***
Они не знали, который был час и насколько длинный путь за сегодня проделало солнце, когда они подошли к Пембруку, возвышавшемуся над такими крошечными людьми. — Люблю тебя, Би, — Вероника, оторвавшись от Арчи впервые за несколько часов, обняла подругу, осторожно прижимая к себе и шепча эти слова, слыша в ответ то же самое. За их спинами Джаг прижимался к рыжеволосому Эндрюсу, хлопая того по плечу. На этот раз было бы неправильно ограничиваться тем самым «мужицким кивком головой». Было бы недостаточно. Это было странно и до жути ванильно: вот так обнимать друг друга, словно перед смертью. Но, насколько бы странно и ванильно это ни было, это было нужно. Бетти закинула свои руки на шею Арчи, прижимаясь личиком к его щеке, не боясь запачкаться кровью. Её было достаточно и слишком много: сегодня, полгода назад, год, так достаточно, что её присутствие уже не так удивляло. Тем более, это отходило на второй план, когда Бетти обнимала своего лучшего друга, соседского мальчишку, которого когда-то научила читать и в которого когда-то была влюблена. Который был рядом, когда ужас, боль и смерть, собравшись вместе, подступали тихими шагами, протягивая свои костлявые руки и пытаясь затянуть с собой Элизабет. — Ты не твой отец, Вероника, — Джаг сказал, устало опуская взгляд на землю и подходя ближе к Лодж. — А Змеи и их Король — одни из благороднейших людей, которых я когда-либо встречала, — девушка предприняла попытку улыбнуться, и кончики её губ поползли вверх. — Будем друзьями, Джаг. И это было их первое объятие. Было непонятно и иронично: их вторые половинки были лучшими друзьями, а они, по сути, практически никем друг для друга не являлись, лишь вечно грызлись друг с другом, как обезумевшие собаки. Либо работали, как компаньоны, для раскрытия очередного мрачного дела. Но сегодняшняя ночь, это первое объятие и слабая улыбка показали, что надвигается что-то лучшее. Что-то, что принесёт дополнительное тепло в их четвёрку, в котором все они сейчас так нуждались.***
— И даже не думай, Бетти, что теперь ты будешь жить у Вероники, — заходя в родной-чужой дом, произнёс Джагхед, закрывая за собой дверь. Он наблюдал за Бетти, которая скидывала со своих ног ненавистные туфли, стоя около журнального столика. От аккуратного пучка, собранного несколькими часами ранее, не осталось и следа: волосы были разбросаны по плечам, касаясь лямок платья. — Я и не думала про это, Джагги, — тихо ответила Элизабет, всё также оставаясь стоять спиной к самому дорогому человеку в её жизни. — Твой папа, кажется, решил порадовать тебя с утра пораньше, — произнесла, смотря на оставленную на столике пищу. Парень заметил, как дрожал голос его девушки, когда та обращалась к нему. Он не мог и на миг представить, что сейчас происходило внутри неё. Пережить потерю стольких дорогих её сердцу людей, не имея возможности как-либо изменить сложившуюся ситуацию, может не каждый взрослый человек. А здесь — простая семнадцатилетняя школьница. Джаг стоял, смотря на этого сильного человечка, такого сильного и стойкого для своего возраста, восхищаясь им. Она была невероятно умной и открытой, готовой бросить все силы на осуществление благих намерений. Она даже была готова помогать людям, когда-то ранившим её саму. Она вставала на защиту друзей и родных, часто жертвуя своим спокойствием и комфортом, плача в подушку и пряча синяки под глазами по утрам, вскоре вновь приветливо улыбаясь в школе каждому встречному. Она могла выслушать человека и успокоить, произнеся лишь одну обнадёживающую фразу и обняв, перебирая волосы своими пальчиками и гладя по спине. От таких, казалось бы, простых действий, становилось лучше, и казалось, что все проблемы не так уж и ужасны и могут быть разрешимы. Она всегда прощалась с людьми с улыбкой, никогда не показывая другим свою боль, не желая нагружать своими проблемами, пряча всё в себе. Она была чистейшей, несмотря на то, что могла думать про себя. И милосердная жизнь, в итоге, наградила её этим, заставляя увязнуть по самую макушку, почти не позволяя разрешить сложившуюся ситуацию, только усугубляя её положение. Ухудшая всё в жизни этой хрупкой, на первый взгляд, девочки, закалённой неимоверными трудностями. Элизабет всё ещё стояла к Джонсу спиной, опустив плечи и голову, не двигаясь. Стояла, словно статуя, которую, как все думали, невозможно сломать. Но так казалось лишь внешне: все внутренности были испещрены глубокими трещинами, которые стремились вырваться наружу и разрушить девушку. Но она активно сопротивлялась, держалась, выносила ножи, втыкаемые в спину самой судьбой. Оставалась для всех солнцем, дарящим надежду. Половица скрипнула под чёрными запылёнными ободранными туфлями Джага. Звуки приближались к Бетти, не смевшей сдвинуться со своего места. Послышался тихий всхлип, который резанул Джага по сердцу, заставляя его кровоточить и изнывать от боли, струившейся из этой семнадцатилетней девчушки. — Беттс… — преодолев разделявшее их расстояние и приблизившись вплотную к блондинке, Джаг поместил свои ладони на тонкую талию, аккуратно сжимая. Наклонился к её манящим волосам, зарываясь в них носом, чувствуя запах леса и ветра. Медленно провёл кончиком носа от макушки до уха, обжигая кожу своим дыханием и тихо шепча: — Тебе нужно помнить, что я рядом. Переместил левую руку на её живот, прижимая девушку ещё ближе к себе, пальцами правой ладони пробираясь к личику, моментально чувствуя влагу и стирая солёные дорожки, не перестававшие катиться по её чудесным щекам. Губы опустились на шею, мягко целуя и не отрываясь от кожи. Хотелось растянуть это мгновение надолго. И больше никогда не отпускать эту малышку. Как он винил себя за то, что не уберёг ее от сестёр тихого ни черта не милосердия! Бетти лишь улыбалась и гладила его по щекам, когда её Джагги вновь и вновь извинялся перед ней, не останавливаясь. Она совсем не держала на него зла, даже не допуская подобной мысли. А он продолжал, пока Элизабет не устала от этой бессмыслицы и не доказала ему, что совсем не обижается на своего парня. — Давай смоем все это с себя, Беттс, — его нежные и такие родные пальцы плавно порхают к плечам, даря любимые прикосновения, и опускают лямки надоевшего платья.***
Для каждого слова «уют» и «умиротворение» пахнут по-разному. Для кого-то они пахнут чашкой горячего кофе, весенним утром, поскрипывающим окном двухэтажного дома, расположившегося на берегу моря и волнами, мягко подкатывающимися к ногам. Для кого-то — трёхкомнатной квартирой в многоэтажном доме где-нибудь под небом с видом на мегаполис, одна из комнат которой будет служить фотостудией, пушистым серым котом и кактусами. А для Джагхеда Джонса «уют» пахнет бургерами из «Pop`s», кожанкой Саутсайдских Змеев, небрежно висящей на стуле, просмотром старых фильмов и ароматом распущенных из хвоста волос Бетти Купер. Они лежали на диване в бывшем доме Куперов, укрывшись пледом и поедая импровизированный завтрак, купленный у добродушного Попа и заботливо оставленный ЭфПи Джагу. Слушали какое-то старье, доносившееся из такого же старого радио, которое было притащено сюда с переездом Джонсов. Парень ласково перебирал влажные пряди своей девушки, пропуская их через пальцы и наблюдая за тем, как они медленно оседают на её плечи, чувствуя себя расслабленно и спокойно. Впервые за долгое-долгое время. Глаза Бетти всё ещё были красными от недавних слёз, голова побаливала из-за долгих рыданий, и даже таблетки, выпитые ею ранее, не особо облегчали состояние. Казалось, от ужасных мыслей о застреленном отце, невесть где пропавших матери и сестре могли на некоторое время спасти только плавные движения его рук, так легко скользящих по её телу: волосам, лицу, рукам, задерживаясь на ладонях, где вновь проступили чёртовы полумесяцы, выглянув из-за туч. Он брал её ладошки в свои руки, и, поднося к губам, бережно целовал, стараясь заглушить боль. Спускался к бедрам, щекоча своими тёплыми пальцами, и вновь возвращался к талии, по-хозяйски прижимая к себе. Целуя в висок. Видя, как девушка заплаканным лицом поворачивается к нему и, немного подавшись вперёд, закрывает глаза. Джаг улыбается, рассматривая её черты. Прекрасная без капли косметики: манящие ярко-розовые губы, аккуратный ровный нос, который он целует в первую очередь. Брови-веточки и высокий лоб, на котором проступают морщины. Совсем не для её возраста. Совсем не для семнадцати лет. Король наклоняется к Королеве, оставляя некоторое расстояние между ними. Зарывается рукой в её волосы, придвигая ближе. Закрывает глаза, наслаждаясь моментом. И чувство тревоги, почему-то, не нежится внутри, как было раньше. Когти об рёбра точат лишь болезненные воспоминания прошедших месяцев. Но это пройдёт. Не скоро, но покинет его. Ведь он с ней. — Я не знаю, как быть дальше, — тихо шепчет Бетти, придвигаясь ещё ближе. — Я тоже, — не утаивая правды, отвечает Джагхед. — Но помни: я рядом, — наклоняется, в один момент уничтожив расстояние между ними. Целует её нежно, будто в тот самый первый раз, этажом выше и месяцами раньше, целует, не желая отпускать. Невесомо касается языком её нижней губы, отстраняясь, когда его уста вновь оказываются накрыты её мягкими губами. От этого сносит крышу, будто им… Будто им по семнадцать. И от этого внутри становится тепло. Вся тьма, окутывавшая нутро раньше, потихоньку растворяется от лучей осторожно бьющей надежды. Бетти отстраняется, бормоча «я люблю тебя», опуская голову на его грудь и гладя ладошкой его щёку, останавливаясь на родинках. Она запомнила их точное расположение ещё в прошлом году. Она спокойно улыбается, чувствуя себя в безопасности. За ним, словно за каменной стеной. За ним, никогда не отпускавшим её. Никогда. Даже тогда, когда было смертельно. Больно. Страшно. Опасно. Она чувствует, что может быть… с ч а с т л и в о й. — Я тоже. Некоторое время они лежат в тишине, нарушаемой лишь посвистыванием ветра и ударами капель начавшегося дождя об окна, чувствуя друг друга. Но вдруг раздаётся её тихий голос, слабый, медленно поющий, постепенно возрастающий и убывающий вновь: — We'll go camping, play some poker, and we'll eat some chili fries, maybe prom night, maybe dancing… — поёт тихо, чуть ли не проговаривая по слогам каждое слово, будто замедляя ход времени. Джаг слушает её голос. Упивается им. Как же он любил слушать её, когда она репетировала, стоя перед зеркалом или спеша в школу. — Don't stop looking in my eyes, — Джаг выводит чуть громче, чем Бетти, отчего дыхание той буквально останавливается. Он знал, как она обожала его голос, когда тот пропевал строчки душераздирающей песни. Хотя сам всей душой противился участвовать в мюзикле и после него ни слова ни разу не пропел… Но сейчас, для неё он готов делать это хоть на протяжении вечности. — Can't we be seventeen, is that so hard to do? — пропевают вместе, пока Бетти улыбается, погружая свои пальцы в его густые, такие любимые волосы, позволяя скромной слезинке скатиться по щеке. Которая будет стёрта его большим пальцем. Пауза. Глубокий вдох, как учил Кевин. — If you could let me in, I could be good with you. Бетти смотрит на Джагхеда, улыбаясь, искренно, без желания быть «такой, как надо». Улыбается широко, чем вызывает улыбку у него. — Can't we be seventeen, Джагги? — заглядывает в его серо-зелёные глаза, улыбаясь шире от того, насколько они прекрасны. Боже, это до чёртиков ванильно. Но ей так нравится. Так сильно нравится. — Да, Бетти. Я обещаю. Медленно касается её губ, растягивая поцелуй, обнимая крепче. Чувствует, как безгранично любит её, говоря ей об этом. Говорит, что всегда будет рядом. Говорит, что всегда будет поддерживать, даже в её самых безумных идеях. Говорит, что всегда будет заботиться о её безопасности. Всегда. А Джагхед Джонс, как известно, всегда говорит правду. Идиллию нарушает резко раздавшаяся трель телефона девушки. Бетти тянется к столику, просматривая появившееся сообщение. Джаг обеспокоенно сдвигает брови к переносице, но расслабляется, видя приподнятые уголки её губ. — Арчи зовёт вечером прогуляться с Вегасом. Идём? — Конечно, — не задумываясь, отвечает парень, вновь привлекая девушку к себе, заставляя улыбнуться шире. У них ещё есть масса времени до вечера.***
Они гуляли, вспоминая начальную школу, слушая рассказы Вероники об о-очень весёлой Нью-Йоркской жизни. Они смеялись над выходками Вегаса. Они смеялись над тем, как каждые пять минут Джаг поправлял свою шапку-корону, а Арчи, в свою очередь, подкалывал его за это, как Бетти с Вероникой, сегодня обутой в светлые кроссовки, а не привычные шпильки, перепрыгивали через образовавшиеся после дневного дождя лужи. Они были семнадцатилетними. И никто не мог у них этого отобрать.