Правда

Рок спрашивает – Рэви отвечает. Правду. Только правду. Ничего кроме правды. Рэви раздражает прибившийся, как потерянный щенок, японец; он спрашивает о её прошлом, и она не может солгать. Он спрашивает о мелочах, и язык у неё словно отнимается – ни слукавить, ни приукрасить. — Куда подевалась одна из моих рубашек? — Я выбросила её. Рэви рычит и прикусывает язык. Почему, почему, блядство, она не может перестать говорить ему правду?! Окадзима ослабляет галстук на шее, смотрит пронзительно-недобро, и Двурукая невольно ёжится. У него в глазах вопрос молчаливый, и она идёт в нападение: — Да, да! Выбросила! Расстреляла и выкинула нахрен за борт! Рок вздыхает и понимает, что ничего с этим, в сущности, не поделать. Рок улыбается, потряхивает бутылкой рома перед лицом Рэви. Он пьян, весел и едва стоит на ногах, а в «Жёлтом Флаге» громом гремит стрельба; Двурукая удирает так быстро, как только может – на плече у неё Окадзима почти висит безвольной тряпкой. — Скажи мне, Рэви, — клерка носит из стороны в сторону, как их торпедоносец в шторм, и Ребекка дёргается практически инстинктивно – удержать. Рок справляется сам, — скажи мне... Мы были на линии огня, но на мне нет и царапины. Почему? Он спрашивает и знает, что она не сможет солгать. — Потому что я никому не позволю тебе навредить, кретин. И она не лжёт. Зажимает кровоточащий бок, скрипит зубами и, кажется, почти теряет сознание, но не лжёт. Роанапурские ночи душные, у Двурукой окно настежь – с улицы доносятся крики. Рок протягивает ей сигарету, скучающе смотрит в тёмное беззвёздное небо; голос у него тихий, ласковый практически. — Рэви? Ребекка чешет затылок и щёлкает зажигалкой. — Что? — Ты нравишься мне, Рэви. А я тебе? Дым застревает в горле комом, жжёт стенки – американка судорожно кашляет, хватает ртом воздух и смотрит на Окадзиму. Вид у него такой, как будто лишиться руки или пары зубов ему совершенно не страшно. — Да. То есть... Да. В смысле, да. Блять! Ты, сукин сын, я тебя..! Лживое «нет» она проглатывает молча – соврать не может. Кому угодно, только не ему. (он ей – тоже, только она никогда ни о чём его не спрашивала).