***
Каждый день незнакомец садился на одной и той же станции и занимал одно и то же место напротив. Ни разу не подал вида, что узнал Ичиго. Он всегда таскал с собой наушники и врубал музыку так громко, что изучить его музыкальные предпочтения было не сложно. То, что Ичиго слышал, вполне себе гармонировало с образом незнакомца: много шума, много барабанов, много воплей. Сплошные. Агрессивные. Вопли. Было бы интересно поразмышлять, как сочетаются внешность незнакомца и его музыка, но шум уже начинал раздражать. Какой смысл в наушниках, если все равно всем слышно, что там у тебя играет? Другое дело, если бы в поезде было шумно – кто-то разговаривает, кто-то чихает, кто-то кашляет, – было бы проще уйти в себя на общем фоне. Но этот человек… Все в нем кричало и отвлекало. Вдохновляло – да, но отвлекало. Ичиго давно следовало бы прекратить витать в облаках и заняться делом. Прошли уже дни, да что там, недели, и оправдываться перед агентом за сорванные дедлайны становилось сложнее. Но всю неделю он думал только о своем попутчике. Ичиго пытался угадать его характер по внешности. Фантазировал, как мог бы звучать его голос. Как ощущалось бы его тело под всеми этими слоями одежды. Каково было бы бросить ему вызов и ощутить всю силу ярости, что он излучает. Ичиго осознавал, что копирует своего персонажа с реального человека, и старался вносить какие-то мелкие детали, чтобы выдуманный герой хоть чуть-чуть отличался от своего прототипа. Конечно, вряд ли Ичиго в точности воссоздал характер молчаливого спутника, но ему всегда хорошо удавалось угадывать. Он развлекался, разглядывая хмурое лицо напротив и представляя незнакомца в образе язвительного стиляги. Тот холодно смотрел в ответ. Взгляд его напоминал взгляд хищника, – пантеры? – такой же гипнотический и изучающий. Казалось, будто незнакомец читает его мысли. – Бесишь меня. Низкий, глубокий голос вернул Ичиго с небес на землю, и распахнутые от удивления карие глаза встретились с холодными голубыми. Я? – Да, ты. Ичиго даже выпрямился от удивления. Он случайно сказал это вслух или незнакомец настолько проницательный? – Всегда пялишься, потом пишешь что-то, – продолжал незнакомец, глазами буквально пригвоздив Ичиго к месту. – Сталкер, что ли? – А ты? Сам всегда садишься именно напротив меня, – парировал Ичиго. Он уже задавался вопросом, не из-за своих ли ярких рыжих волос привлек к себе внимание. – Это мое место. – На нем не написано, что оно твое, – огрызнулся Ичиго, но тут же осекся. Что это еще за ребячество. Слишком много времени он провел с младшими сестрами, которые частенько пререкались и спорили друг с другом. Незнакомец усмехнулся. Ичиго молчал, насупившись. Ему нравилось ехать в компании этого человека, но неожиданный обмен «любезностями» совершенно не радовал. – Звать как? – грубовато поинтересовался тот. – Будто тебе интересно. Еще один насмешливый хмык. – Ну да, мне пофигу. Незнакомец, потеряв всякий интерес к Ичиго, уставился в окно. Повисшее молчание давило, и Ичиго подумал, что, может быть, отреагировал чересчур резко. Вполне возможно, что для незнакомца такое поведение – само собой разумеющееся. Агрессивный, вызывающий вид говорил сам за себя. – Куросаки Ичиго, – вздохнув, представился он, все еще с интересом рассматривая своего нечаянного спутника. Он все никак не мог придумать подходящее имя персонажу-злодею. – А ты?.. За окном поезда царила непроглядная темень, и только изредка черноту прореживали далекие размытые огоньки. Незнакомец посмотрел на терпеливо ожидающего ответа Ичиго. – Гриммджоу Джагерджак. И снова уставился в окно. – Необычное имя. Ты иностранец? – Рыжих здесь тоже не больно-то много водится. Ты сам-то не иностранец, Куросаки Ичиго? – огрызнулся явно раздраженный Гриммджоу. – Справедливо. Ичиго не только не задела резкость Гриммджоу, но он ее очень хорошо понимал: не сосчитать, сколько раз самого Ичиго спрашивали о цвете волос. Безобидный, казалось бы, вопрос, но подбешивало уже знатно. Гриммджоу кивнул на лежащий у Ичиго на коленях блокнот, на который уже некоторое время с подозрением поглядывал. – Что ты там все время черкаешь у себя? – Заметки для книги. Ичиго едва смог подавить улыбку. Подразумевалось, что он работал над черновиком для книги. А на самом деле записи в блокноте касались лишь Гриммджоу. Наблюдения, догадки. Фантазии на вольную тему. – Я пишу новый роман, но далеко не продвинулся. – Что-то непохоже. На одно мгновение Ичиго показалось, что Гриммджоу сейчас протянет руку и выхватит блокнот – многие так делали. Однако Гриммджоу вновь отвернулся к окну. Ичиго с облегчением вздохнул, но руку, прикрывавшую написанное, не убрал. Он бы скорее умер, чем позволил прочитать свои записи. Которые с головой выдавали его отнюдь не праздный интерес к незнакомцу. – Так что, твои книги публиковали? – снова заговорил Гриммджоу. Приятный тембр его голоса скрашивал неловкость от затянувшегося молчания. – Да. Читал «Ревущего»? Эта книга продавалась лучше всех, так что велик шанс, что Гриммджоу слышал о ней. – Не читаю книг, – последовал ответ, и Ичиго не удалось скрыть разочарование. – А стоило бы. Взгляд, каким его одарили в ответ, дружелюбным назвать нельзя было, и до конца поездки Ичиго больше не решился заговорить. Гриммджоу тоже молчал. Поезд подошел к станции Ичиго. Он кивнул Гриммджоу на прощание, но был полностью проигнорирован.***
На следующий день, собираясь сесть в поезд, Ичиго вновь подумал о человеке с необычным именем Гриммджоу. Займет ли он свое обычное место или пересядет после вчерашнего неудачного разговора? Зря Ичиго вчера так резко ответил. Уже не ново, что люди читают все меньше и меньше с каждым днем, и стоит Ичиго завести разговор на эту тему, как собеседники раздраженно фыркают и закатывают глаза. Но что уж тут поделаешь: как писателя, Ичиго задевало такое откровенное отсутствие интереса. Он правда не понимал, почему люди (вообще все, а не только его новый знакомый) так равнодушны к литературе, и язвительное замечание вырвалось неосознанно, на эмоциях. Гриммджоу, похоже, оно задело за живое. Опасения Ичиго оказались напрасны – Гриммджоу своей привычке не изменил. И ни тебе «привет», ни «чтоб ты сдох». Будто вчерашнего дня и не было. Однако в какой-то момент их глаза ненадолго встретились, и этого немого диалога оказалось достаточно. Ничего не поменялось. Ичиго писал. Вдохновения было даже больше, чем обычно, и он чувствовал, что, наконец, сдвинулся с мертвой точки. Гриммджоу слушал музыку, закрыв глаза и будто расслабившись, хотя непонятно, как вообще под подобную какофонию можно расслабиться. Ну, во всяком случае, со стороны Гриммджоу казался довольно-таки умиротворенным. Звуки, доносившиеся до Ичиго, раздражали, но пока получалось не обращать внимания. Он сосредоточился на начавшем вырисовываться сюжете, отойдя от описания главного злодея (сейчас это был немец с чарующим низким голосом), и придумывал мир, где будут разворачиваться события. Одна мысль цеплялась за другую и - вуаля! - стало получаться что-то толковое. Так что нет, музыка совершенно не мешала, но вскоре Гриммджоу, до этого времени сидевший спокойно, неожиданно начал отбивать ногой ритм, и терпение Ичиго медленно, но верно, заканчивалось. Какой же он все-таки шумный. Слишком его много. Ичиго бросил взгляд на Гриммджоу. Тот все также сидел с закрытыми глазами, покачиваясь в такт музыке. Голова запрокинута, губы приоткрыты, брови нахмурены. Поглощен музыкой чуть больше, чем полностью. Черт, да один его вид отвлекал сильнее, чем шум из наушников. Ичиго осознал, что, очарованный, пялится с открытым ртом. Раздражение накатило сильнее прежнего, и черт знает, что именно взбесило: поведение Гриммджоу или собственная реакция. – Можешь убавить звук? Я пытаюсь сосредоточиться, – попросил он максимально спокойно, стараясь не выдавать своего раздражения. Горящие щеки в этой ситуации точно ни к чему. Гриммджоу лениво приоткрыл один глаз, будто потревоженный не стоящей его внимания мелочью, а потом с выражением крайнего презрения снова закрыл, полностью игнорируя просьбу. Ичиго уже понял, что Гриммджоу не отличается хорошими манерами, но подобное поведение откровенно бесило. – Некоторым из нас, вообще-то, надо работать, – уже не скрывая недовольства, снова заговорил Ичиго. Гриммджоу раздраженно заворчал и, наконец, соизволил посмотреть на Ичиго. – Думаешь, ты лучше меня? – то был даже не вопрос, то было обвинение. Ичиго открыл рот, но никак не мог подобрать нужные слова: агрессивное поведение собеседника сбивало с толку. – Думаешь, что можешь смотреть на меня свысока, потому что сидишь и целый день пишешь свои умненькие книжонки? Я в твоих глазах должно быть всего-навсего тупой уличный хулиган. – Никто не говорил, что… – начал было Ичиго, но Гриммджоу перебил снова, буквально заходясь от ярости: – Ты ни хуя обо мне не знаешь, так что заткнись нахрен. На несколько мгновений Ичиго оказался совершенно сбытым с толку происходящим, а когда пришел в себя, то заметил, что остальные пассажиры смотрят на них. Повисло неловкое молчание. Ичиго посмотрел на Гриммджоу, который все еще был жутко зол. – Я всего лишь попросил убавить громкость. Незачем так грубить. Он старался говорить не громко, чтобы не притягивать к себе еще больше внимания. Получалось плохо. Гриммджоу, осклабившись, с вызовом смотрел на Ичиго. – Не нравится – отсядь. Ичиго все никак не мог понять, почему каждый день упорно садился на то же самое место, зная, что позже Гриммджоу непременно присоединится. Или, может, он-таки понимал, но старался всячески, как мог, не думать о причинах. Отчасти, всегда было любопытно, подсядет ли к нему Гриммджоу, если Ичиго пересядет. Но, если подумать, он знал верный ответ и лишаться компании не хотел. Право, смешно, насколько по душе приходилось молчаливое присутствие Гриммджоу, несмотря на раздражающие привычки последнего. «Гордый в своем одиночестве» – так он однажды описал его в своих заметках, и та легкость, с какой его послали, только подтверждала это суждение. Ичиго был довольно терпеливым и понимающим, ну, или, по крайней мере, ему хотелось так о себе думать. Но ангельским терпением он не отличался и не собирался мириться с хамством малознакомого человека, случайно встреченного в поезде. – Ты посмотри, какая цаца, – фыркнул, нахмурившись, Ичиго, и поднялся с места. Взгляд его ни на секунду не отрывался от Гриммджоу, но тот равнодушно смотрел в окно, будто происходящее его нисколько не заботило. Ичиго ушел, не сказав больше ни слова, хотя так и подмывало нагрубить напоследок. Он сел у входной двери, на другом конце вагона. Со своего нового места он больше не мог наблюдать за голубоволосым недоразумением.***
Следующие несколько дней Ичиго ездил один и, на самом деле, чувствовал себя довольно комфортно. Единственное, что отвлекало – когда дверь вагона открывалась и в поле зрения мелькало что-то голубое. Гриммджоу молча проходил мимо и занимал свое обычное место. Ичиго ни разу не поднял голову и не посмотрел на него, как и Гриммджоу не обращал на Ичиго ни малейшего внимания. Совершенные незнакомцы. Снова. Ичиго нахмурился. Да, они и правда мало знают друг друга, но имена-то им известны. Этого должно быть достаточно, чтобы хотя бы поздороваться. По крайней мере, от Ичиго не убыло бы. По какой-то причине, вся эта дурацкая ситуация раздражала его больше, чем должна была, и он чувствовал себя потерянным. Ичиго решил полностью сосредоточиться на книге, избегая сцен, затрагивающих участие главного злодея. Может, и не слишком хороший способ отвлечься, но, по крайней мере, он продолжает писать. И нет, он вовсе не влюблен в этого незнакомца, и вовсе все его мысли не поглощены им или срисованным с него персонажем. Ичиго даже фыркнул. Влюблен он, ага, как же. Правильнее было бы сказать, что он просто… заинтригован. Праздный интерес, не более. А даже если бы и был немножечко влюблен, стал бы он так упрямо игнорировать Гриммджоу. Ичиго сжал губы в тонкую линию. Сегодня никто похожий на Гриммджоу в поле зрения не появился. Часть Ичиго очень хотела проверить, зашел ли он через другую дверь, чтобы совсем не пересекаться. Ичиго даже рассмеялся такой мысли. Конечно, наверняка так и сделал. Гриммджоу мог, правда же? Ичиго рассеяно тыкал ручкой в блокнот и гадал, обернись он сейчас, увидит ли Гриммджоу на привычном месте, встретится ли с презрительным взглядом голубых глаз. Но Ичиго не хотел смотреть первым. Тогда он будто бы проиграет некое соревнование, а проигрывать этому типу уж точно не хотелось. Но все же теорию необходимо проверить. Он должен был увидеть, вошел ли Гриммджоу через другую дверь. И пусть бы даже так и было, подумаешь. Просто Ичиго смог бы, наконец, поднять голову, не опасаясь, что придется делать вид, что он не замечает Гриммджоу всякий раз, как поезд подъезжал к его станции. Пора было уже выходить. Ичиго встал и направился к выходу, мельком взглянув на свое старое место. А в следующее мгновение, помрачневший, уже без опаски рассматривал пустующее сидение у окна. Гриммджоу там не было.***
Он не знал, почему снова и снова хотел видеть того, другого. Даже случайно брошенный взгляд был бы лучше, чем совсем ничего. Вот же напасть! Гриммджоу ему не важен, он никак не изменил привычного для Ичиго хода дней. У них было всего лишь сорок минут и несколько станций. И все же он волновал Ичиго. Сильно. А потому, увидев его на следующий день, Ичиго почувствовал необъяснимое облегчение. Которое, однако, тут же исчезло, стоило, зацепившись взглядом за обувь проходящего мимо Гриммджоу, поднять глаза и заметить темно-красные разводы. Ичиго не мог перестать таращиться, и не он один: другие пассажиры также в немом изумлении наблюдали за вошедшим. Гриммджоу же не обращал на людей никакого внимания и не пытался скрыться от чужих взглядов. Он выглядел удрученным, и, казалось, мыслями был где-то далеко. Дойдя до своего места, он грузно опустился и замер. До Ичиго не сразу дошло, что он снова пялится, но едва он осознал это, как ноги сами понесли в сторону Гриммджоу. Ичиго сел напротив и тут же оказался под прицелом голубых глаз. Лицо Гриммджоу все покрыто корками засохшей крови. Лоб рассечен, и свежая, ярко-красная кровь капала на воротник белой футболки, магнитом притягивая к себе внимание. Ни куртки, ни другой верхней одежды не было. Зимой. Ночью. Украшений и колец нет. Костяшки пальцев разбиты, губы тоже. Что бы там ни случилось, досталось Гриммджоу знатно, и судя по всему, не так давно. Ичиго потянулся к своей сумке, где лежали ноутбук, записная книжка и, среди всего прочего, салфетки и бутылка воды. Пассажиры вокруг все еще молча наблюдали за происходящим, раздумывая, стоит ли вмешиваться. Ичиго вытащил салфетку, смочил водой из бутылки и, подавшись вперед, прижал к лицу Гриммджоу. Тот вздрогнул. В глазах, обращенных к Ичиго, застыл немой вопрос. Почему? Однако Гриммджоу не проронил ни слова, позволяя аккуратно стирать следы крови с лица. Вода, конечно, не самое лучшее средство – в некоторых местах кровь плотной коркой пристала к коже. Ичиго едва сдерживался, чтобы не отскоблить все начисто. Мало-помалу Гриммджоу расслабился. Невысказанные слова повисли между ними. До смерти хотелось завалить Гриммджоу вопросами, но тот выглядел слишком измотанным, поэтому сейчас Ичиго просто молча приводил его в более-менее приличное состояние. Когда Ичиго тихонько стирал следы крови со щеки, Гриммджоу вдруг на секунду прижался к его ладони, будто искал хоть какой-нибудь ласки. Ичиго, изумленный, застыл. Еще больше поразило собственное желание продлить это мгновение. Салфетки и вода немногим помогли, но, крайней мере, Гриммджоу уже не был похож на ходячий труп. Закончив, Ичиго заметил покрытые мурашками голые руки (хотя вагон отапливался), молча стащил с себя куртку и протянул Гриммджоу. – Жалость свою знаешь куда засунь, – прохрипел тот, наблюдая за Ичиго из-под полуприкрытых глаз. – Людей распугаешь, если выйдешь наружу, весь заляпанный кровью, – спокойно ответил Ичиго. Он знал, что Гриммджоу – гордец, каких поискать, но сейчас не время и не место. Если ему проще скрыть благодарность под колкостями – на здоровье. Замешкавшись, Гриммджоу все-таки взял куртку. Он надевал ее очень медленно. По скованным движениям было видно, насколько ему больно. Не в силах смотреть на чужие мучения, Ичиго, наклонившись вперед, застегнул молнию на куртке, чтобы скрыть большое пятно крови, и легко похлопал Гриммджоу по груди. Тот уставился на Ичиго, изогнув бровь в немом вопросе, на что Ичиго только смущенно улыбнулся: издержки заботы о младших сестрах; но улыбка медленно сползла с лица под тяжелым взглядом Гриммджоу. – У отца клиника рядом с моей квартирой. Если хочешь, он тебя подлатает. Без лишних вопросов. Гриммджоу скинул его ладонь – Ичиго даже не заметил, как положил ее поверх чужой руки – и проворчал: – Нет. Я в порядке, не заморачивайся. Его внешний вид и хриплый, слабый голос говорили о том, что ни фига он не в порядке, но Ичиго не стал возражать. Очевидно, Гриммджоу не хотел обсуждать произошедшее. Дрожащими руками он достал из кармана телефон и запутанные наушники. Он старался их распутать, но пальцы сильно дрожали и не слушались хозяина. Ичиго едва сдерживался – так хотелось помочь, – но помнил, что, несмотря ни на что, гордость для Гриммджоу на первом месте. Ичиго не хотел провоцировать, особенно когда ему ясно дали понять, что потерпят никакой жалости к себе. Сейчас любое неосторожно сказанное слово могло отдалить их еще сильнее. В конце концов, Гриммджоу удалось воткнуть наушники в уши и включить музыку, как обычно, на полную громкость. Закрыв глаза, он откинулся на сидение и вздохнул так, будто все самое плохое осталось, наконец, позади. Когда поезд подъехал к станции Ичиго, он замешкался на мгновение, глядя на человека напротив. – Иди, – прохрипел Гриммджоу, заметив, что Ичиго не уходит. – Я верну куртку завтра. Ичиго ухмыльнулся, сделав вид, что только поэтому не спешил уходить. – Почистить не забудь, – сказал он, подхватывая сумку и направляясь к выходу. Бутылку с водой он оставил на сидении.***
Следующий день выдался тяжелым. Хоть Ичиго и был успешным писателем, тем не менее продолжал работать по совместительству: не хотелось весь день сидеть за ноутбуком и покрываться пылью. Каждый день после работы он садился на поезд в семнадцать двадцать пять, где виделся с большей частью своих друзей, также спешащих домой. Иногда они собирались вместе выпить после работы, чтобы сбросить накопившееся напряжение, но Ичиго уже давно не отвечал на приглашения. Он оправдывался работой над новой книгой; друзья, ворча, оставляли его в покое и не докучали излишними вопросами. Ичиго это устраивало. Он не был готов объяснять свой отказ желанием провести время в компании совершенно незнакомого человека. То есть, Гриммджоу. Ичиго и правда совсем не знал его. Не знал, где тот живет, сколько ему лет, и почему его так странно зовут. Хотя последнее он не собирался спрашивать, учитывая прошлую неудачную попытку. Ичиго точно знал одно: его странным образом вдохновляет этот угрюмый тип. И несмотря на то, что они едва разговаривают друг с другом, самые удачные части книги придуманы именно в присутствии Гриммджоу. Ичиго продолжал писать и позже, когда возвращался в свою маленькую квартирку. Но сегодня работа выжала из него все силы, даже времени пообедать не нашлось. Ичиго вообще ничего не съел за день, не считая легкого завтрака. Он задержался на станции у лотка с едой, надеясь перекусить незаметно от проводников. Поедать такояки в общественном транспорте, конечно, не слишком культурно, но голод – не тетка, и плевать на людей вокруг. А вот тот факт, что он купил порцию и для своего мрачного попутчика, действительно внушал ужас. Ну, Ичиго как-нибудь выкрутится. Он весь день думал о том, как Гриммджоу доехал до дома один, и старался сильно не переживать, но тщетно. Только когда тот, наконец, появился, да еще и в приподнятом настроении, только тогда Ичиго смог расслабиться. Гриммджоу молча сел на свое обычное место, удивленно косясь то такояки, то на Ичиго. Тот, набравшись мрачной решимости, сделал небрежный приглашающий жест. Но Гриммджоу, кажется, так удивился, что с первого раза не понял, и пришлось уточнять. – Угощайся. Я не обедал, голодный, как волк. Гриммджоу посмотрел в ответ неуверенно, но один шарик съел, а затем протянул спрятанный под курткой пакет. – Твое. Возвращаю. – Спасибо, – отозвался Ичиго, протягивая Гриммджоу ещё одну порцию такояки. Тот молча смотрел на него. Ичиго думал, что уже привык к его странной манере поведения, но следующие слова Гриммджоу снова ввели в ступор. – Я же сказал, жалость свою себе оставь. – А кто сказал, что это она, – буркнул Ичиго. Он точно не знал, почему купил еду на двоих, но явно не из жалости. Если уж на то пошло, Гриммджоу вообще тяжело было жалеть из-за его тупой привычки воспринимать любую помощь как личное оскорбление. Но такояки он в итоге взял. – Ты ж отсел вроде как, – пробормотал Гриммджоу с набитым ртом. – Ты меня выбесил. Но мне нравится здесь сидеть, так что смирись, – парировал Ичиго, разглядывая Гриммджоу: губа и щека опухли сильнее, под левым глазом расцветал синяк, но все же выглядел он получше, чем вчера. – Так что случилось? Ичиго съедало любопытство, а у Гриммджоу, похоже, сегодня было прекрасное расположение духа, раз он снизошел до ответа: – Я же уличный хулиган, помнишь? Дурная компания, как ты и сказал. – Не говорил я такого, – возразил Ичиго. – Я назвал тебя цацей. И ты все еще ведешь себя как цаца. Гриммджоу, фыркнув, все же тихонько улыбнулся. Может, еда сделала его дружелюбнее обычного. В любом случае подобная перемена в настроении потрясала. – Такого больше не повторится, – проворчал Гриммджоу. – Не строй из себя няньку. Синдром папочки, что ли? Детей дома много? Теперь пришел черед Ичиго хмыкать. – Нет. – Встречаешься с кем-нибудь? – продолжил Гриммджоу, заработав от Ичиго удивленный взгляд и приподнятую бровь – Просто спросил. – Нет, – спустя пару мгновений ответил Ичиго. Затем, предложив оставшиеся шарики Гриммджоу, вытащил блокнот, возвращаясь к своему обычному занятию. Очень хотелось задать встречный вопрос, но Ичиго не был уверен, что так уж хочет услышать ответ. Воцарилось дружелюбное молчание. Гриммджоу доедал такояки, пока Ичиго увлеченно что-то записывал. Отложив ручку, он пролистал блокнот и вздохнул, обнаружив, что места почти не осталось: Ичиго за рекордные сроки исписал его весь и знал, почему. Вообще, смешно получалось. Его муза – мрачный парень, первыми словами которого было «бесишь меня». Да он чертов везунчик.***
Шел дождь. Капли разбивались об окна поезда и стекали вниз. Ичиго завороженно наблюдал за каждой. Он не любил дождливые дни – с ними было связано слишком много неприятных воспоминаний. Однако наблюдать за дорожками воды было странным образом увлекательно. Он потерял счет времени, станциям, и не заметил, как за окном стемнело. Его вернуло в действительность чужое присутствие: Гриммджоу, как всегда с наушниками, с мокрой челкой, прилипшей ко лбу, сел напротив. Снаружи лило, как из ведра, но даже такой ливень не смог подпортить привычно торчащие пряди. Ичиго очень хотелось пригладить их, одну за другой. Он заметил, что Гриммджоу прижимал что-то к груди под плащом. – Что у тебя там? – вырвалось у Ичиго. Гриммджоу выглядел раздраженным, настроение его совершенно отличалось от вчерашнего. Но тем не менее он с невозмутимым – уже поразительно – видом, вытащил нечто из-под плаща. – Не хотел, чтобы намокло, – буркнул он, протягивая маленький блокнот Ичиго. Тот все никак не решался брать, пока Гриммджоу раздраженно не заворчал на него. Ичиго открыл первую страницу. Блокнот был девственно чист. – Это мне? – спросил он, чувствуя себя последним идиотом. – Не хочешь – отдай обратно, - нахмурился Гриммджоу. – Нет! – Ичиго неосознанно прижал блокнот к груди, все еще потрясенный. Он еще не успел купить себе новый, а предыдущий уже весь исписал. А Гриммджоу заметил. – Нет. Мне нравится. Спасибо… Не стоило. Гриммджоу молча закатил глаза. Благодарность его, судя по всему, мало заботила, но Ичиго все равно безумно приятно, что Гриммджоу решил сделать что-то для него.. Может, он чувствовал себя в долгу за вчерашние такояки? Если так, то Ичиго совсем не хотелось, чтобы всякий раз, когда он проявит внимание или заботу, Гриммджоу считал себя обязанным дать что-то в ответ. – Все норм. У меня таких много. Работаю в отделе канцелярских товаров при школе искусств. Забота от Гриммджоу, вот это да. Ичиго хохотнул. – Тебе можно что-то брать из магазина? – Когда никто не видит – можно. И правда. – Ты художник? – спросил Ичиго, чувствуя, что этим вопросом испытывает свою удачу на прочность: Гриммджоу уже и так рассказал, где работает, что само по себе было событием. – Если бы я им был, то не продавал бы, а покупал, – язвительно заметил Гриммджоу. – Так рисовать ты не можешь? – не отставал Ичиго, игнорируя насмешливый тон собеседника. По какой-то причине его больше не задевало поведение Гриммджоу. Такой уж он сам по себе. На несколько мгновений воцарилась тишина. Ичиго хотел услышать ответ и игнорировал явное желание собеседника промолчать. В конце концов, Гриммджоу, раздраженно вздохнув, протянул руку за блокнотом. – И карандаш, – потребовал он и терпеливо ждал, пока Ичиго найдет какой-нибудь в рюкзаке. Гриммджоу вытянул ноги и оперся грязными ботинками прямо в сидение напротив, захватив Ичиго в своеобразный капкан. Блокнот он положил себе на колени. Затем, неуверенно смотря на чистый лист, коснулся карандашом бумаги. Когда Ичиго попытался сесть рядом и посмотреть, что он рисует, Гриммджоу наградил его недобрым взглядом, настойчиво пихая коленом обратно на место. Очень скоро рисунок был готов. Все это время Ичиго жадно наблюдал за Гриммджоу. Ему до смерти хотелось знать больше об этом человеке. Намного больше того, что уже знал. Когда Ичиго забрал блокнот у Гриммджоу, то увидел в углу первого листа нарисованного маленького кота. То был скорее даже набросок, чем рисунок. Ичиго улыбнулся, подумав, что такая «подпись» идеально подходит Гриммджоу. Но не успел он и слова сказать, как Гриммджоу уже уставился в окно, привычно игнорируя всех и вся. Ноги в грязных ботинках все еще упирались в сидение по обе стороны от Ичиго. Ичиго закрыл блокнот и убрал его в сумку, снова наблюдая за стекающими по стеклу каплями воды. Работать над книгой сегодня не хотелось.***
Хвала небесам, дождь шел только один день. Когда Ичиго был маленьким, люди часто сравнивали его яркий цвет волос с лучами солнца. Девушки не раз называли «ходячим солнышком». Не то, чтобы подобное сравнение раздражало, но всякий раз во время дождя он чувствовал себя чем угодно, только не солнышком. Он стискивал в руках все еще чистый блокнот с притаившимся в нижнем углу первой страницы маленьким нарисованным котом. Вдохновение вновь покинуло его, но по большей части это просто лень. Не хотелось писать. Ичиго в принципе не знал, чего хотел, но сейчас точно было не до книги. Открылась входная дверь, пропуская Гриммджоу. Как и раньше, он сел напротив. Он никогда не говорил «привет», и только если у него было хорошее настроение, Ичиго удостаивался кивка. Гриммджоу с силой плюхался на сидение, будто оно принадлежало ему одному по праву, и широко расставлял ноги, занимая как можно больше места. Он будто бросал вызов любому, кто захотел бы сесть рядом. Ичиго каждый раз внимательно следил за тем, чтобы не касаться его ног, но иногда было просто лень двигаться. Гриммджоу же как будто бы ничего не имел против. Ичиго порой казалось, что он придает этой мелочи слишком большое значение. Сам он никак не комментировал нахальное поведение Гриммджоу, так как поступал похожим образом: ставил сумку на соседнее сидение, предвосхищая попытки кого-либо сесть рядом. Карие глаза встретились с полуприкрытыми голубыми. Гриммджоу смотрел на него как-то странно. – Сегодня ничего писать не будешь? – спросил Гриммджоу. Забытые наушники болтались на шее. – Не буду, – кивнул Ичиго. Нет, сегодня он не хотел писать. Сегодня он хотел ехать на поезде всю ночь до утра и просто наслаждаться молчаливым присутствием Гриммджоу. Сегодня он хотел доехать до конечной станции, до пляжа Руконгай, и вместе с Гриммджоу гулять по пустынному берегу. Ичиго невольно улыбнулся своим мыслям, и Гриммджоу с любопытством посмотрел на него. Сам же он не выглядел смущенным, удивленным или угрюмым. Он выглядел… заинтригованным. Минуты текли, а они все молчали. Ичиго прислонился лбом к стеклу. Гриммджоу так и не включил музыку. Обоих, похоже, тишина устраивала. Гриммджоу ни слова не сказал, когда Ичиго не вышел на своей остановке. Он смотрел на него и гадал, как глаза такого невзрачного цвета могут быть такими яркими. Прошло около получаса. – Когда твоя остановка? – тихо спросил Ичиго. Гриммджоу усмехнулся, сверкнув зубами. – Мы проехали ее минут десять назад. Ичиго откинулся на сидение, на губах его расцветала широкая улыбка.***
Куросаки Ичиго был писателем, и довольно неплохим, но за его недолгую карьеру только «Ревущий» стал бестселлером. Стыдиться нечего, обычное дело. Он никогда и не думал, что будет заниматься чем-то подобным, так что успех даже одной единственной книги безмерно радовал. Но Ичиго соврал бы, если бы сказал, что не пытался превзойти себя. Хорошие продажи – это одно, но написать книгу, которая была бы успешнее предыдущей, – та еще задачка. Спустя пять лет после последнего удачного романа и еще год спустя после встречи с Гриммджоу, Ичиго, наконец, дописал свою новую книгу. Заголовок нового бестселлера, «Король среди Пантер», Гриммджоу обсмеял, назвав ужасной безвкусицей, пока ему не объяснили, кто именно вдохновил на такое название. Для человека, не любящего книг, он оказался чересчур увлеченным читателем. Ичиго не знал уже, радоваться или огорчаться, что Гриммджоу даже глаз не отрывал от романа во время их тихих совместных поездок. Ичиго развлекал себя тем, что следил за его реакцией. Иногда Гриммджоу выглядел откровенно скучающим, иногда по уши поглощенным сюжетом, и каждый раз, когда он находил что-то знакомое для себя в тексте, он перехватывал взгляд Ичиго и коротко усмехался. Тот более или менее догадывался, какие отрывки привлекали внимание: многое из поведения и привычек главного злодея почти полностью списано с Гриммджоу. Если бы Ичиго знал, что тот вдруг когда-нибудь решит прочесть его роман, то постарался бы сделать персонажа менее похожим на него: самомнение Гриммджоу итак переходило все границы, а теперь стало просто невыносимым. Ичиго знал Гриммджоу уже достаточно хорошо. Поездка на пляж несколько месяцев назад перевела их отношения на новый уровень. Гриммджоу старше Ичиго. Он шумный и дерзкий, высокомерный и самодовольный, по-прежнему огрызающийся на каждую мелочь, без конца ввязывающийся в драки, непременно желая победить. Ичиго замечал за собой, что частенько провоцирует Гриммджоу, и иногда задавался вопросом, почему они еще не разбежались в разные стороны. – Увидимся в восемь? – осторожно спросил Ичиго. А все-таки такое жадное внимание к своей книге смущало. Гриммджоу нахмурился, раздраженный тем, что его отвлекают, и только отмахнулся, мол, иди давай уже и не мешай. Сам же ни на секунду не отрывал взгляда от страниц. Ичиго закатил глаза и молча вышел, все равно еще надо успеть подготовиться к сегодняшнему вечеру. Теперь, чтобы увидеться с Гриммджоу, ему больше не нужно было ждать следующего дня.