Не худший способ умереть

— Как это случилось? — в сотый, наверное, раз спросил Баки, сжимая ладонь мертвенно-бледного Стива. Ванда потерла опухшие глаза и сухо всхлипнула — слез у нее уже не осталось. — Мы были в том бункере, — повторила она, не глядя на Баки, только на свои ладони. — Я смела людей, вырубила их, а Стив пошел освободить подопытных. И… и одна девушка, та, с белыми волосами, она взглянула на Стива и сказала, — Ванда снова всхлипнула и губы ее задрожали, — сказала ту тарабарщину. По-поцеловала его. В губы. И исчезла. Ра-растворилась. Баки снова посмотрел на Стива, а потом, сквозь стекло, отделявшее их от основной лаборатории — на Старка. От того, насколько верно Ванда запомнила «тарабарщину» и от гения Тони сейчас зависело все. — Он в коме, — в который раз повторил Брюс, поправляя кардиодатчик на запястье Стива. — Состояние стабильно тяжелое. И мы по-прежнему не знаем, что с ним. Абсолютно все жизненные показатели в норме, кроме мозговой деятельности. Это похоже на очень глубокий сон. Не каталепсия, биологические процессы протекают замедленно, конечно, но полной остановки нет. Сон. Кома по неизвестной причине. — Жизнь за жизнь того, кто любит безответно, — включив интерком, устало вставил Старк и сжал пальцами переносицу. — Ерунда какая-то. Это что? Условие? Она его… заколдовала? Был Капитан Сосулька, а стал Капитан Спящая Красавица. Феерический бред. — Спящая Красавица? — переспросил Баки просто чтобы не молчать. — Поцелуй любви? И все? — Повторяю для альтернативно одаренных, — раздельно произнес Старк. — Жизнь за жизнь. Про красавицу — аллегория. Тебе знакомо понятие аллегории, Барнс? Баки знал, что Старк начинает ерничать и цепляться к чужому IQ только в тех случаях, когда паникует от беспомощности. Так сам Баки отсекал от себя эмоции, загоняя их в дальний угол сознания — без эмоций он лучше соображал, за что его все без исключения считали бесчувственным киборгом. И только Стив знал, как его потом трясло в отходняке. Стив. Не думать о том, что будет, если не удастся его вытащить, просто не думать, иначе он развалится на куски. А кто-то должен оставаться спокойным. Беннер то и дело делал дыхательные упражнения, Старк говорил все быстрее, Ванда стискивала ладони. Все пытались держаться, но по-настоящему выходило только у Баки — спасибо ГИДРе. — Что точно там сказано? — спокойно спросил Баки. — Дословно. Старк закатил глаза, нервно сложил руки на груди, но Баки все равно видел, что тот в шаге от паники. Он не верил в магию, но той, конечно, не было никакого дела до того, во что верит Тони Старк. Она просто была. — Дословно, — едко повторил Старк. — Да пожалуйста. Проклят любимый всеми и любящий всех, но только тот, кто влюблен без ответа, сможет забрать мой поцелуй, отдав взамен жизнь. Доволен? — Не заводись, — посоветовал ему Баки. — Я готов отдать… — Ты идиот?! — наконец, взорвался Старк. — Роджерс… что в словах "влюблен без ответа" тебе не понятно?! Всем и каждому в этой еб… в этой стране известно, что он тебя любит! Так что ты, Барнс, не канаешь. И не смей его целовать! Если мы найдем… подходящего человека, а Роджерс очнётся и обнаружит, что ты героически самоубился… Да, Старк был прав. Они со Стивом любили друг друга, но далеко не безответно. — Я смогу, — произнесла вдруг Ванда. — Я люблю его, правда, — она взглянула на Баки и сжала узкие ладони в кулаки. — Не… не так. Но там не сказано же… — И он тебя, — спокойно ответил Баки и взял ее за руку. — И тоже не так. — Нам нужен кто-то, кого Стив не любит. Совсем, — резонно заметил Беннер. — Это безнадежно, — тихо резюмировал Старк. — Это же Пресвятой Роджерс. Если он кого и не любит, то идейных врагов. И они, уж поверьте, отвечают ему взаимностью. Это было правдой. К любому члену команды Стив относился если не с любовью, то с заметной приязнью. К тому же Баки не смог припомнить ни одного человека, безответно влюбленного настолько, чтобы не пожалеть за него жизни. Пат. — Сколько у нас времени? — спросил он у Тони. — Сколько угодно! — огрызнулся тот. — Мертвый сон, слышал? Как твоя криокам… — засранцем Старк не был, хотя всячески старался сделать вид, а потому замолчал и устало, бессильно провел ладонью по лицу. — Он стабилен. Но сам не очнётся. Нам нужно найти ту чёртову девку и заставить ее снять проклятие. Баки молча посмотрел на Стива, ещё раз сжал его руку и поднялся. У него было много работы. *** — Без изменений, — сообщила ему красавица медсестра, стоило войти в особое отделение клиники Старка. В общем-то, он ничего другого и не ждал. Стива кормили внутривенно, засовывали в новые, свежеизобретенные диагностические аппараты (Старк мрачно шутил, что один Роджерс, подставившись, за полгода сделал для медицины больше, чем три самых крупных благотворительных фонда за десять лет), катали на массаж и физиотерапию, но Баки, возвращаясь с очередной миссии (или из самоволки, если по его каналам мелькало что-то хоть отдаленно похожее на след ведьмы), слышал одно и то же. Без изменений. И он заходил в палату, садился в "свое" кресло, легко трансформирующееся в койку, брал безвольную руку Стива в свои и несколько раз длинно выдыхал, снова пытаясь себя убедить, что выход найдется. Стив никогда не сдавался. И он просто не имеет права. — Опять пустышка, — сказал Стиву Баки. — Мне тут шепнули, что видели похожую дамочку в Европе, и… я слетал. Обычная шарлатанка. Да, блондинка, метр восемьдесят, но магии в ней не больше, чем во мне. — Поддавшись секундной слабости, Баки прижал ладонь Стива к губам, в уголках глаз привычно защипало, но он подавил слабость. — Ты же никогда не сдаешься. Знаешь, я тут говорил с младшей Картер… она плакала, но умереть за тебя отказалась. Я бы хотел ее не винить, но… Я бы за тебя… не раздумывая. Но знаю, что ты меня любишь, придурок. И впервые в жизни об этом жалею. В коридоре раздался какой-то шорох, но сигнализация молчала. Баки привычно скользнул в сторону, закрывая Стива, и прислушался. Человек, шедший по коридору к палате, заметно хромал, но двигался быстро. По едва-едва слышному даже для модифицированного слуха бряцанью можно было сделать вывод, что он вооружен. Баки переместился к двери, чтобы сразу взять незваного гостя в захват. — Только попробуй, — сказали за дверью, и Баки пробрало ознобом. Он узнал бы этот голос из сотен других. — Зимний, не дури. Я захожу. Дверь открылась. Баки напряженно ткнул дулом в бритый висок и хрипло предупредил: — Одно неверное движение, и я вышибу тебе мозги. — Тот Зимний, которого я знаю, зря не пиздел. Стрелял молча и сразу. А значит, нихуя ты мне не сделаешь. — Меня зовут Баки. — Продолжай повторять. Глядишь — сам поверишь. Человек, которого Баки в бытность Зимним знал как самого отъявленного мудака, бесстрашного и ебанутого, развернулся к нему лицом. Что ж, крушение Трискелиона не пощадило лейтенанта Брока Рамлоу. Хоть тот и был живучим гадом, но, судя по шрамам, все же оставался просто человеком. Вся левая половина его лица была стянута на сторону. Бугры грубых толстых шрамов изуродовали его до неузнаваемости, и только взгляд желтых глаз, вызывающе-насмешливый, наглый, был прежним. И, глядя в эти глаза, Баки по-прежнему знал: его не боятся. Страх сопровождал его везде: мелькал в глазах Наташи, оседал в стакане Тони, заставлял Клинта и прочих едва заметно тянуться к оружию, стоило зайти в комнату или сделать резкое движение. С этим Баки свыкся. Почти. Стив не видел в нем угрозы, и это было главным. — Прости, забыл накраситься, — хмыкнул Рамлоу. Оскал у него тоже остался прежним, но смотрелся на изуродованном лице еще более пугающе. — Ну же, Зимний. Я поговорить пришел. — О чем? — О ком, — поправил его Рамлоу и впервые взглянул в сторону больничной койки. — О ком, — совсем иначе повторил он, но тут же снова натянул на себя привычную хамоватую наглость. — Я знаю, что произошло. — Откуда? — Баки все-таки опустил оружие, но заступил Рамлоу дорогу, когда тот попытался приблизиться к Стиву. — У меня свои источники. При наличии денег узнать можно практически что угодно, вплоть до ядерных кодов. Тайна твоего дружка обошлась дешевле. — Зачем ты здесь? — Пришел насладиться видом, — он скользнул взглядом по голой груди Стива и ухмыльнулся. — Шучу, Зимний, сделай лицо попроще. Пушку опусти и подумай — развивающее занятие. Роджерс тихо лежит тут, никак мне не мешает. Неужели ты думаешь, я пришел его добить? Вот так, рискуя попасть тебе под горячую руку, уж прости за каламбур? — Тогда зачем? Рамлоу, оттолкнув его плечом, все-таки прохромал к кровати и занял кресло Баки. — Я могу снять проклятие, — спокойно заявил он. В голове у Баки закрутились сотни мыслей, от невероятных до абсурдных, и ни одно предположение не стыковалось со сложившимся образом лейтенанта Рамлоу. — Ты знаешь, где ведьма? — начал с наиболее вероятного варианта Баки. — Неа, — Рамлоу осторожно, едва касаясь уродливыми пальцами, погладил запястье Стива, и до Баки дошло. — Еще варианты? — Да ладно. Рамлоу взглянул на него, растянул в улыбке иссеченные белыми шрамами губы, но глаза у него остались холодными. — Я могу вернуть его, Зимний. Ты меня знаешь — я слов на ветер не бросаю. — И за это? Рамлоу хмыкнул и снова взглянул на Стива. — Два условия. Первое — ты похоронишь меня там, где я скажу. И второе — он никогда не узнает, что это был я. Знаешь, — добавил он вдруг насмешливо и развалился в кресле, будто был среди своих парней, в той, устроенной жизни, когда он еще не являлся беглым террористом, за голову которого была назначена награда в миллион долларов, — часть меня аж разрывает от желания, чтобы он узнал. Понял, кому обязан жизнью. Но, зная Роджерса, я могу уйти прямо сейчас, ничего не сделав, результат будет тем же. Он будет изводиться, а не жить. На это я размениваться не желаю. Поэтому, Зимний, ты на машине? Будь готов отвезти мое бренное тело… ну, если проклятие, конечно, не предполагает спецэффектов с рассыпанием пеплом или растеканием жижей, как в дешевых ужастиках про вампиров… Так вот, отвезешь то, что от меня останется, на кладбище Гринвуд, в Бруклин, ты должен его знать. Вот номер склепа, — он протянул белый прямоугольник визитки. — Верю в твои способности сделать все аккуратно и незаметно. Баки, все еще не веря в то, что слышит, молча забрал у него визитку. — Ты уверен? — все-таки спросил он. Рамлоу взял Стива за руку, и лицо его, дрогнув, приобрело совсем другое выражение. — О да. Как ни в чем другом. Оба условия проклятия — четко про меня. Глупое, безответное чувство, такое, знаешь, на старости лет к красивому свежему мальчику. То, что мальчик головы щитом сносит и арматуру гнет… так это даже мило, — он издал тихий смешок, будто потешаясь над самим собой, но смотрел, конечно, не на Баки, а на Стива. — Он знал? — А ты как думаешь? Я похож на соплежуя, Зимний? Я хоть когда-то ссал брать то, чего хочу? Да если бы он только захотел, я бы ему и тебя, и ГИДРу на блюдечке принес. Душу бы продал. Вот только нахрен никому душа моя не сдалась, порченый товар. Он сказал: «Мне жаль, Рамлоу, но это невозможно». Ему жаль. О как. Так что ты молчи, Зимний. Не порть мне репутацию. И можешь остаться, — добавил он тише, продолжая смотреть только на Стива и гладить его по руке. — Мне нечего терять, потому что у меня больше ничего нет. Бегал от него, как заведенный, последние годы, как будто в школе за косички дергал. А он, дурной, носился, боролся с проклятым террористом. Хоть так. Как он слег, так у меня завод и кончился. Хуже всего быть в этой жизни ни для чего. Ничьим. Лишним. Мне пятьдесят пять, Зимний, я разваливаюсь по кускам. Такая чушь, я столько раз в жизни мог умереть задешево, просто так, без цели. И, может, выжил именно для этого. Детка, — странно глубоким, чувственным голосом продолжил он, и Баки вдруг ощутил себя лишним. — Я помню, что ты сказал мне, когда я попытался… перед тем, как оттолкнуть. Оно того стоило. Знаешь, я все спланировал, забрался аж в Лагос, так, чтобы наверняка привлечь внимание, чтобы ты бросился на меня, как пес на старую привычную кость. А я бы сдох красиво, с фанфарами, забрав тебя с собой. Но так даже лучше. Ты будешь жить, потому что я могу дать тебе это. Видит бог, я бы другое тебе дал с большей радостью. Без тебя мне незачем дальше глотать наркоту просто чтобы двигаться. Баки, онемев, смотрел, как этот ублюдок, на котором пробу ставить негде было, целует Стива сначала в ладонь — медленно, нежно; потом касается изуродованными губами высокого чистого лба, закрытых глаз, и наконец со стоном прижимается губами к губам. Казалось бы, Баки должен был ревновать — кто-то другой, настолько чужой и неприятный, касается его Стива, но вместо ревности внутри были лишь сочувствие и жалость. Рамлоу любил Стива. Это чувствовалось в каждом его движении, в том, с каким благоговением он касался его. Баки повезло — Стив всегда был его, а вот Рамлоу нет. Никто не выбирает, кого любить — это Баки знал как никто. А вот что на это оказался способен Рамлоу — так тот тоже человек. — Только попробуй проебать все еще раз, — прохрипел Рамлоу, еще раз жадно коснулся губами губ Стива и стек в кресле, уронил голову на широкую, мерно вздымающуюся грудь, будто они были любовниками — Баки сам не раз лежал так, восстанавливая дыхание, вылюбив из Стива всю хандру, заставив забыть обо всем на свете. — Зимний… просле… ди… — Прослежу, командир. Обещаю. Кардиомонитор заверещал, сигнализируя о том, что самое дорогое сердце забилось чаще, и Баки подхватил командира на руки — тот был тяжелым, бездыханным и совершенно точно мертвым. «Не худший способ умереть», — будто услышал он в голове знакомый хриплый голос и вышел из палаты со своей ношей. Он знал, что к Стиву уже спешат из другого крыла дежурные доктора, видел, что симпатичная медсестра, пропустившая его, крепко спит, уронив голову на руки, и жалел о том, что Стив, скорее всего, очнется без него. Но у Баки, у Зимнего оставалось еще одно незаконченное дело. Он обещал. А если что он и умел делать лучше, чем убивать, так это держать данное слово. Не будь он Баки Барнсом по кличке Зимний Солдат, если сегодня ночью тело командира не упокоится в лучшем склепе Гринвуда. Чьим бы он ни был.