Обычный вечер

Обычно парочки проводят выходные или свободные вечера вместе, смотря какой-нибудь фильм, ужиная в кафе или ресторане, прогуливаясь или просто наслаждаясь компанией друг друга. Эдогава бы им завидовал, если бы не тот факт, что ему нравится отвлекать Достоевского от его вечной работы, которая есть даже в законные выходные, напрашиваться на ласки, которые он всё же получает, приковывать его внимание только к себе и тем самым, делая «очень занятый вечер» очень даже свободным. Честно, для Ранпо это каждый раз маленькая победа. Вот и сейчас, детектив с хитрой и игривой ухмылкой пытается всеми честными и нет способами заполучить внимание Фёдора, который весьма успешно (пока) не поддаётся, сидя перед мониторами, сгорбившись и забравшись босыми ногами на стул. Сначала Эдогава просто крутится рядом и мешается так, что любой бы другой выгнал его с криками и потраченными нервами из комнаты, но в случае Фёдора это невозможно. Во-первых, пока японец нагло и бессовестно находится в штабе «Крыс» утром/днём/вечером ему не желательно покидать комнату (или кабинет) Достоевского, иначе «маленького котёнка загрызёт стая крыс»; во-вторых, Эдогава явно обидится и уйдёт куда-нибудь и к кому-нибудь на вечер, а может и на сутки, а русский всё же привык, что Ранпо находиться рядом, когда это возможно, так что приходится мужественно терпеть и работать. Поняв, что это не работает уже, детектив щекочет Достоевского под рёбрами, тем самым заставив того опустить ноги. С победной и всё той же игривой улыбкой Ранпо садится на чужие колени, укладывая голову на плечо. — Слезь, неудобно работать, — кратко и с недовольством в голосе проговаривает лидер «Крыс», опуская взгляд на явно веселящегося японца, и несильно пихает его локтем. Правда, это совсем никак не работает. — Так ты можешь не работать, — мурлыкает на чужое ушко Ранпо, щурясь хитро так и теребя в тонких пальцах ворот рубашки. — Не могу, — тем же тоном отвечает Фёдор, а после тихо и устало вздыхает, снова устремляя свой взгляд в экран и что-то периодически набирая на клавиатуре, но не скидывая тушку японца со своих колен. Он уверен, что не поддаться ему, поэтому пускай сидит. Эдогава никогда не смотрит чем именно занимается Достоевский, и тот этому даже рад. Сам же Фёдор тоже не лезет в работу детектива, когда тот приносит некоторые папки с особо сложным делом сюда. Их работа для них слишком очевидна и проста, так что лишних вопросов и внимания к ней никогда не бывает. Это периодическое клацанье по клавиатуре становится реже, так как Ранпо начинает что-то горячо рассказывать, шептать точнее, тому на ухо, специально касаясь губами чувствительной мочки уха, тем самым заставляя того вздрагивать, резко и тихо выдыхать и, главное, отвлекаться на настырного и бессовестного детектива. — Ранпо-кун, перестань, — Достоевский убирает руку от клавиатуры, закрывая своё ухо и заглядывая в чужие глаза, наверное, пытаясь найти в них хоть частичку совести или раскаяния, коих не находит. В них плескается смех, веселее и тот самый огонёк, когда вот-вот получишь горячо желаемую вещь. — Пошли тогда гулять. Я хочу прогуляться и сладкого, — Эдогава улыбается и легонько, совсем не оставляя следа на бледной и тонкой коже, кусает того за запястье. Фёдор охает от неожиданности и одергивает руку от уха, фыркая возмущенно. — Я работаю. И на улице холодно. — Ты это уже говорил. И на улице не холодно. Русский поджимает тонкие губы, вздыхая вымученно и тяжко и возводя глаза к низкому потолку. А Ранпо всё никак не отстаёт: мягко и нежно целует в висок, в щеку, в поджатые и искусанные губы, щекочет кончиками пальцев чужую шею, а опустив ладонь ниже, живот и бока, и снова шепотом начинает уговаривать того уделить ему внимания, обжигая горячим дыханием мочку уха. — Ладно, твоя взяла, — выдыхает Фёдор, лишь бы прекратить эти «мучения», которые грозятся превратиться в полный разврат и более интересное времяпровождение вечера. Перед тем, как Эдогава вскочит с колен, заливаясь победным и веселым смехом, Достоевский его целует. Грубо, властно, сильно кусая за губы и посасывая их. Надо же как-то оплатить за свои мучения, которые продлятся ещё целый вечер за прогулкой и бесконечной болтовнёй неугомонного детектива. Правда вечер всё же закончится на той самой приятной ноте, ведь поцелуй — не полная плата. Впрочем, никто и не против.