Если два спорят - третий лишний.

      У небольшой речушки, за импровизированным столом сидят двое. Мужики, которые порыбачить приходят и женщины, занимающиеся стиркой, часто их видят и уже не удивляются им. Эти двое часто тут сидят, иногда выпивают, иногда в картишки перекидываются и постоянно о чем-то говорят. Женщины проходят, и так посмотрят, и эдак «хвостом вильнут», а эти чай разговаривают себе да разговаривают. Плюнули бабы, решили что женаты оба, хоть и ни разу их с ними не видели. А мужики что, мужики здороваются, с собой на рыбалку зовут, а двое отказываются. По одиночке ходят, а вместе нет. Сидят, смотрят на реку, разговаривают. Так же было и в этот вечер. Солнце потихоньку перекатывается за реку, двое мужчин с бутылкой водки сидят.       — Герр Ягер, а расскажи мне про любовь, — тихо просит пьяный Ивушкин, пытается через стол подвинуться к бывшему штандартенфюреру, а тот щелкает его по лбу и пьяно смеется. Сегодня с ними никого нет, никто не подслушивает, так что можно позволить «русскому Ивану» себя назвать Ягером, а не «Николаем Ягановым». Пришлось еще в МВД СССР идти, говорить что пашпорт в каком-то из боев потерял, чуть не попался, когда настоящую фамилию едва не произнес. Ну, забыл он, что и имя ему, и фамилию поменять надо. — Коля, ты как напьешься, так все о любви и просишь, — мужчина достает самокрутку и, повертев в зубах, прикуривает. — Ну, раз ты так хочешь, то слушай…       ***       Когда ещё Николай был Никлаусом и занимал место штандартенфюрера, привели к ним очередную порцию русских солдат. Многие из них уже умерли по дороге от кровопотери, другие же едва держались на ногах. Ужасное военное время, Клаус всегда вспоминал его с отвращением.       Вот тогда он и познакомился с Ивушкиным. Самый сильный русский солдат, который ни под напором цепей и плетей, ни холода камеры, пронизывающего насквозь, не сдавался немцам. «Поразительная сила духа» — думал тогда штандартенфюрер.       Пока не узнал, что он танкист, который в 41 подбил его танк и оставил со шрамами на лице. Ох, разве не приятно повстречать своего старого военного противника? Клаусу было очень даже.       — Имя и фамилия? — спросил Ягер, меряя шагами камеру. Раз, два, три, раз, два, три… Как в вальсе, ей богу.       — Ты и сам знаешь, — фыркнул в ответ парень на немецком, складываясь чуть ли не пополам на своей койке. Ему больно, ему плохо. — Я здесь с 41 года, причем по твоей вине.       — Откуда немецкий знаешь? — очень заинтересованно спросил немец, усаживаясь рядом с пленным. Он бы мог соблюдать осторожность, но не стал. А смысл, когда твой противник едва ли может пошевелиться?       — Мало того, что в школе преподавали, так у меня еще была куча времени на вспоминание и практику, — едва ворочая языком пролепетал Ивушкин. — Я Коля, Николай Ивушкин.       — Никлаус Ягер, — мужчина улыбнулся, надеясь, что русский оценит шутку. Но тот не оценил. — У нас имена практически одинаковые.       — Ага, тезки, — холодно отозвался русский. Какие шутки, когда из тебя выбивают жизнь, которая упорно не хочет покидать твое тело? Коля уже и сам был не рад, что он такой «живучий». Мать, наверно, уже свечки за упокой ставит…       — Коля, давай сыграем, — говорит Ягер, сменяя веселье на серьезность. Ему нужен был хороший танкист, он в силу поста уже не мог себе позволить возиться с этим. — Ты мне чинишь танки, я держу тебя тут чистеньким, целеньким, а когда война закончится, точнее, когда победит Великогерманский Рейх, я прячу тебя у себя.       — Ты, фашист проклятый, никогда вам не выиграть эту войну, — устало оскалился русский, но делать все равно нечего. Фриц предлагает хорошую жизнь ни за что, а танки он и сам не прочь чинить. — Когда Россия победит, ты уходишь со мной как военнопленный, мне за тебя орден дадут.       — Дадут, дадут, — согласился Никлаус и покачал головой. — Так что, играем?       — Играем.       ***       Коля думает, что он свихнулся. Действительно, кто бы так не подумал? Вокруг него девка вьется, словно змея, а ему хоть бы хны. Не интересно. Зато Ягер уж какой интересный! Коля не понимал свои желания, свой организм, да что же это такое? Аньку попытался потискать в их каморке с танком — да что от этого стало? Бедную девку только расстроил, да и сам начал думать, не подмешивают ли им в еду чего. Но Коля сам знал, что ничего не подмешивают и с его функциями жизнедеятельности всё в порядке. Просто не Аня. А Ягер.       — Как продвигается работа? — неожиданно где-то над ухом раздается голос штандартенфюрера, и Коля дергается и вскакивает, будто его облили кипятком.       — Все в порядке, — кивает пленный, спиной пятясь к танку. Танк в таких случаях очень успокаивал, если что, он успеет забраться и, если получится, задавить немца им. Но ему такая мысль не приходит. Задавить Ягера, зачем?       Немец подходит ближе, якобы осматривая танк. Проводит рукой по чистой, чуть ли не отполированной поверхности, улыбается.       — Хорош, — произносит он чуть ли не в ухо Ивушкину, и тот пытается всеми силами заглушить свою внезапную жажду любви.       — Хороший парфюм, — неожиданно и не к месту говорит Коля, тяжело втягивая носом воздух, будто наэлектризованный между ними, тяжелый и густой. Ягер улыбается, но почему-то тоже вздыхает.       — У меня нет парфюма, Коля. На войне не принято, — говорит он чуть ли не в лицо парню, а после резко разворачивается и уходит.       Коля оседает на пол. Он понимает, что никакой это не парфюм. Это Ягер сам так пахнет. Приятно. Почему-то Ивушкину хотелось бы попробовать запах на вкус. Он ловит себя на этой мысли, а после ощущает, как у него болезненно ноет в паху.       ***       Герр Ягер бьет кулаком в стену. Боль его отрезвит, но ненадолго. Он бьет ещё, ещё и ещё… Почему ему в голову вообще закралась мысль, что он нравится Ивушкину? Русские «Иваны» все как один лапали женщин. Никто не был исключением. А Ягеру так хотелось… Сам не знал, чего ему хотелось. Любви, как он себе сам это в голове обозначил.       Ему бы так хотелось забрать его с собой и жить в тихой немецкой деревеньке. Коля знает немецкий, не идеально, но знает. А если его выдрессировать, то и акцент можно поставить. Будет настоящий второй Никлаус. У Ягера дом на землях Дюссельдорфа, у него есть, где спрятать Колю. Он мог бы спокойно жить с ним вдвоем, ходить на реку, гулять по городу, свозить его на кладбище к родителям… Клаус вздыхает.       Ничего этого не будет. Русский был прав и есть прав. Германия начинает сдавать позиции. Троекратное «черт» вырывается у штандартенфюрера из уст. А он так боится идти в Россию. Конечно, он понимает, что Коля сразу же сдаст его. Орден, медали, все, что хочешь… За штандартенфюрера ему дадут все. И даже не страшна смерть, страшно предательство Коли. Страшно, что с ним надо будет расставаться.       Ягер берет книгу по русской грамматике. Садится за стол и яростно пытается вникать и выговаривать. Чтобы уж точно никакой «Иван» его не отличил от такого же «Ивана».       ***       — Ты что, правда сидел и учил русский?! — не наигранно удивляется мужчина, опрокидывая еще один стакан «беленькой». — А я думал ты просто быстро учишься…       — Ты себя переоцениваешь, Коля, — практически без акцента говорит немец, однако всё ещё слышит выраженные шипящие нотки в звуках «с,"ш»,"щ». Ну, пока никто не спрашивал, а если что, скажет, что он шепелявый.       — Так, продолжай, мне и в правду становится всё интереснее, — уже изрядно выпивший Николай подпирает ладонями голову и так напряженно и внимательно смотрит на собеседника, будто действительно боится что-то упустить.       — Многое из того ты и сам знаешь, так вот…       ***       Они бегут по лесу, стараясь избежать ночного караула. Клаус знает эти места, как свои пять пальцев, он хотел бы вести русского, но тот ему не особо доверяет, боится, что тот отведет его куда-то в глубину Германии.       — Мы проигрываем, Коля. Я умею проигрывать и принимать собственное поражение, — говорит немец идущему впереди парню, смотрит на его затылок жадно, хочется без раздумий вот так взять, прижать его к себе, закрыть от всех и от всего.       — Откуда же мне знать, герр Ягер, что Вы, такой весь хороший и честный не поведете меня на расстре… — на этом моменте парень покатился кубарем по земле вниз. Ягер забыл сказать, что тут небольшой, но очень резкий спуск, что-то вроде рва.       Немец быстро спустился к парню и присел рядом с ним.       — Коля, ты в порядке? — обеспокоенно спросил немец, рукой нащупав на шее парня пульс. Все в порядке, жив здоров.       — Угу, — буркнул тот, но убирать руку с шеи и подниматься не стал.       — Знаешь, Коля, я давно думал о том, как заберу тебя себе, — на этом моменте мужчина усмехнулся, посмотрел вперед, на горизонт, где медленно вставало солнце. — Я хотел жить с тобой в глуши, вдвоем, учить тебя языку, встречать с тобой рассветы и закаты.       — Ну, это наш первый рассвет с тобой, — кряхтит русский, садясь рядом с Ягером, смотрит на восходящее солнце. — Будет всё то же самое, только с моей стороны. Надеюсь, ты не против учить русский?       — Здграфствуйте, — с ужасным немецким акцентом говорит штандартенфюрер, и Коля взрывается смехом. Он смеется тихо, чтобы никто их не услышал, но так заливисто, что Клаус сам усмехается.       — Прости, пока я тебя не выучу говорить без акцента, ты будешь немым, извини, — Коля наклоняется к лицу немца, смотрит ему так пристально в глаза, а глаза у него улыбаются, лучики морщинок расходятся сеточкой.       — Ладно, я не прочь побыть немного контуженным и немым, — кивает немец и думает, что это самый удачный момент. Он едва придвигается и совсем осторожно касается губ Коли своими. Сухие, шершавые, горячие губы русского вызывают у немца взрыв эмоций. Особенно когда эти губы сами касаются его щеки и тянутся за новым поцелуем.       Ягеру сносит крышу. Он валит русского на землю, целует его, жадно, прижимает к себе, будто хочет срастить его с собой. Коля не возражает, только ластится, как ласковая кошка, которую давно никто не гладил. Клаус кусает его в шею, метит его, рукой забирается в форменные штаны русского и нащупывает уже стоящий член.       Они ничего не говорят друг другу, просто смотрят в глаза. Столько можно сказать без слов. Немец целует парня, снова и снова, пока расстегивает свои штаны и обхватывает рукой оба их члена. Коля задыхается, Коля не знает, куда податься, в горячую руку или в такие же горячие губы.       Они кончают практически одновременно, Клаус прижимается щекой к щеке Коли, дышит громко, целует в ухо и скулу. Мягкий, теплый солнечный свет греет их.       — Нам нужно продолжать идти, — вздыхает русский, обхватывает ладонями лицо штандартенфюрера и очень много целует, везде, куда может: губы, щеки, подбородок, нос, лоб. Улыбается.       ***       — Мама, я вернулся, — Коля заходит в дом, глазами ищет мать. Та выбегает из небольшой комнатки, смотрит на него с изумлением и радостью. Она сразу же бросается сыну на шею, не обращая внимания на то, что за ним стоит мужчина.       — Коленька, Коленька, — как в припадке шепчет мать, роняя горячие слезы ему на рубашку. Коля успокаивающе гладит её по спине, не зная, как подвести её к этому разговору.       — Мама, познакомься, это Николай Яганов, мой сослуживец, — он показывает ей Никлауса, тот лишь почтенно улыбается и кивает. — Он контужен, немой, врач сказал, что это временное. Он будет жить с нами.       — А что, у него своего дома нет? — спрашивает она, пристально смотря на мужчину, будто ждет ответа от него. Конечно, она рада, что сын вернулся, но незнакомый мужчина не особенно её радовал.       — Его деревня была сожжена немцами, пока что он будет с нами, а потом мы что-нибудь придумаем, — ровным тоном сказал русский. — Я все сказал, мама. Никаких возражений.       ***       — Я в тот момент действительно испугался твоей матери, неужели она и вправду меня выгонит? — засмеялся рассказчик, уже устало потирая глаза. Солнце отдавало им свои последние лучи.       — Да, мама была из «железных», — кивает второй, щурясь, смотрит на солнце. — Заканчивай рассказ, да пойдем в дом.       — А что рассказывать? Дом они построили в другой деревне, большой такой. Сначала Клаус там один жил, а после смерти матери и Николай тоже. Теперь вот, вдвоем. Встречают закаты, рассветы, на звезды смотрят на крыше, ведут хозяйство… Правда на рыбалку вдвоем не ходят.       — Потому что запалимся мы с тобой, Клаус, — по-немецки отвечает Коля, кладет руку на руку мужчине, а тот в ответ смеется.       — Да уж, мало того что с мужчиной живешь, да еще и с немцем.       — Зато спор я выиграл!