе умереть. Я позволил тебе умереть и даже ничего не сказал. Мне жаль. Мне так жаль...» — Я сделаю мир безопасным для тебя. «Я обещаю, Питер. Я оставлю только лучшее для тебя. Я бы взял этот грёбаный мир и превратил его в золото, если бы мог. Чёрт, это именно то, что я собираюсь сделать.» — И когда-нибудь ты превзойдёшь нас всех, — Тони посмотрел на дрожащие веки ребёнка и почувствовал тепло, льющееся из его груди. — Да, ты будешь лучше, чем мы... Тони сделал глубокий вдох, когда ноты ушли в небытие. Одна рука легла на мягкие волосы Питера, пока другая проверяла пульс, который быстро стучал от жизни и медленно от сна. Ребёнок был спокоен, это значит, что он чувствует себя в безопасности. — Пятница? — едва прошептал он. — Как он? Его ИскИн уменьшила громкость. На самом деле, её ответ прозвучал так мягко, что Тони даже не ожидал этого. — Жизненные показатели мистера Паркера в норме. Мозговые волны указывают на четвёртую стадию сна. Если Вы собираетесь переместить его в более комфортное место, я советую сделать это в ближайшие десять минут, пока он не перешёл в стадию быстрого сна. Тони посмотрел на открытый рот Питера и услышал сопение. Ребёнок крепко спал. Тони знал, что это лишь одна из всех бессонных ночей, что ждали мальчика впереди. Он знал, через что прошёл Питер, через что все они прошли, и знал, что это невозможно исцелить песней из «Гамильтона» и старым маминым пианино. Но, чёрт, это только начало. И на данный момент это всё, что им нужно.