Сходка самоубийц

Шампанское бюджетного типа, которым по традиции потчуют друг друга дамы бальзаковского возраста на дешевых корпоративах под весьма блеклое подобие суши на пластиковых вилках. Интересный выбор закусок: кукурзные чипсы, дешевые бутерброды с соленой рыбой, имитационная икра — похоже, всё, что члены клуба успели прихватить в ближайшем торговом центре. Принц со всем изяществом королевского рода макал кукурузные чипсы в соус из химического сыра и с удивительным мужеством умудрялся не морщиться. Наш знакомый художник гипнотизировал бокал шампанского, говорил тихо, скорее сквозь всех, чем обращаясь к кому-то конкретно. — В чем, собственно, смысл. Прогибаться перед заказчиками. Редактировать порнуху с щупальцами и полузверями. Ради этого я потратил последние пятнадцать лет? Чтобы рисовать грудастых девок-лепреконш для рекламы пабов? Я никогда не буду достаточно хорош. Я не умею подстраиваться под моду. Я люблю рисовать в традишке. Принц приподнял брови, одними губами повторил: — В традишке? Я счел своим долгом вмешаться: — Кистями и красками. Конечно, я был уверен, что принц прекрасно разбирается в терминологии художников-фрилансеров, но человеку его образования немудрено забыть парочку незначительных деталей. — С этим добром мне только идти на площадь перед Тауэром, клепать шаржи туристов и знаменитостей, — наш знакомый закрыл лицо руками, потирая горящие виски. — Я так устал, Господи. Более опытный член Клуба похлопал его по плечу, и, закатав рукава, вернулся к пакету картофельных чипсов семейного размера. Его рука от запястья до локтя представляла собой корку шрамов, свежих порезов и йодовых пятен. С трудом признаюсь, но все-таки было тяжело не вздрогнуть, представляя, как этот сложнохимический сырный порошок въедается под коросту. — Жиза, что. Вот так тусишь на одной планете с антивакцинщиками и сторонниками плоской земли, и такая усталость накатывает, хоть в петлю лезь. Собсна, потому я и здесь. Он пил из горлышка дрянное шампанское и облизывал пальцы от жирных рыжих пятен. Мой высокородный спутник поморщился, глядя на его грязные, свалявшиеся волосы и заляпанную бог весть чем толстовку. — Даже если ты надумал сводить счеты с жизнью, что мешает хотя бы вымыть голову? — сердито шепнул он мне, с чем я не мог не согласиться. Рядом с нами кто-то фыркнул. — Пиздит как дышит. Принц поморщился от ругательства. Он вообще не выносил сквернословия. Молодой человек в красном бомбере. Сердитый, с аккуратно завитыми в барбершопе усами, абстрактными угловатыми татуировками на голой шее. — Прошу прощения? — Его в детстве поимели. — Но позвольте, председатель говорил, тут собираются люди из порядочных семей? — Типа в хороших семьях не бывает отморозков? Его величество не имел обыкновения спорить с агрессивными джентльменами, особенно когда те держат в руках полупустые бутылки. — Чинить компьютеры полным придуркам, которые думают, что беспроводные мышки работают на колдовстве, — проворчал «джентльмен» во весь голос. — Все бабы болтливые, бесполезные тварюги, с которыми ебаться-то скучновато. Гей-парады каждый июнь, деваться от всего этого некуда. Теракты. Самолеты падают. Я бы, может, пожил чутка в каком-нибудь Непале в качестве козы, но жить человеком? Нахуй надо. — Ну, ты всегда можешь податься в фурри, — сказал неряшливый молодой человек и рассмеялся. Еще один юнец, очень лохматый, в растянутом кардигане и выпуклых очках, свернулся в своем кресле чуть поодаль. — В том смысле, может, мы переродимся в каком-то лучшем месте? — говорил он тихо. — Знаете, я верю, нет, я знаю, что страданиями здесь мы зарабатываем себе надежду на лучший, справедливый мир. Я слышал какой-то ропот о том, что этот бедняга вечно страдает желудком после неудачной попытки отравления. Что у него умерла девушка. Кажется, рак. Второй член клуба, хоть чуточку близкий к моей возрастной группе, сидел в инвалидной коляске. Окутанный клубами из новомодного вейпа, как гусеница на грибе, он тщательно пережевывал слова. Рассказал мне диетическую версию своих удивительных похождений, на которые потратил последние сорок лет своей весьма насыщенной жизни. — Да-с, я пресытился, сударь, что поделать, убивай или будешь убит. Я прикупал кое-какие занятные вещицы на Даркнете, я находил красные комнаты, я мог бы рассказать этим молокососам такое, что они будут счастливы жить. Но здесь — это же самый дешевый, самый легкий способ развеять скуку. Вы знаете, каково это, посмотреть им в глаза, прежде чем мой глухонемой водитель всадит иглу им между позвонков? Божественно. Помнится, мы ушли оттуда не в самом лучшем расположении духа. Я, сам не зная почему, засиделся допоздна в их беседе, просматривая бесконечные фото с разбитым носом: «Поцапался с каким-то гопарем #держу_ в_курсе». Циник делился своими традиционно подвальными гениальными идеями про жизнь и женщин, историями из «стационара»: его госпитализировали один раз, но и там он выменивал сигареты, доводил одного из санитаров до белого каления своим кичливым знанием парочки фэнтезийных циклов. Бедняга с покойной девушкой давно уже ударился во всякую индуистскую чепуху и тета-хилинг, отвечал «жиза» на большую часть сообщений, рассказывал разве что про сонные параличи и поэтов серебряного века. Иногда отправлял фотографии небольших, аккуратных порезов. И за всеми грязными шуточками в духе «Надеюсь, у нее/него ВИЧ» или «А я уже думал за мной за мемас про голую королеву выехали» легко было забыть о том, зачем все эти люди вообще собрались. «Густое отчаяние в дюжине форм, уже лишь отдаленно себя напоминающее», — подумал я и отложил телефон.

***

Он пытался им помочь. Он правда пытался. Он предлагал деньги. Предлагал услуги хороших врачей. Не помогло. Тот бедный молодой человек в очках через месяц после нашего разговора воссоединился со своей Сибил. Циник, видимо, продолжил чинить компьютеры и писать едкие многостраничные посты на 4chan. Художник, кажется, нашел себе работу в какой-то студии, производящей настольные игры, совершенно отдельно от нас. Что до Фигляра, так… Перед моими глазами встал образ его отца, пришедшего забирать непутевое чадо — тощего, зеленоглазого, совершенно на него не похожего. Холодный, обсидиановый голос: — Вы не хотите помогать. Вы хотите по-быстрому поднять карму. Вам все равно. Вы, что ли, штопаете его, когда он пытается вскрыться? Просыпается в слезах? Все равно, все равно, все равно. Я свел всех этих людей с их страстями, страданиями и историями до двухмерных персонажей для сенсационной книжицы, которую я смогу опубликовать через несколько лет, на пенсии, за скромный гонорар. Разумеется, все доходы от продаж пойдут на пользу Бакардийской короны. Ради чего, спрашивается? Я кладу перед ним на стол свою драгоценную звезду за «заслуги». Его высочество даже удосуживается выпутаться из наушников и вызвать меню очередной игры с дополнениями по сотне долларов за каждое. Смотрит растерянно. — Я увольняюсь. Я немедленно передаю все, что знаю в руки полиции. — Но… Казалось, мир должен был рухнуть, но ничего такого не случилось. Последовало именно то, чего я ожидал. Угрозы, бесконечные завуалированные угрозы — мне, моему брату, — уверения, что… — Полковник, на вас, как на джентльмена, я никогда не стану давить. Ни за что, не после того, что между нами было… Его рука легла на мое запястье. Мне стало противно. В чем-то покойный Мальтиус в его жутковатой прозорливости был прав, когда спрашивал: «Что, часто он с тобой развлекается? Этот изнеженный королевский сынок?» Развлекается. — Между нами ничего не было. Ничего важного для вас. Он что-то еще говорит, что обязательно займется, конечно, если я так хочу. Правда, будет много бумажной волокиты, лучше мне остаться, хотя бы пока не будут готовы все нужные документы, всего лишь на пару месяцев… Ты не можешь этого сделать. Ты не можешь уйти от меня. Я… Я знаю, что в эти две недели он будет изображать примерного работодателя. И не только работодателя. — Нет. Здесь и сейчас. Ему нечем крыть. Трудовое законодательство в Бакардии не знает пощады, кому это знать, если не мне, привычному к бесконечному нытью про «задушенную конституцией монархию». Я выхожу из его кабинета со стойким ощущением, что последние Бог весть сколько лет своей жизни я занимался ерундой. Поддерживал иллюзию. Мы играли в джентльменов из старых книжек, а потом я шел в совершенно современный магазин покупать корм для осточертевшего попугая и хлопья со вкусом химозного морковного торта, потому что ничего больше не помогает от похмелья его высочеству. Я заслуживаю большего. По крайней мере пенсию.