Три истории

1 Мы курили на лестничной площадке. Полночь. - И каково тебе? Подбирать выброшенное? - усмехнулась она, сжимая плотнее фильтр сигареты губами. Мне казалось, именно это и выдавало в ней волнение. Стараясь скрыть его за колючими улыбками и многозначительным тоном, она совсем истерзала бедную сигарету. Мне казалось, именно это ее и выдавало. - Я вижу эту ситуацию несколько иначе, - ответила я - Думаю, ты нашла драгоценный камень в куче мусора и играла с ним, пока он не испачкался и не перестал сиять. Я думаю ты посмотрела на него и выбросила, решив, что ему нечего делать в твоих руках, такому грязному. Наверное, он наводил на тебя тоску, тебе казалось, быть может, что где-то там, где тебя пока нет, есть горы драгоценностей - только бери. Я нашла твой камень и очистила, только и всего. Теперь он снова мерцает. Было начало первого, мы стояли на лестничной площадке, когда она потянулась за еще одной сигаретой. Мне подумалось тогда, что именно этим она выдала себя окончательно. 2 По моим плечам текло молоко, когда я пыталась укрыться от разъяренного города за ворохом страниц, на которых в права Бога вступал Эрос. Тогда со мной происходили вещи, о которых теперь я могу только снить. Тогда в моей комнате громоздились древние кельтские дольмены, поросшие вереском, до слуха моего доносились пьяные песни шекспировского осла, который заплутал в летних ночах моей комнаты, а его Гермия шла за ним по пятам, пряча в ладонях искусственную нежность. На моих глазах Лунный Король, полный ревности, летел вслед за Бароном, а Королева печально смотрела им вслед. Морская пена обрушивалась на мои джинсы, когда я подбирала черный жемчуг с кораллового дна и вязала из него бусы для печальной Фриды. Я видела, как мимо меня пронеслись грозные варварские колесницы, которые возглавляла рыжеволосая Боудикка, ее кожаные доспехи выгорели, а руки, сжимающие поводья были грубы, в ее глазах кипела ненависть и струился страх, но ее огненные волосы бесновались символом гибели ненавистного Рима. Провожая их войско взглядом, я не сомневалась, что где-то за горизонтом, где недоступный моему взгляду, располагается величественный мыс Горн,обезумевший капитан Летучего Голландца крепче сжимает штурвал и облизывает обветренные синие губы. Я запускала пальцы в теплый песок, где-то рядом со мной сидел Меркуцио и по его белым щекам текли слезы. Дверь в мою комнату распахнулась и вошла мама. Она предложила мне пойти погулять и немного развеяться. Покидая комнату, я прощалась с книгами, словно уходила навсегда. Я знала, что едва за мной закроется дверь, на ковре, отразиться на короткий миг огромная тень золотого дракона, которая тут же исчезнет в двенадцатичасовых лучах солнца. 3 Меня зовут Саймон. Я работаю техником на взлетно-посадочной полосе городского аэропорта. Вот уже десятый год я занимаюсь тем, что заполняю баки топливом и проверяю турбины перед тем, как белые гиганты готовятся взлететь. Мы с ребятами считаем, что эта работа сродни тем, которые напрасно не вписаны в ряд врачей и спасателей, а ведь если задуматься мы каждый день спасаем жизнь сотне людей, предотвращая и исправляя неполадки, которые могут оказаться фатальными в полете. Я смотрю на них, разноцветных, как игрушки моего сына, идущих, скачущих и бегущих по трапу. Рейс за рейсом я обеспечиваю им успешный полет, возвращение к родным и близким, к их работам и любовницам, к их машинам и собакам, а затем я переодеваюсь и иду домой, где меня ждет моя любимая и сынишка, у которого ее глаза. Я ужинаю самой вкусной на свете картошкой с сосисками, которую так здорово готовит моя жена. Я счастлив, но... ...знаете, я никогда... не летал. Представьте себе, каково каждый день провожать их, огромных, мощных, крылатых взглядом и наблюдать как они скрываются где-то так высоко, где меня еще не было и знать, что у меня никогда не хватит денег и времени, чтобы просто взять и улететь. Иногда мне хочется схватить рукой одну из этих полос, которая режет небо вслед за самолетом и потянуть за нее, вытягивая зазнавшихся из-за облаков. Представьте себе, я десятый год работаю на посадочно-взлетной полосе и никогда не покидал этого идеально ровного асфальта.