Лучшее, что есть — ожидание

Рано проснувшись, Мо Сюаньюй потянулся, сел в кровати, улыбнулся проникающему сквозь окна солнцу и снова плюхнулся на спину. Нежные простыни ласкали кожу, а спящий рядом человек делал рассветный час особенно прекрасным. Моментально загоревшись озорной идеей, Мо Сюаньюй отбросил ее так же быстро. Если А-Яо не проснулся от его копошения, значит, сон его не отпускал и насильно будить было бы просто жестоко. Преступные же намерения терзали душу, так хотелось тронуть обнаженные плечи, припасть губами к острым шейным позвонкам. Но Мо Сюаньюй позволил себе лишь любоваться красотой их первого совместного утра со спины. Темные волосы Цзинь Гуанъяо мягкой волной стекали на простынь и подушку, волосы самого Мо Сюаньюя находились в полнейшем беспорядке. Они слегка вились и лохматились. Простыни тоже оказались все в складках. Одежда разбросана. Пустая склянка любовного масла валялась у самой кровати. Мо Сюаньюй ладонями закрыл горящее лицо, но не смог сдержать счастливой улыбки. Если бы кто-то их увидел, ни за что не усомнился в произошедшем. Как не сомневался и он сам, чувствуя тягучую слабую боль между ягодиц. Зудели и синяки на бедрах, которые этой ночью так страстно сжимал его брат. Мо Сюаньюй протянул руку и аккуратно указательным пальцем тронул самый выступающий позвонок на шее А-Яо. Повернувшись на бок, подложил согнутую в локте руку под голову и веселым переступом пальцев, как маленькими ножками пробежался ими от позвонка до плеча. А-Яо не дрогнул, его дыхание осталось мерным, а вот Мо Сюаньюй вспомнил, что мог и не тревожиться его разбудить. Улыбка угасла на его губах. Подобравшись ближе по постели, он лег сзади Цзинь Гуанъяо и прижался сухим поцелуем к его теплому плечу. В груди расцвела знакомая, но уже притупившаяся боль. Мо Сюаньюй сильнее прижался к спине любимого брата, с которым не раз грешил при жизни. Из глаз непроизвольно побежали слезы, и он закрыл их. Сколько уже раз Мо Сюаньюй просыпался в этом своем самом первом утре сбывшегося счастья? Не счесть. А потом неизбежно возвращались воспоминания о том, как он, доверчивый и влюбленный, стал неосторожен. Как попался на приставании к брату. Как наедине услышал, что все было специально. Это разрушило Мо Сюаньюя. Но ничего не изменило. Здесь, после смерти и до начала новой жизни, Мо Сюаньюй видел только то, что хотел. А хотел он лишь того счастья их первого утра. Жаль только, что не мог посмотреть Цзинь Гуанъяо в лицо. Стоило потянуть его за плечо или попытаться самому перегнуться через него и заглянуть в лицо, как Мо Сюаньюй снова засыпал и снова просыпался. Счастливый и непомнящий. Поэтому он не спешил. Мокрые от слез щеки и горячие поцелуи сухих губ — все это он дарил пустышке в своих руках. Зажмуривался все крепче… и крепче. Скоро… скоро все кончится. Цзинь Гуанъяо мерно дышал. Ему не мешали ни поцелуи, ни влага щек, прижимавшихся к его шее и спине. Но дрожащие ресницы Мо Сюаньюя… щекотали. — А-Юй, прекрати. Щекотно, — Цзинь Гуанъяо сказал это сонно, кутаясь в одеяло и надеясь, в тайне, глубоко-глубоко в себе, продлить момент, когда ему не нужно было никем быть. Но его неожиданно и грубо опрокинули на спину, вдавив пальцы в плечо так сильно, что инстинкт сработал и он тут же поймал напавшего рукой за горло. Мо Сюаньюй смотрел огромными глазами, заплаканными и совсем не безумными. Как тогда, в их первое грешное утро. — Брат… — Мо Сюаньюй коротко и больно усмехнулся. — Значит, ты тоже помнишь… Цзинь Гуанъяо помнил. И их первое совместное утро. И свой последний день. Он отпустил горло брата и приподнялся в постели. Солнце уже взошло, его молодые лучи нового дня грели кожу и радовали сердце. Рядом сипло дышал человек, который потерял даже не жизнь, а самого себя по вине Цзинь Гуанъяо. Прекрасное место эта вечность.