Ритуал

Четырнадцатый век. Разгар периода Чёрной смерти. Небольшой домик где-то на окраине Франции.       — Иди ко мне, смертный, — шепчут ему на ухо тысячей голосов, сливающихся в один. Низкий и тягучий женский голос раздаётся где-то совсем рядом, так близко, что первый инстинктивный порыв — отшатнуться. Но он стоит, не в силах даже дёрнуться. — Не противься. Иди ко мне, иди ко мне, иди ко мне…       Тонкие женские пальцы касаются его груди, на которой висит тяжёлый медальон с кропотливо вырезанными на нём защитными символами. Она тянется к нему, пытается снять, но только шипит, неспособная даже дотронуться до освящённого металла.       — Сними его, — шепчет демон. Её голос проникает в голову, стучит набатом в ушах — близкий, манящий и сладостный. Подчинись мне, слышит он. И с трудом сопротивляется. — Сними его.       Он знает, что будет, если подчиниться. Слышит краем уха жужжание летающих рядом мух, хоть и не видит их — взгляд прикован к черноволосой женщине. Стоит только снять медальон, и тысячи этих мух разорвут его тело, а Вельзевул съест его душу. Он навсегда останется в бездонной и безграничной Пустоте, среди таких же обречённых на вечные страдания жертв демонической хитрости.       Вельзевул смотрит на него, не моргая, своими абсолютно пустыми чёрными склерами. Он пытается рассмотреть её силуэт, но не может разглядеть ничего за тканью тёмного балахона, скрывающего очертания тела. Она вся словно чёрное пятно.       Но сейчас она для него — красивейшая из женщин, а голос, звучащий в голове — чудеснейшая песнь.       — Сними, сними, сними…       Она обходит его по кругу, чтобы остановиться за спиной. Она касается его рук, тянет их вверх, к медальону. Сними, сними, сними. Противиться тяжело. В какой-то момент он теряется, понимая, что не различает уже, где он сам, а где она. В комнате совсем не осталось воздуха, только что-то тёмное и удушающее. Он делает глубокий вдох, и это нечто оседает внутри, лишая возможности дышать.       — Господи, — шепчет богопротивный чернокнижник и еретик, задыхаясь не то от тяжёлых рыданий, не то от той дряни, что теперь заменяет воздух. — Прости и помоги, Господи. И дай мне сил.       Тысячи мух облепляют его тело, заползают в рот, уши и нос. Он пытается сделать последний вздох, готовый к смерти, но в тот же момент губы бормочут слова, возникшие в голове непонятно откуда и согнавшие на миг весь мрак:       — In nomine Adonai per Gabriel vade retro Baal.       А затем он проваливается в темноту.

***

      — Ты лишил меня ужина.       Гавриил не отвечает, сосредоточенный на том, чтобы не дать демону, прижатому к полу, вырваться из хватки его рук. Не то чтобы Вельзевул пыталась вырваться. Теперь, когда морок согнан и иллюзия развеяна, всё, что у неё есть — это физическая оболочка, не самая подходящая для того, чтобы сопротивляться ангелу, напитавшемуся божественной силой от слов призыва.       Можно было бы воспользоваться горящими неподалёку свечами и хлестануть ангела адским огнём, но Вельзевул не торопится. Гавриил слишком напряжён и явно готов пресечь все атаки. Нужно ждать.       — С каких пор рай помогает грешникам? — Вельзевул запрокидывает голову и кидает взгляд на валяющегося в стороне от них смертного, закутанного в какую-то нелепую мантию, пародию на ведьминские одежды. — Он еретик. К тому же, занимается призывом в неположенные часы.       Никто, конечно, не заставлял её реагировать. В Аду достаточно грешников, в Пустоте — эфемерных духов, лишённых и души, и тела. Но Вельзевул давно не была на поверхности, а убийство очередного жадного до лёгкой наживы человечка стало бы интересным развлечением.       Стало бы, если не появление архангела.       — Он искренне раскаялся, — севшим голосом сообщает Гавриил, и Вельзевул с изумлением замечает, что сжимающие её руки пальцы дрожат. — Рай решил, что этот заплутавший в пороке смертный… достоин спасения.       — Сатана всемогущий, — фыркает она, пропуская мимо ушей набившую оскомину фразочку про благие решения рая. Сейчас её больше беспокоит горящий фиолетовым огнём взгляд Гавриила и неожиданно сильная, подавляющая ангельская аура. — Это что, твой первый вызов? Возьми-ка под контроль свои силы, пока не перевоплотился прямо на мне.       — Мой первый вызов к Князю Ада, — уточняет Гавриил с улыбкой, от которой желание полоснуть его адским огнём становится почти нестерпимым. — Возможность уничтожить такое демоническое отродье очень волнительна.       На какое-то время становится тихо. Вельзевул, прикрыв глаза, раздумывает над тем, а необходимо ли вообще сопротивляться. Она давно хотела запросить новое тело, но не было веского повода — для того, чтобы сидеть на троне, подходит и нынешнее. С другой стороны, новое тело — это бумажная морока. Да и некоторое время придётся существовать в виде бесплотного духа. Это тоже не помешает сидеть на троне, но вот что скажут подчинённые... Сжавшиеся на шее пальцы отвлекают от мыслей о главном. Вельзевул морщится, чувствуя ткань перчаток — этот ангелок из тех чистюль, что даже трогать демонов голыми руками чураются.       — Забыл сообщить, что я теперь прикреплён к тебе, — жизнерадостно сообщает Гавриил, продолжая светить мерзкой улыбкой. Нет, решает Вельзевул, наблюдая за отвратительно-самодовольным изгибом чужих губ, нет, из-за такого развоплощаться — себя не уважать. — Мы будем часто видеться.       — Какая радость, — не демонстрируя ни капли радости, отвечает Вельзевул. — Франциск успел мне надоесть. Скучный малый.       — Ты говоришь о моём брате, демон, — улыбка на мгновение сходит с лица, и Гавриил сжимает руку сильнее. — Следи за своим грязным языком.       — Это бессмысленные предварительные истязания? Мы ведь оба знаем, что мне не нужен воздух.       — Нет, я просто готовлюсь свернуть тебе шею.       — Довольно агрессивно для ангела.       — Я архангел, исчадие зла. И тебе очень повезло, что у меня с собой нет меча.       Резонно. Вельзевул пытается кивнуть, но чужая рука по-прежнему мешает. Это раздражает.       — Мы планируем переходить от эротического удушения к изгнанию? — поторапливает она, закатывая глаза. — Я Князь Ада, у меня полно дел и мне пора возвращаться.       — Это не эротическое удушение, демон.       — Мы лежим на полу, а ты напряжён и тискаешь меня за шею. Грань между наказанием демона и падением во грех стала очень тонкой. Будет ли ваша обожаемая Богиня...       Небольшой перебор, понимает Вельзевул, когда чужая рука заставляет её подавиться собственными словами. Взгляд Гавриила снова пылает, но в нём нет ничего от былого нетерпеливого предвкушения — только негодование и жажда одной рукой переломить ей, демонической твари, парочку косточек. Вельзевул давится хриплыми смешками и запрокидывает голову, инстинктивно пытаясь ослабить крепкую хватку. Архангелы — презабавные создания, с этой их подавленной агрессией.       Гавриил говорит что-то, громко и чётко, голосом, идеально созданным для того, чтобы поднимать ангелов на войну и читать нотации демонам. Вельзевул не слушает. Под аккомпанемент этого славного голоса (раз уж приставлен к ней, то надо злить его почаще, мелькает отстранённая мысль) она замирает, напряжённая, словно натянутая тетива, а через мгновение свободной рукой резко обхватывает его за шею и заставляет прижаться ближе к себе. Хватка на её собственной ощутимо слабеет.       — Заткнись, — хрипит ему на ухо Вельзевул. — Мне неинтересны твои патетические речи, жалкая пернатая тварь. Ты ещё скучнее своего унылого предшественника.       Хрупкая оболочка женского тела скрывает внутри Князя Ада, и этому самодовольному ничтожеству с приклеенной улыбкой стоило бы запомнить это, если он надеется остаться в живых после следующей встречи.       Вельзевул знает, что ангелок едва ли хоть когда-нибудь бывал в настоящей драке. Она же выбивала себе место в Аду руками и огнём, выгрызала его зубами, она сильнее, сильнее его, и сама может свернуть ему шею. Но ангелок пытается барахтаться, пока они возятся на полу, и пару раз даже умудряется снова оказаться сверху. Вельзевул скидывает его с себя с той же безжалостностью, с которой в своё время отбрасывала от трона всех желающих покуситься на её власть. Славные были деньки. Ад по-настоящему горел и плавился, плавился и горел, и все сражались-сражались-сражались...       В пылу этой нелепой толкучки Вельзевул пару раз ловит взгляд фиолетовых глаз и ухмыляется, видя полыхающий в них азарт. Через несколько веков, в чётко обозначенное время, они столкнутся на настоящем поле битвы, и она увидит этот взгляд снова. Этот совершенно замечательный взгляд.       Перепалка затягивается, но Вельзевул прерывает её первая, подбирая подходящий момент и подскакивая на ноги. До круга призыва, окружённого свечами, рукой подать, и она в пару шагов оказывается внутри него.       — Не дёргайся, — её руки предупреждающе зависают над свечами. Огонь, словно по команде, вспыхивает сильнее и устремляется вверх, к ладоням. — Сделай хоть шаг вперёд, и я сожгу тебя. А потом съем то, что не сожрёт огонь.       Вельзевул улыбается и демонстративно проводит языком по кромке зубов. Она, не отрываясь, следит за тем, как Гавриил поднимается на ноги и — какой послушный ангелок — отступает назад. Он смотрит тоже, настороженный, готовый в любой момент вступить в настоящий бой, и почти искрящая и звенящая ангельская аура служит подтверждением его серьёзности. Вельзевул морщится. Она чувствует, как отвратительная и чуждая сила касается её, и хочет поскорее вернуться обратно в Ад.       — Мы ещё встретимся, демон, — обещает Гавриил, и в голосе его звенит сталь.       — Не скоро, — Вельзевул присаживается на колени и тянется к всё ещё неподвижному смертному, чтобы достать из его рук мел. Круг призыва нарисован отвратительно. И этот идиот ещё удивлялся тому, что она легко выбралась за его пределы? Нужно было просто свернуть ему шею вместо всех этих игрищ. — Этот мир мне неинтересен. У меня достаточно дел в Аду.       — Вы все рано или поздно возвращаетесь сюда. Вас ведёт жажда заполучить больше невинных душ.       — У нас достаточно душ, невинных и не очень. Четырнадцатый век на дворе, пернатый. Выгляни в окно, люди дохнут от чумы прямо на улицах. Думаешь, они после этого попадают к вам?       — Когда-нибудь чума закончится.       Вельзевул неприятно улыбается. Она зарывается пальцами в свои растрёпанные тёмные волосы и убирает пряди, скрывающие местечко за ухом, на котором за пару мгновений образуется тёмный бугорок. Гавриил брезгливо морщится, вновь вызывая у неё довольный смех.       — Я буду рядом, чтобы начать её снова.       — И я буду рядом, чтобы остановить тебя.       Вельзевул насмешливо склоняет голову к плечу, но кивает. Круг готов, можно отправляться.       — Не забудь свой пламенный меч, ангел, — советует она напоследок. — Я покажу тебе, как с его помощью эротическое удушение можно сделать незабываемо-горячим.       И не утруждая себя выслушиванием ответа, распадается на тысячу мух, которых засиявший круг призыва возвращает обратно в Ад.