Ненависть к образу. Что делать, если влюбился слишком поздно?

Когда Лена только увидела Семёна, он не произвел на нее сильного впечатления. Высокий, хотя и складный, с отросшими волосами, что было непривычно видеть на головах парней из её класса или кого-то из лагеря. Влюбиться в него? Встречаться ним? Да вы что! О таких вещах, как *любовь* Лена читала только в книгах. Хотя ей и хотелось испытать это светлое чувство, она держалась всегда скромно. Общение ей заменяли книги, с людьми искренне-дружеских отношений она так и не наладила. Жизнь в лагере была интересной. Новые места, новые люди, новые знакомства и всё это вдали от дома, вдали от родителей, всего привычного. Иногда казалось, что вдали даже от самой себя. Общение с Семёном каждый раз происходило неожиданно. Не в столовой, не на построении отряда, а всегда так, словно кто-то играет в куклы и ему вдруг пришло голову, что они поговорят именно сейчас. Возможно, самому Семёну и казались эти встречи продуманным ходом, но для Лены каждый такой случай — сюрприз от жизни. Постепенно они стали общаться чаще. Лена начала узнавать о Семёне больше, насколько это было возможно, потому как сам парень был не то чтобы скрытным, но и много информации не выдавал. Казалось, за его плечами достаточно богатая на хорошие и плохие события история, которую хотелось собирать, словно детали пазла, а потом посмотреть на получившуюся картину. Существовала только одна загвоздка. Лене хотелось проводить с Семёном время, действительно хотелось, но вот насчет того, чтобы начать встречаться с ним… Она не была уверена, что к этому готова. Еще в школе девочка видела, как старшеклассницы щебечут о мальчиках, как обсуждают прикосновения, поцелуи. Самой Лене казалось это обсуждение не то чтобы совсем неприличным, но неподходящей темой для обсуждения в учебном заведении. Семён заслуживал искренних чувств, искренней любви к нему. Но увы, Лена пока не могла ему дать именно это, хотя и привязалась к этому странноватому, но славному парню. Такое внутреннее метание продолжалось некоторое время. Семён, видимо заметив это, начал охладевать к девушке. Они стали реже видеться, меньше разговаривать. Лена не знала, как это переживал сам парень, но ей становилось плохо. Украдкой она наблюдала за Семёном, а он, тем временем, переключился на общение со Славей, отвечающей явной взаимностью. Смотря на этих двоих, Лене казалось, что у них действительно могло что-то получиться. Может оно и к лучшему? Хотя в тот момент в Лене проснулась зависть к Славе. У этой девушки было то, что хотелось иметь самой Лене — любовный интерес к Семёну и возможность быть рядом с ним, слушать его голос, обсуждать с ним что-то. О чем сама теперь могла только мечтать или видеть во снах. Сны… о, они становились не то благословением, не то проклятьем. В них всё было прекрасно. В них всё было по-прежнему. Никто не ждал Лениного признания в любви, и она могла жить счастливо. Но сны — это не реальность, так? Лена поняла, что окончательно потеряла Семёна именно в то момент, когда ей стало наплевать, что она сама не хочет быть в отношениях. Ей казалось, она была готова наступить на себя и просто плыть по выбранному пути, с надеждой, что пусть пока она и боится начать совместную жизнь с человеком, к которому испытывала целую бурю чувств и эмоций, потом всё станет лучше. Как же поговорить с Семёном без свидетелей, и чтобы никто не помешал? Лена решилась на отчаянный шаг, выпроводив Ольгу Дмитриевну за порог лагеря, оставшись с Семёном вдвоем. Сработал ли план? Если говорить «полный провал», как «сработал», то да. Семён не позволил объясниться с ним. Просто заявил, что ему всё это надоело. Ему не нужны никакие разговоры и сама девочка. Также последовала весьма вежливая просьба «заткнуться и отвалить». Семён также сообщил, что Лену видеть он больше не хочет, что было в общем-то несложно устроить. Смена закончилась. А встретятся ли они ещё когда-либо — это вопрос к кукловоду, что играет с ними. И хотя Лене казалось, что вся эта грубость слов только маскировка, чтобы задеть её посильнее и чтобы она действительно больше не посмела даже думать о том, чтобы приблизиться к Семёну, это не отменяло той боли, которую она испытала. Это не отменяло тех слёз, на которые Семён даже не взглянул, просто развернувшись в сторону остановки. Раньше было больно от того, что они не могут быть вместе по её собственной, Лениной, неспособности. Теперь больно от того, что её так грубо отшвырнули. И это после всех теплых, радостных моментов, что между ними были, Лена не понимала, как с ней могли так поступить. Задавалась вопросом, о том, неужели она заслужила такого обращения? И самый главный вопрос: как возвращаться в реальность и жить с этим. А надо ли было жить? Лена сама не поняла, как нож оказался в её хрупкой руке. Надрез. Больно. Но злость, обида, жалость к себе — всё это служило неплохим глушителем. Девочка сумела провести по руке так, чтобы алая кровь начала капать. Красиво, как в тот момент казалось, пачкая светло-бежевый пол. Лена легла на кровать, закрыв глаза. Она была одна. Была ли в этом её вина? Стоило ли теперь ненавидеть Семёна? Стоило ли обвинять его в том, что он мог бы бороться за свои чувства к ней, а не сдаваться при первом затруднении … девочка не знала. Не хотела отвечать на эти вопросы. Она слишком устала. Хотелось только одного. Напоследок услышать его голос, который ласково скажет хотя бы одно слово, чтобы смыть всю горечь, которую она испытала последнего разговора. Вдруг послышались мужские шаги. Скрипнула дверь. И такой родной голос произнес.       — Лена, что же ты наделала … Прости.