stuck in the middle (with you)

— Поцелуйчик?* Мир вокруг замирает, растворяется, как отвратительный кофе «три в одном», который по вкусу похож на сахарный мыльный раствор в горячей воде. Кроули непонимающе моргает, вглядываясь в спокойное ангельское личико, и смотрит поверх очков, угрожающе сверкая янтарными глазами. Азирафаэль невинно пожимает плечами на удивлённо вскинутые брови и улыбается, пытаясь скрыть это. В голове демона — дикая смесь хаоса и грязных мыслей, связанных с нежными розовыми губами, покрытыми лёгким клубничным блеском. — Да? — он неуверенно наклоняется к ней, чтобы Азирафаэль с её не совсем высоким (по правде, совсем не высоким) ростом было удобно дотянуться до его лица. Азирафаэль протягивает ему конфету в знакомой обёртке, и Кроули кажется, что это форменное издевательство, капитально портящее ему всё существование на Земле. Она проворачивает этот трюк не впервой, так ловко, что он иногда с трудом может распознать её манипуляции, которые несправедливо зовутся безобидными шутками. Но суть в том, что они не безобидны, и Азирафаэль более чем понимает, как хитро обводит демона вокруг пальца. Кроули ей позволяет, прекрасно зная все её уловки, но забывается, смотря в голубые глаза напротив. Он подставляет раскрытую ладонь, принимая сладость, и оставляет быстрый поцелуй на ангельской щеке. — Спасибо, дорогая. Азирафаэль смущённо хихикает, прикладывая ладони к непривычно заалевшим щекам. Его прикосновения приятны и отдаются нежной щекоткой в грудной клетке, за рёбрами. Внутри бабочки порхают, даруя необычайную свободу. От них становится так легко и волнующе, что хочется, чтобы это повторялось снова и снова, но Кроули не переступает через невидимую границу их дружбы. Для неё стало жизненной необходимостью держать Кроули за руку, особенно в последнее время. Это может показаться милым, и они наверняка со стороны походят на пару влюблённых голубков, раздражающих всех в радиусе десяти метров сопливо-романтической аурой. Переплетать пальцы; обнимать друг друга (чаще всего по инициативе Кроули); сидя в гостиной, делиться новостями за день или тот промежуток времени, что они не виделись — она не может устоять и поддаётся демоническим чарам змеиных глаз. — Знаешь, ангел, эти поцелуйчики очень сладкие, но не слаще твоих, — Кроули лукаво усмехается, подыгрывая и как бы невзначай касаясь её волос, убирая светлую прядь за ухо. — Мне нравится. — Мне тоже, — чересчур скоро срывается с её губ. Она отстраняется, чтобы избежать лишнего смущения и неловкости. Кроули невозмутим, но в глазах его пляшут адские искры, показывающие, что он совершенно не готов отступать сейчас. Он тянется к Азирафаэль, без напора целует её. Поцелуй — слабое касание губ, попытка оказаться чуточку ближе. Для Кроули он — симфония давно забытой небесной колыбельной, звёздной мелодии и песни новой созданной галактики. У Азирафаэль внутри всё диссонирует; ей кажется, всё дрожит от напряжения или землетрясения, существующего только в её голове, но разрушающего хрупкий город её надежд, принципов и ангельского нигилизма. Кроули пытается не дышать полной грудью, потому что от Азирафаэль пахнет домом, любовью, бескрайней пустотой космоса и... — Это что, вишнёвые леденцы? — он расплывается в широкой улыбке. — Признавайся, ангел, сколько у тебя конфет? — Достаточно, чтобы прожить долгую и счастливую жизнь. Целовать Кроули уютно, несмотря на греховность и безбожность их опасного влечения, удивительно схожего с навязчивой идеей. Поэтому губы Азирафаэль сами по себе шепчут треклятое «ты мне нужен». Пустые, глупые слова, не несущие для них обоих никакого смысла. Но он улыбается ласково, гладит светлые волосы с особой бережностью и отвечает: — Ты мне сильнее.