Дойти до сути

— Люблю Ваши индивидуальные занятия, — мурлычет Ирина, опуская голову, чтобы тут же ее запрокинуть от резкого рывка за волосы. — Вы многому можете меня научить без лишних глаз. — Закрой. Свой. Грязный. Рот. — Его голос отрывистый, в нем явно сквозит тщательно контролируемая ярость. — И не смей его открывать, пока я тебе не разрешу. Ира молчит, пробуя натяжение цепи, соединяющей манжеты на ее запястьях. Крепкая, не муляж. Не то что подделки вокруг них. Ей прекрасно известно, что ее присутствие на этом костюмированном балу фриков стало костью в горле как для Свами Даши, так и для Константина. Наставник у нее тот самый, истинный. Учитель. Она готова его слушать, следовать за ним, убирать со своего пути тех, кто встанет, не моргнув глазом. Ради него хоть собственную жизнь отдаст. А он не принимает, держит на расстоянии вытянутой руки и пресекает каждую попытку снести барьеры. Жестко, безупречно и уверенно. Прямо как сейчас, крепко сжимает ее талию и насаживает на свой член. Удовольствие не такое, как обычно, не мягкое, прокатывающееся по телу мягкой волной, нет. В этот раз оно концентрируется в солнечном сплетении, с каждым мгновением и толчком становясь невыносимым. Ира хочет сказать, уколоть хотя бы словом, достать до самого донышка сумрачной души своего учителя, но прикусывает кончик языка и лишь натужно выдыхает воздух из грудной клетки. Ее трахает тот, кто должен это делать, и грех было бы жаловаться. Вот только в глотке жжется поток невысказанных слов, который серной кислотой разъедает мышцы. — Люблю Вас, люблю Вас больше жизни, — выплевывает она и тут же чувствует, как ее отталкивают, оставляют одну, больше не прикасаясь. — Да что Вам еще надо, в конце концов?! Константин подходит ближе, касается пальцами подбородка и крепко его сжимает, заставляя поднять голову и посмотреть в собственные глаза. — Послушания, — говорит он и наотмашь бьет ее по щеке. — Ты не понимаешь, что это значит. Этот урок она никак не может выучить. Зачем ей слушаться беспрекословно того, кто не умеет того, что умеет она? Щека горит и пульсирует от удара, но она упрямо не опускает глаз. Ей плевать, что он признан всеми и все считают его победителем. Для нее он наставник и учитель, но не Господь Бог. Вокруг нее сгущается тьма, снова внутри вместо удовольствия клокочут злость и негодование. Шепот касается ушей осязаемым прикосновением, призывая не терпеть подобного отношения, отомстить, направить всю мощь стоящей за ней силы против того, кто обидел, нарушить обещание быть пай-девочкой и не поддаваться сиюминутным желаниям выплеснуть собственные эмоции. — Покажите мне, что это значит, — с явным вызовом в заполненных тьмой глазах говорит она и поднимает руки, прикрывая обнаженную грудь. — Как видите, словами до меня не доходит. Константин улыбается. От этой улыбки продирает дрожью. Ей бы понять почему, но на это уже нет времени, потому что нужно встать на ноги, как велели, подойти вплотную и снова опуститься на его колени. — Тьма… — Он проводит подушечками пальцев по покрасневшей щеке и внимательно изучает ее лицо. — Она в тебе так глубоко, так крепко, что ты уже не отличаешь демонов от собственных желаний. Его ладонь ложится на горло, и Ирина прикрывает глаза, чуть приподнимая подбородок, наслаждаясь крепкой хваткой. — Ты настолько срослась с ней, сроднилась, что можно подумать, что ты и есть сама Тьма. Ира захлебывается стонами от его резкого толчка, который продолжается таким же быстрым и безжалостным ритмом. Он снова ее трахает, трахает так, как именно ей нужно, поэтому она отпускает себя, отпускает тени, шепчущие, что не права, нельзя открываться, причинит боль, отнимет силу, задушит собой. Гул в голове нарастает, от него хочется отмахнуться, как от назойливого насекомого, но не получается. Это раздражает, мешает отдаться полностью, оставить все за пределами собственного удовольствия. — Посмотри на меня, — приказывает Константин, и Ира распахивает глаза, но не видит ничего, только темнота и вспышки удовольствия. — Так вот оно что… От его голоса, от мощных толчков, от пальцев на своем теле Ира кончает, не сдерживая крика и разрывая цепочку наручей, чтобы обхватить крупные и сильные плечи. Ей необходимо это, чтобы выстоять, не потерять ориентир в собственном взбаламученном оргазмом сознании. Внутри нее бушует шторм, и кажется, что Константину все же удалось сорвать часть покрова и выдернуть темные и самые грязные нарывы, заполненные злостью, гневом, яростью и негодованием, как гноем с кровью, которые только пузырились, но не лопались, копя в себе и преумножая ненужное и даже опасное. Ирина всхлипывает и прячет лицо на груди Константина. — Ты сильнее того, что по глупости взяла и позволила паразитировать на тебе, — говорит Константин, поглаживая ее спину и целуя в лоб. — Тебе просто нужно… — Высечь все то, что успела нацеплять за время неправильной работы, — тихо соглашается она, шмыгая носом. — Я… — Тш-ш-ш-ш, все в порядке. Тебе лучше поспать. — Он относит ее в постель и укладывается рядом, прижимая к себе. Ей до глупого стыдно, поэтому она сворачивается в клубок, чтобы занять как можно меньше места. Она ведь совсем не такая, какой кажется. Просто… «Ты настолько срослась с ней, сроднилась, что можно подумать, что ты и есть сама Тьма».