oh the road is long

Они едут на северо-запад. Неаполь остался позади, Рим тоже; маленькие городки с именами, моментально выскальзывающими из памяти, бесконечно вьющийся вокруг трассы Тибр, заправки, перекрестки, повороты, забегаловки. Тишина, тишина, тишина. Шоссе почти пусто, залито желтым светом фонарей; Ризотто ведет. Вообще-то, им не нужно было ехать так. Дон Джованна дал им имя, и адрес, и фотографию, и билеты на поезд; они могли взять такси до вокзала и подняться в вагон, и быть на месте уже через пару часов, вот только — Прошутто не выносит поезда. Он ничего не говорит, конечно. Он ничего не сказал бы, реши Ризотто ехать так; он бы подчинился, ничем не показал, что что-то не в порядке. Работа прежде всего. Подчинение. Иерархия. Даже если его правая щека, исполосованная шрамами, дергается, когда он говорит о новом доне, даже если механические пальцы еле заметно дрожат от стука колес, запахов железной дороги, покачивания вагона — он сдерживается; иначе он не умеет. Поэтому Ризотто думает о нем вместо него самого. Прошутто спит на штурманском сиденье, откинув голову, прижавшись виском к стеклу; трость лежит на заднем сиденье, позабытая, ненужная в дороге. Ризотто изредка поглядывает на него — проверить, все ли в порядке. Бывают плохие дни, бывают хорошие (у них обоих; об этом Ризотто старается не думать). Сегодня Прошутто расслаблен; ровное дыхание, подрагивающий под тонким веком глаз — ему что-то снится, но Ризотто не беспокоится. Сегодня все хорошо. Пожалуй, он рад — насколько вообще способен радоваться. "With the moonlight to guide you feel the joy of being alive", поет из колонок женский голос, и Ризотто беззвучно хмыкает, сжимает руль чуть крепче. Его машина полна призраков. Это не больно — все, что могло болеть, давно отмерло, — но он не может перестать думать: Мелоне бы подпел (запрокинув голову, прикрыв глаза, отстукивая на коленке ритм), Формаджо начал бы подкалывать (щурится, наклоняет голову вправо — значит, шутит), Гьяччо — Пеши — Иллюзо Сорбет. Джелато. Он помнит. Он всегда будет помнить. Луна выходит из-за облаков, и Прошутто вздыхает во сне.