Признание на ТВ

- И после вашего спорного освобождения из тюрьмы Вы встретили своего отца, Элайджу Ван Даля. Мужчину, чью личность Ваша мать от Вас скрывала. - Так точно, - спокойно ответил Освальд. Эд стоял рядом с оператором, показывая ему большой палец и улыбаясь ему. Он выглядел обнадеживающе во время стрессового интервью. Легкий румянец окрашивал щеки Освальда и его внимание вернулось к Маргарет Херст. Эта женщина напоминала ему змею. Каждая женщина была змеей, он был уверен в этом. Грейс, Саша, Барбара Кин и эта пройдоха Табита Галаван. Изабелла. Его сердце разрывалось из-за Эда. Он ненавидел эту женщину всем своим естеством и был счастлив, когда она бросила Эдварда. Но бедный Эд был раздавлен и иногда говорил себе, что было неправильно позволить им прожить свою историю любви. Он должен был защитить своего лучшего друга от этой мегеры с ее изменчивым сердцем. Уже было поздно, и девушка покинула город без тени сомнения. Тем лучше для нее, потому что он был не из тех, кто прощает. - Он также умер при подозрительных обстоятельствах. Его жена и приемные дети исчезли вскоре после этого. Испуганный, Освальд вдруг вернулся в реальность. Журналистка–стервятница—прищурила глаза с ухмылкой на ее красных губах. Яростное желание ударить ее чем-то тяжелым—чем-то вроде булавы, сломать ее белые зубы—дергалоего. Его взгляд пересекся с взглядом Эдварда, и он восстановил немного контроля. Его пальцы впились в подлокотник его стула. - Ну, я вполне уверен, что они были ответственны за его смерть. Так что я надеюсь, что они отлично скрылись, потому что, если я их найду, последствия будут очень неприятными, - воскликнул Освальд, наклоняясь к женщине. - Что Вы имеете ввиду под «неприятными»? - спросила журналистка. Освальд поправил себя с любезной, но поддельной улыбкой. - Я донесу на них в участок полиции, конечно же. Они же рыцари этого города—конечно же, я прощаю их за то, что они арестовывали меня в прошлом, отправив в эту ужасную фабрику монстров, Аркхем. Вы знали, что они пытали меня? Я не говорю это, чтобы вызвать жалость, но я могу сказать, что я выживший, как и любой житель Готэма. Он повернул свои глаза к камере, смотря на любого человека перед своим телевизором. - Все вы знаете о моем прошлом. Вы знаете, что я не был хорошим человеком. Но я делаю этот город лучше, безопасней. Я охотился на монстров, которые населяли наши улицы, я защищал ваших детей, и я обещаю вам, прямо сейчас, я обещаю, я посвящу свою жизнь тому, чтобы возродить Готэм более красивым и сияющим чем он когда-либо был! Когда он снова повернулся к журналистке, она выглядела очень злой. Она принудительно улыбнулась. - Отличная речь, мистер мэр. Но все же вернемся к смерти вашего отца, ходят слухи… Внимание Освальда было сосредоточено на Эде. Его друг держал руку на сердце, у него была самая большая улыбка, которую он когда-либо видел и глаза блестели как в ночь выборов. Полные любви, преданности и восхищения. Сердце Освальда остановилось на секунду. Все его лицо покраснело, и он почувствовал это, почувствовал, как его кожа горела под макияжем. Он был уверен, что все видели это и его глаза наполнились слезами из-за стыда. - Мистер мэр, Вы хорошо себя чувствуете? Голос Маргарет Херст был раздражающим. Освальд сухо ответил. - Все отлично. - Вы выглядите не очень хорошо. Челюсть Освальда сжалась. - Я в порядке! Он чувствовал, как его контроль ускользает. Его чувства к Эдварду, его злость на журналистку, давление камеры, все… из-за всего этого у него кружилась голова. Ему нужно было сказать что-то, что угодно. - Я влюблен! Кто-то охнул. Освальд продолжал смотреть журналистке в глаза. Она выглядела удивленной. - Вы… кто… кто счастливица? Ее тон был презрительным, насмехающимся. Кровь Освальда закипала в его венах, и он резко выпалил. - Моя дорогая, это не «она», и он не счастливчик. Я счастливчик, но он игнорирует это. Он не знает о моих чувствах, потому что я не могу найти в себе мужество рассказать ему. Даже если бы я это сделал, он бы отверг меня. Я точно это знаю. Он хороший человек, лучший, на самом деле, лучше меня. Я… я люблю его, люблю его так сильно, так рьяно. И я не могу оставаться спокойным и собранным, когда он в этой комнате, смотрит на меня и—и… это просто слишком. С меня довольно. Он почувствовал, как с его щеки упала слеза и его зрение становилось размытым. Он встал. - Мистер мэр! Он сорвал микрофон и побежал—или быстро поковылял к выходу. Никто не пытался остановить его, даже Эдвард. Освальду не хватило смелости взглянуть на него. Это был худший момент в его жизни. Последствия его вспышки появились в газетах на следующее утро. Более серьезные издания критиковали интервью с насмешкой, давая ему мудреное прозвище мэр Крамблпот*. Желтая пресса пыталась угадать, кем был тот мужчина, которого любил Освальд Кобблпот—и некоторые из них показывали фотографии Эда и Освальда на обложке. Конечно, это было настолько очевидно теперь, когда он открыл свои чувства миру. Вместо того, чтобы попытаться оставаться спокойным и как-то изменить ситуацию, Освальд взорвался в мэрии, не волнуясь больше о своей репутации. Он был не в себе, злой, уставший и отчаянный. Он кричал и кидал хрупкие вещи в комнате просто для того чтобы хоть как-то расслабиться от звука ломающихся вещей, он рвал документы и кидал их в огонь, повторяя: - Я убью их, убью их, убью их всех… - опять и опять, как маньяк. Он держался из последних сил. Внезапно, кто-то посмел постучать в дверь его офиса. Эффект был незамедлительным, он прервал свой приступ гнева, чтобы с надеждой посмотреть на дверь. Последняя открылась и Эд зашел в комнату. - Я принес завтрак, - сказал он непринужденным тоном, не обращая внимания на состояние комнаты, осторожно неся пакет из крафт-бумаги из известного кафе, — ты ушел в спешке сегодня утром. Я уверен, что ты не ел. Лицо Освальда сморщилось, и он быстро отвернулся, чтобы спрятать его. - Я сейчас не голоден, - сказал он дрожащим голосом. - Думаю да, — спокойно ответил Эд, - Но я надеюсь, что ты хотя бы подумаешь об этом. Ты вчера тоже не ел и это… беспокоит. - Вчерашний день был просто кошмаром, - прошептал под нос Освальд, — Я хотел исчезнуть. - Это было бы трагично, если бы ты исчез. Для меня… и для города, конечно. - Город, кажется, думает, что без меня было бы лучше, — горько, но спокойнее сказал Освальд. Разговоры с Эдвардом имели на него такой эффект. Эд понимал его, заботился о нем. Но недостаточно. Не как возлюбленный. - Я хочу побыть один, - добавил он, разбитый пониманием, что только он здесь был влюблен, даже если Эд и был близким другом. По факту, он чувствовал себя плохо из-за этого. Его глава администрации нахмурился. - Это не очень хорошая ид… - Выметайся! - выкрикнул в отчаянии Освальд. Он не хотел, чтобы Эд увидел через его действия чувства, которые у него к нему были. Он не хотел, чтобы Эд узнал. Однажды он надеялся. Он думал, что после того расставания, через несколько недель, оставшихся на хандру и скорбь по Изабелле, возможно, Эд был бы готов принять его признание в любви. Он много думал об этом, представлял все детали, как бы это было-иметь второй шанс сделать все правильно. Но он понимал, как это было бредово. Просто еще один способ ранить себя, разрушить его нынешнее счастье. Медленно, Эд решил подчиниться. Он глянул на Освальда с волнением в последний раз. Мэр не смотрел на него, повернувшись к нему спиной. Его спина выглядела такой маленькой и хрупкой посреди офиса, который был похож на поле боя. Но Освальд хотел остаться один, и он уважал его решение. Он ушел. - Я не знаю, что делать, мама, - сказал Освальд холодному камню на кладбище Готэма. Он стоял один под дождем, держа зонтик. Пустота, оставленная смертью матери, была более сильной в эти дни. Он чувствовал себя потерянным и одиноким, даже находясь в одной комнате с Эдом. Это было удушающе, смотреть на него и чувствовать всю любовь без возможности дать своему сердцу говорить. Он шмыгнул, трясясь на ветру. - Он моя единственная настоящая любовь, и я не могу его потерять. Я… не знаю, как ты вообще пережила все. Я имею ввиду… уход от моего отца и… Он прикрыл рот рукой. - Я не такой сильный как ты. Он мне нужен как… как воздух. Как дыхание. Он… ох, мама, ты должна знать, в конце концов, он приходил, чтобы положить цветы на твою могилу. Он… прекрасен. Его ум удивителен, такой точный и сильный, он буквально гений и хорош во всем, он великолепный! - болтал Освальд и энтузиазмом. Он покраснел, смущенный говорить это вслух, так что он огляделся и продолжил свой монолог, говоря тише. - Он идеален. Я правда хотел бы, чтобы ты встретила его, когда была жива. Он бы тебе понравился. Он джентльмен с хорошими манерами. Немного неловкий, когда не знает людей, но такой наблюдательный, интеллигентный, интересный… Дождь прекратился, и Пингвин вздохнул. - Он мечта. Мечта, которую я не могу позволить. Я верил… всю свою жизнь, что я сделаю себя королем, если буду тяжело для этого работать. Но в любви все усилия тщеславны, если человек не любит тебя в ответ. Из его губ издался всхлип. Он опустил голову и достал из кармана носовой платок, чтобы высморкаться. - Я даже не знаю, что мне делать, правда, - прошептал он, - Безответная любовь — это пытка. - Что если она не безответна? Глаза Освальда распахнулись от удивления. Он повернулся, в груди стало тяжело, и он увидел Эдварда, выходящего из-за дерева. Из-за паники и осознания Освальду было тяжело сказать что-либо. Он просто смотрел на то, как мужчина, которого он любил, встал на колени перед могилой его матери и положил букет белых лилий на камень. - Ты… продолжал приносить ей цветы, - с трепетом произнес Пингвин. - Я никогда не прекращал. Эд посмотрел на Освальда, его глубокие карие глаза были так серьезны, что Освальд чувствовал, как его дыхание остановилось. - Я все слышал. Я не хотел следить за тобой, но я не хотел вмешиваться и… - Ты… слышал меня?! - Освальд с ужасом съежился. - Пожалуйста, не… Эдвард попытался взять его за руку, чтобы удержать на месте, но мэр отшатнулся. - О господи! О гос… Его глаза были полны слез, и он спрятал лицо за руками. - Не смотри на меня так! - Что? Освальд, я… - НЕ СМОТРИ! Рот Эда на какое-то время оставался открытым, а потом закрылся. Он повернул руки перед ним. Освальд сделал несколько глубоких вздохов, пытаясь разобрать суматоху в его мыслях. - Я… что ты имел ввиду… под небезответной? - спросил он, когда восстановил самоконтроль. Эдвард хмуро прикусил губу. Он искал слова и произносил их очень осторожно: - У меня были свои подозрения. Я не могу сказать, была ли… Ну, была ли это любовь, как люди любят своих друзей или семью. Я имею ввиду, я никогда… У меня никогда не было ни того ни другого. Но чувство того, что меня любишь ты… Это не то, что я ненавижу. На самом деле, совершенно обратное. Это хорошее чувство и иногда… как когда ты выпалил все это на ТВ… Я… Я почувствовал что-то странное и… сильное. Это было… как будто мое сердце перестало биться. Я чувствовал, как моя кровь течет по венам и… счастье. Это было… что-то новое. Не так как с Кристен или Изабеллой, но… новое. Неплохое на самом деле. Может… может даже лучше. После этого долгого признания Эдвард впился взглядом в свои ботинки, как наказанный ребенок. У Освальда появилось жгучее желание сцеловать его тревожность, но он сдержал эту эмоцию. Он пробормотал: - Ты для меня первый. Но… Кажется… Кажется мы разделяем одни и те же чувства? Возможно… Возможно мы может… попробуем и посмотрим. Он нежно взял руки Эда в свои. - Если ты хочешь меня… хотя бы немного… для меня этого достаточно. Когда Эд не ответил, Освальд вымолвил трясущееся: - Пожалуйста… Следующим, что он почувствовал, были влажные и мягкие губы на его собственных, холодная ладонь на его щеке. - Любовь… - сказал Эдвард, облизывая свои губы, в глазах горел огонь, — Любовь — это загадка. Поможешь ли ты мне ее разгадать? Пингвин улыбнулся, целуя этот красивый рот, говоривший так много прекрасных слов. - Да. Все для тебя, любовь моя.