— вы поможете мне с химией, эрика муратовна?

марк, по правде говоря, никогда не хотел учить детей, да и находиться в школе вообще после девяти лет ада, но так уж вышло, что он пошел в педагогический колледж, ибо даже не представлял, куда может податься: то ли на трассу, то ли в пятерочку — продавцом-кассиром. женя, его сестра, которая отучилась аж целых одиннадцать лет и сдала егэ лучше всех в своей школе, а после подала документы в педагогический институт. ей всегда нравились дети и педагогика в целом, так что с первого класса гордо утверждала: «я буду учителем!» в принципе, так оно и получилось, чему и родители, и женя — евгения михайловна — были безумно рады. бейершмитт никогда не подавал особых надежд: ни в детском садике, ни в первом классе, ни в девятом. когда парень в очередной раз ничего не учил, а лишь прокрастинировал сутками напролет, учителя отмахивались от него, словно от назойливой мухи, вздыхали и говорили: «черт с тобой, садись». мальчишка, конечно же, садился обратно, уставившись в одну точку на стене, пока одноклассники шептались о том, какой же все же этот марк чудной и, скорее всего, глупый, но он никогда не был глупым ребенком, а только наоборот, все тянулся к новой информации; первые шесть классов даже был отличником по некоторым предметам, а пару раз даже ходил на городские олимпиады. только вот в седьмом что-то перемкнуло в голове, стало просто наплевать на учебу. в школе появлялся от силы два раза в неделю, принося иногда старой классухе, которая верила любому его слову, липовые справки. родители смирились, ведь какая разница? всегда была отличница женя, которую и родственникам не стыдно показать, когда марк и в лицо ни разу не видел большую часть этих самых родственников. отец просто-напросто ненавидел и стыдился своего сына. в детстве мужчина еще как-то пытался наказать непослушного мальчишку, а потом просто стал от него отмахиваться и не обращать внимания. мать потом, «за компанию», присоединилась к своему мужу, и теперь марка будто вообще не существовало в их идеальной семье. утешало только то, что сестра везде и во всем поддерживала брата, не смотря ни на что. так, наверное, он оказался в школе. и сейчас, с приходом нового ученика в восьмой «б» класс, марк михайлович об этом ни капельки не жалеет.

***

леша никогда не верил в любовь с первого взгляда, но, увидев их нового физрука, кажется, влюбился навечно. марк михайлович был просто идеальным: блондинистые вьющиеся волосы, поджарое тело вкупе с высоким ростом под два метра, ямочки, которые появляются, когда парень улыбается, и веснушки на щеках. вообще-то, залевскому из-за его прогрессирующей астмы на физкультуре лучше было не появляться, ведь может случиться очередной приступ, но учитель был настолько прекрасен и красив, что хотелось смотреть на него вечно, не отрывая взгляд ни на единую секунду, так что каждый урок физкультуры его можно было увидеть в майке и черных спортивках, стоящим в ширенке, и откровенно пялющиемся на бейершмитта, пока кира стояла рядом и просто пищала от счастья, смотря на этих двоих. — эй, леша, подойди, пожалуйста, ко мне! — кричит михайлович с другого конца спортзала, подмигивая. — секундочку, марк михайлович! — говорит уже тише, быстрым шагом — почти бегом — направляясь к нему. — что Вы от меня хотели? — быстро останавливается и пытается отдышаться, хоть и не успел как-то устать. — ich finde, dass dich sehr schön. ich mag dich sehr, baby, — где-то позади парней послышался очень громкий кашель (кажется, киры), да и младший сам просто охуел. он ходил к репетитору по немецкому языку уже на протяжении долгих пяти лет и, конечно, понял значение таких простейших предложений. — ich liebe dich auch, mark, — а теперь охуел уже физрук. сначала лицо его побледнело, потом покраснело, а затем его глаза чуть ли не вываливались из орбит, пока восьмиклассник незаметно пытался скрыться за широкими спинами одноклассников. урок продолжался. забег на десять минут обязан был убить астматика, но «мы же русские, с нами флэш». или бог? значит, все же с нами марк михайлович. на третьей минуте залевскому все же стало очень плохо, было понятно: приступ астмы пришел. ингалятор остался в его рюкзаке в раздевалке, до которой еще нужно было подниматься по лестнице на другой этаж. — черт тебя побери, лешенька! что с ним вообще приключилось? — старший бежит, сломя голову, ведь буквально пять минут назад он с ним флиртовал и был просто уверен, что после шестого урока будет продолжение, а сейчас не уверен, что с парнем все будет хорошо. — у него астма, марк михайлович. вы что, не знали? — к учителю подходит не менее взволнованная кира, — несите его в медпункт, быстро! я пойду в раздевалку, может, у него хотя бы в рюкзаке или пиджаке ингалятор найдется? — хорошо, давай! только быстрее, пожалуйста, — марк уже бежит в медпункт, держа на руках очень хрупкого и худого мальчика, пока сердце из грудной клетки буквально выпрыгивает. — александра, помогите мне! у него приступ астмы на физкультуре случился, я не знаю, что делать, — запыхавшийся михалыч уже не может смотреть на задыхающегося парня и аккуратно кладет последнего на жесткую кушетку. — марк михайлович, марк михайлович! я нашла! — игнатьева вбегает в комнатушку и дает этот спасительный прибор в руки своему однокласснику, что начинает жадно дышать из него. — мне… лучше. спасибо. большое, — очень тихим, слабым голосом шепчет алекс, пытаясь восстановить дыхание. — если появишься хотя бы еще раз на физкультуре, я тебя прибью, baby, — физрук подмигивает и встает с кушетки, возвращаясь обратно на урок.

***

неизвестный номер, 21:15 зая, приходи завтра к половине восьмого к спортзалу. я буду тебя ждать)</right <right>лешенька, 21:17 что? кто вы?

неизвестный номер, 21:17 я — лучшее, что случалось в твоей жизни.

***

на часах высвечивалось 7:31, а тот самый незнакомец еще не пришел. почти никого не было в старшем корпусе. кажись, его кинули. причем, очень жестко. — привет, малыш! прости, что немного задержался. я не хотел, — он подходит сзади и даже чуть-чуть нагибается, чтобы шлепнуть паренька по заднице. ну да, если у одного рост под два метра, а другого — полтора метра, то будет ну… не слишком легко. — гутен морген, марк. я не малыш, если ты не знал! сам ты малыш! и вообще, я сейчас возьму и обижусь, — леша демонстративно надул губки и отвернулся, чтобы дать понять: он серьезно обижен, а не шутки вам тут шутит! — эй, ну ты чего? — бейершмитт подходит ближе, разворачивает к себе и целует. — ты идиот или ты идиот? мы в школе! а если кто-нибудь увидит? — залевский испуганно оглядывается по сторонам, будто пытаясь найти доказательство своим словам. учитель только промолчал, взял за руку своего ученика и повел его к себе в кабинет. пока последний смотрел на михайловича, как на обезумевшего, и ничего не замечал, «обезумевший» уже привел его в свой кабинет и посадил на стол, двумя руками опираясь на стену около головы мальчишки, словно придерживая. хватило алексея только на мычание, все чаще и чаще переходившего в приглушенные стоны. он успел избавиться уже и от рубашки, и от брюк, а на ключицах красовалась пара-тройка багряных засосов. пара верхних пуговиц на белой рубашке старшего были так соблазнительно расстегнуты, что скоро этой рубашки вовсе на нем не оказалось. руки держались за деревянный стол, ноги давным-давно покоились на плечах марка, а изо рта выходили такие непозволительно громкие стоны. пальцы на ногах поджимались, а все мальчишеское тело так изящно изгибалось, доводя другого до оргазма только одним видом. в таком положении они провели еще несколько долгих минут, показавшихся вечностью, пока кое-как не отцепились друг от друга, ведь впереди предстояло еще целых семь уроков. мужчина сам аккуратно застегнул пуговицы на рубашке восьмиклассника, пока тот просто наслаждался жизнью. теперь его парнем был самый главный красавчик школы, который прямо сейчас собственноручно застегивает рубашку на его теле, одновременно с этим целуя тонкую шею.

«ну да, сидеть на стуле сегодня будет очень больно».

***

любимый, 10:31 как насчет повторить после уроков, малыш? лешенька, 10:31 ты хочешь развить у меня фетиш на слово «малыш»? любимый, 10:31 возможно, малыш. лешенька, 10:32 я тоже тебя люблю.