***
— Дети, пожалуйста, угомонитесь, — без какой-либо надежды на ответную реакцию старшеклассников тихо произносит учитель, ожидая момента, когда они вспомнят, что, вообще-то, уже как пять минут назад прозвенел звонок, сигнализирующий о начале урока, и пора бы сделать вид готовых к учёбе людей. Проходит ещё пять минут, прежде чем весь класс, по одному вспоминая где они находятся, прервёт светские беседы и натянет умные выражения лица. — Теперь, когда вы наконец-то можете меня услышать, я могу сообщить вам новость: сегодня к вам перевёлся новый ученик. Новенький, заходи. Все ученики устремляют полные предвкушения взгляды на дверь, петли которой противно скрипят, когда её открывает тот самый новенький. Парень останавливается в дверном проёме, окидывая оценивающим взглядом будущих одноклассников, и медленно проходит дальше, становясь возле доски. — Здравствуйте, меня зовут Бён Бэкхён, — проговорил юноша, наклоняя голову в лёгком поклоне, и, смахнув с глаз упавшую чёлку, продолжил: — Надеюсь, мы подружимся. — Бэкхён, расскажи немного о себе, — продолжил стандартный допрос учитель. — Мне шестнадцать и, эм, я не знаю, что вам было бы интересно узнать обо мне, — фраза закончилась неловким смехом парня в кулак, и он, прикрывая улыбку, радовался, что остальные подростки понимали его растерянность и начали хихикать в ответ. Дальше следовали вопросы старосты о секциях, на которые парень планирует записаться, дамы смущённо спрашивали, нет ли у Бэкхёна девушки, а главные весельчаки класса отпускали избитые шутки. Бэкхён не был заинтересован в разговоре ровно до того момента, как с последних рядов не услышал басовитый и первый по-настоящему интересный вопрос: — А почему ты перевёлся к нам в конце учебного года? — Потому что меня выгнали из предыдущей школы, — честно ответил парень, продолжая весело улыбаться. Старшеклассники от такого заявления притихли, во все глаза таращась на Бэкхёна, который всеобщего удивления не разделял и с самым спокойным видом прошёл вглубь класса, усаживаясь за свободную парту. — Отчего же, друг мой, ты так невесел? — садясь прямо на парту, спрашивает Чонин. — А как тут будешь весёлым, если вторая попытка теста уже завтра, а проклятая полимеризация мне никак не поддаётся,— вспомнив о своих потугах с химией, Чанёль почувствовал, как настроение опускается ещё ниже, и опустил голову на сложенные руки. — Дружище, ты же знаешь, что я обязательно помог бы тебе, если бы сам хоть что-то в этом понимал, — Чонин подбадривающе хлопает друга по плечу и думает, как бы перевести тему. А Чанёль думает о том, как же сильно ему достанется от родителей, которые скоро обязательно узнают, что их всегда прилежно учившийся сынок больше не может вывозить учебный материал, и о том, что он был бы не против какого-нибудь чуда, желательно, чтобы это чудо было связано с переселением Чанёля на другую планету, где нет хороших отметок и химии. — Тебе нужно отвлечься, Чан, — Чанёль эту идею не одобрил и отвернулся от Чонина к окну. — Пошли, лучше, с Бэкхёном познакомимся. — С кем? — Новенький наш,— в ответ Чонин видит непонимающий взгляд. — Чанёль, не тупи, ты же сам спросил, почему он так поздно к нам перевёлся. Чанёль, кажется, начал понимать, о ком идёт речь, и почему этот парень смог заинтересовать его друга. Чонин всегда первый бежал на встречу с бойкими ребятами, а Бэкхён, судя по тому, что из прошлой школы он ушёл не совсем мирно, был именно таким. Чанёль, всё ещё погруженный в свои мысли, не заметил, что Чонин уже тянет его в сторону столовой. Зайдя в огромное помещение с толпой голодных школьников, он, не церемонясь, сразу потащил их с Чанёлем к столику, за которым сидел Бэкхён. — А вот и наша новая звезда! — вместо приветствия бросает Чонин и протягивает ладонь для рукопожатия: — Я Ким Чонин, будем знакомы. — О, ты тот шутник, который спросил, есть ли у меня парень, раз нет девушки, — припоминает Бэкхён, копируя насмешливый голос Чонина в конце фразы. — Да, я такой, — Чонин всё-таки пожимает руку Бэкхёна. — Твой друг? — Бэкхён смотрит за спину собеседника. — Да, — отвечает Чонин, притягивая своего друга ближе. — Это Чанёль, и у него сейчас грустные часы. Бэкхён пристально рассматривал Чанёля, размышлявшего, надо ли ещё представляться, и, что-то мысленно решив для себя, отвернулся от новых знакомых, продолжая жевать свой сэндвич. Чанёлю же было не до чужих странностей, и он опять не сопротивлялся, когда слишком энергичный Чонин тащил его к кафетерию. Прошло две недели, за которые Чанёль удачно написал вторую попытку теста, нахватал ещё десяток пересдач и справился с ними, кстати, тоже на отлично, под аккомпанемент чониновского «я же говорил». Он вымотался за это время так, словно прошли несколько семестров, и учёба здесь совсем не при чём. Каждый день Чанёль чувствовал прожигающий дыру в спине взгляд, а когда оборачивался, видел ухмыляющегося Бэкхёна, краснел и отворачивался обратно. Такая заинтересованность в его персоне настораживала, мысли путались, а сердце переживало. Вот и сейчас, сидя на уроке истории, Чанёль не мог сосредоточиться на предмете. Всё, о чём он думал — это сидящий за партой позади него парень, который, наверняка, опять смотрит ему в спину. Очередная попытка начать слушать лекцию учителя провалилась из-за прилетевшего на парту клочка бумаги. Удившись, Чанёль согнулся так, чтобы сидящий перед ним одноклассник как можно больше прикрывал его от учителя, развернул записку и прочёл: «Хэй, Чанёль, хочешь, я покажу тебе кое-что интересное? Приходи после этого урока в каморку рядом со спортзалом. Бэкхён». Шестерёнки в голове Чанёля начали активно крутиться, в попытке сообразить, на что конкретно он пойдёт, если примет это странное приглашение. Сидя в раздумьях, Чанёль не заметил, как урок закончился. На самом деле, решение он принял в ту же секунду, когда дочитал «послание», но признаться себе в этом он не хотел, а может, боялся, что делает глупость. И что бы там Чанёль не думал во время урока, сейчас он стоял у двери в подсобку или «каморку», как называют её все учащиеся. Он открывает дверь, решительно входит, закрывая её за собой, и прикрывает нос рукой из-за летающей пыли. — Ты всё-таки пришёл! — слышится откуда-то справа, но где точно стоит парень, Чанёль понять не может, потому что в каморке нет света. — Пришёл, — Чанёль по-прежнему мнётся у входа, ведь, во-первых, он не видит, куда идти и не стоит ли впереди что-то, на что можно наткнуться и упасть, во-вторых, он всё ещё не знает, зачем его сюда позвали. — Но могу и уйти, ведь ты молчишь, и я даже не вижу тебя. Чанёль слышит шорохи, как будто кто-то спрыгивает со спортивного снаряда и подходит ближе. А если точнее, то уже стоит почти вплотную к Чанёлю. — Смотри, — слышится совсем рядом. Чанёль фыркает. Как он может смотреть, если в каморке мрак? Но дальше происходит нечто невероятное по меркам самого Чанёля. Сначала он думает, что ему мерещится лёгкое свечение прямо перед носом, но секундой позже он отчётливо видит чужие руки, которые, чёрт бы их побрал, светятся. Перед тем, как Чанёль зажмурился от яркой вспышки света, он увидел уже привычное ухмыляющееся выражение лица Бэкхёна. Он, кажется, в отличии от Чанёля, ничего необычного в этом маленьком шоу не видит. Звук шагов — и в комнатке включается свет. На по-прежнему стоящего каменным изваянием Чанёля смотрит преспокойный Бэкхён. — Понравилось? — спрашивает Бён и, устав ждать ответа, хлопает руками перед Чанёлем: — Эй, Земля вызывает Чанёля. Как слышно? Ответьте! — Ты человек? — наконец отмерев, задаёт, пожалуй, наиболее интересущий его вопрос Чанёль. — Не совсем, — Бэкхён опирается руками на стоящий позади него столик и продолжает: — Я полубог, и ты, кстати, тоже. Чанёль второй раз за последние пять минут впадает в ступор. — Я кто? — Полубог, Чанёль. Ты всегда так тяжело воспринимаешь информацию, или это я везуч на твои спады мозговой деятельности? — Что ты сейчас сказал? — Чанёль злится. — Ты подкидываешь мне посреди урока бумажонку с предложением закрыться в каморке, а потом показываешь фокусы со светящимися руками, говоришь, что я, как и ты, какой-то там полубог и теперь спрашиваешь, не тугодум ли я? А как я должен был на это всё это отреагировать? Вау, здорово, но я вчера видел парня, который умеет и круче?! Да с чего ты взял, что я тоже не человек? — А с того, Чанёль, что за полубогами, как и за всеми мифическими существами в этом мире, следят. Контролируют, чтобы с вами, не знающими, кто вы есть, ничего не случилось. А ещё у нас есть запах, который чувствуют не только полубоги, но и кентавры, лестригоны, гарпии. Думаешь, если бы тебя учуял циклоп, ты смог бы отбиться? И неужели, ты никогда не замечал за собой ничего странного? Заточенный под древнегреческий мозг, который не всегда может прочесть другие языки? Высокая температура тела? Тебе и правда нужна помощь, Чанёль! Чанёль от этих слов застыл, полный злости. Ему хотелось ударить Бэкхёна за абсурдную чушь, которую он несёт, но долю правды в его словах Чанёль всё же видел, от того и понимал, что бить-то не за что. — Ладно, признаю, я перегнул, но ты становишься ещё милее, когда злишься, — Бэкхён снова улыбается. Чанёль мгновенно остывает и, заливаясь краской, тихо брякает: — Допустим. И что же я за полубог? В смысле, боги же обычно покровители чего-то, верно? — Позволь, я начну с себя, — торжественно произносит Бэкхён. — Я сын Аполлона и обычной женщины, в итоге, родившийся полубогом. Так, кстати, мы и появляемся. Богам становится скучно у себя на Олимпе, они спускаются на Землю, влюбляются в смертных женщин, ну а что происходит дальше, ты и сам догадаешься. И да, мои отец — бог света, понимаешь, к чему я клоню, да? А ещё он просто красавчик, а я весь в него пошёл. Смотри, не влюбись, — Бэкхён подмигивает Чанёлю, наслаждаясь видом его краснеющих ушей, и забирается на стол полностью. Закинув ногу на ногу, он продолжает: — А тебя чуть ли не с цербером в царстве Аида искали, думали, что ты, как и твой отец, хилый и давно сгинул с Земли, а ты, оказывается, жив-здоров и не хромаешь. Ещё не понял, чей ты сынок? — Я древнегреческой мифологией никогда не интересовался, — Чанёль почесал затылок и уселся на кучу матов. — Так что можешь рассказывать свою сказку до конца. — Ты отпрыск Гефеста, бога огня, брата Аполлона. Мы с тобой, можно сказать, двоюродные братья, — хихикает Бэкхён. — Хотя, знаешь, кто чей сын на самом деле боги никогда не признаются, уж больно у них много драмы в отношениях. — И много нас, полубогов? — Достаточно, чтобы старшее поколение организовало школу для подростков-полубогов. На вид она обычная, но внутри много интересного. — Так тебя из этой школы выгнали? — догадался Чанёль и начал тихо посмеиваться. — Да, потому что я, видите ли, неподобающе себя вёл, — Бэкхён закатывает глаза и вздыхает: — Меня отстранили до конца этого учебного года, на время прохождения пути Одиссея. — Ого, у вас и такое есть, — Чанёль ёрзает на пыльных матах и принимает самый заинтересованный вид, намекая Бэкхёну, что хочет услышать больше подробностей. — Это что-то вроде учений. Нам якобы показывают, как тяжела доля полубогов, но на деле — обычное издевательство над школьниками. — А мне любопытно посмотреть на это учение, — мечтательно произнёс Чанёль. — В самом деле хочешь увидеть? — А я могу? — Можешь, а если возьмёшь меня в качестве своего путеводителя, то и до конца пройти сможешь, — заговорщицки говорит Бэкхён, наклоняясь к Чанёлю. — Разве ты не считаешь это издевательством? — Считаю, но у вас тут настолько скучно, что моё отстранение становится похожим на каторгу, — Бэкхён спрыгивает со стола и, выходя из каморки, добавляет:— В общем, если надумаешь, скажи мне об этом завтра утром, а сегодня я уже не смогу увести тебя туда. До завтра. — До завтра, — уже в пустоту бросает Чанёль. Через пару минут раздумий он слышит трель школьного звонка, означающую, что обеденный перерыв закончился, а Чанёль так ничего и не поел, и ему придётся весь оставшийся день сидеть голодным. Разочарованно вздохнув, он встаёт и направляется в кабинет, там извиняется перед учителем за опоздание, совсем не удивляется отсутствию Бэкхёна и целый урок, как и на всех следующих, мысленно гуляет по загадочной школе для полубогов. Всю ночь Чанёль ворочался, пытался уснуть, но мысли настырно не давали этого сделать. В его голове никак не укладывалась новость о том, что он человек только наполовину, что он тоже владелец суперспособности, что его жизнь наверняка не останется прежней, особенно, если он согласится на предложение Бэкхёна, а он, конечно же, согласится, потому что невозможно отказаться от шанса увидеть вживую совсем другой мир, о котором ему известно так мало, и, возможно, даже познакомиться с другими полубогами. В десятый раз за ночь переворачиваясь на другой бок, Чанёль боязливо признался сам себе, что больше всего его тревожит кое-что другое. Что-то такое, что чувствует он только рядом с Бэкхёном: непонятно откуда взявшееся желание смотреть на Бёна, пялиться, улавливать каждое движение в мимике и жестах парня, ещё недавно неизведанный трепет в груди, ужасное смущение от одной только его улыбки, странные желания, лезущие в голову, при виде ухмылки Бэкхёна. Чанёль брыкается на кровати, скидывая одеяло на пол. Он знает название этого чувства — влюблённость. Он влюбляется в Бэкхёна, и этот процесс кажется необратимым. Для большей отчаянности сознание Чанёля подкидывает ему воспоминание о бёновском «смотри, не влюбись», и парень почти стонет в темноту. Ближе к утру Чанёль придумывает план, следуя которому, он будет стараться скрывать свои чувства, закрывает глаза и дремлет оставшиеся пару часов до будильника. На школьном крыльце к зевающему Чанёлю подскакивает как всегда улыбающийся Чонин, рассказывающий варианты того, чем они могут заниматься на уроках вместо уроков сегодня. Зайдя в здание, Чанёль невольно ищет взглядом Бэкхёна, а когда находит, то еле сдерживается, чтобы не оказаться стоявшим посреди коридора с отвисшей челюстью. Бён стоит, опёршись о стену, и втыкает в телефон, не обращая никакого внимания на брошенные в его сторону взгляды. Его волосы, ещё вчера светло-коричневые, сегодня белые и отливают платиной. Чанёлю кажется, что Бэкхён снова светится. — Ого, вот это Бён даёт, — тоже заметивший его Чонин почти присвистывает. Чанёль же собирает всю свою смелость в кулак и шагает к Бэкхёну, оставляя Чонина, но тому одиночество не грозит, потому что его сразу же подхватывает в разговор компания одноклассников. — Я согласен, — выпаливает Чанёль, забывая о всех нормах приличия в общении, но ему плевать, ничего больше он из себя не выдавит. Бэкхён поднимает а него взгляд и показывает дежурную ухмылку, от которой у Чанёля в голове совсем ничего не остаётся. — Тогда, пойдём, — Бэкхён тянет его за рукав форменного пиджака и направляется к выходу из школы, ища чей-то контакт в телефоне. А Чанёль думает, что полубогам дозволено всё, даже прогуливать учёбу. Словно маленькими иголочками, разочарование колет Чанёля, когда они подходят к одному из самых неприметных зданий района; до этого момента он и не знал, что это школа. На входе их встречает незнакомый Чанёлю парень, который представляется Чунмёном. Он с подозрением смотрит сначала на Бэкхёна, потом на Чанёля и, говоря, что он удивлён увидеть сына Гефеста крепким на вид парнем, просит идти за ним в дальнее крыло, поясняя, что они только вышли из царства мёртвых. Бэкхён дует губы, потому что самое интересное они пропустили и пришли почти под самый конец, а Чанёль не может налюбоваться им в этот момент. Когда они пришли к нужному крылу, Чунмён вежливо попрощался, сказав, что его уже ждут, попросил Бэкхёна не шалить, на что тот выдавил фальшивую улыбку, и ушёл. Из открытой Чунмёном двери дул ветер, слышался звук бьющихся о камни волн. Чанёль опять не мог поверить своим глазам, но обдумать это ему не дал Бэкхён, потянувший его в это непонятное пространство, причитая о том, что Чунмён так быстро их бросил, наверняка побежав к своему ненаглядному Сехуну, как будто сын бога ветров не справится со штормом. Как только Чанёль переступил порог, дверь за его спиной исчезла, и их с Бэкхёном окатила первая волна. — Иди за мной, и закрой уши, — слышался голос Бэкхёна сквозь шум волн, и Чанёль, отплёвываясь от солёной воды, послушался. Они шли по дну широкого ущелья, вернее, Бэкхён тянул за собой ворочающего головой во все стороны Чанёля. Идти было тяжело: мокрые камни очень скользкие, а бьющие в лицо волны не делали ситуацию проще. Пройдя несколько сотен метров, Чанёль начал слышать странные для ущелья звуки — пение. В порыве любопытства он задрал голову вверх, оглядываясь, и убрал ладонь от одного уха, позволяя себе лучше слышать. Вверху, на краях обрыва, Чанёль заметил похожие на человеческие фигуры тени. — Русалки! Это же русалки? — Нет, Чанёль, это сирены, и они будут пострашнее русалок, — Бэкхёну пришлось напрячься и говорить очень громко, иначе его не было бы слышно Чанёлю, но, когда он обернулся, чтобы проверить, услышал ли тот его, закричал: — Ты что творишь?! Я сказал тебе закрыть уши! Или хочешь наслушаться их песенок и пойти с ними в море? Только учти, что у них, в отличии от тебя, есть жабры! Чанёль тихо извинился и поспешил закрыть уши, ведь ему действительно не хотелось утопиться в море. Сейчас он хотел всего две вещи: перестать идти по этому жуткому месту и высушиться, потому что идти в мокрой, противно прилипающей к телу одежде больше не было сил. Когда пение сирен почти стихло, оставаясь где-то позади, а терпение Чанёля почти закончилось, Бэкхён резко повернулся налево. — Здесь недалеко есть пещера, в ней мы переждём заварушку с чудовищами на проливе, — решил пояснить свои действия Бэкхён. — А потом уйдём со всеми под шумок. Не будем же мы со Сциллой и Харибдой возиться, правда? Им плевать, что ты новенький и ещё не понимаешь и половины происходящего. Чанёль активно закивал, полностью соглашаясь со словами Бэкхёна. Не прошло и десяти минут, как они действительно дошли по пещеры. Как же обрадовался Чанёль, когда заметил, что море здесь мельчает и не попадает в спасительную для них пещеру. Зайдя туда, он сразу же развалился камнях и стал наблюдать за Бэкхёном, который первым делом вытянул рубашку из штанов, чтобы выжать её, и, почувствовав на себе чужой взгляд, поднял голову и как-то по-хищному улыбнулся Чанёлю, намеренно вгоняя того в краску. Закончив, Бэкхён тоже сел на камни. — А кто был этот Чунмён? — неожиданно даже для самого себя вспомнил Чанёль о новом знакомом. — Он здесь важная персона, раз смог нас вот так просто пропустить? — Вот так просто он нас пропустил, потому что все остальные ещё в самом начале пути, и о нашей маленькой пакости никто не узнает, — Бэкхён трясёт головой, стряхивая капли воды с волос. — И не удивляйся тому, что он проходит эти приключения быстрее всех. Он сын Посейдона, бога, который этими испытаниями не давал покоя ещё самому Одиссею. Так что для Чунмёна и все тайные тропы открыты, и волны не сбивают с ног, и ветер с меньшей силой дует. Чанёль понятливо угукнул и обнял свои коленки руками, сложившись вдвое: в пещере хоть и было сухо, но промозглый ветер никуда не делся, а в сумме с промокшей одеждой было ещё холоднее. — Кажется, я слишком нежный для испытаний полубогов, — делать было нечего, и Чанёль стал анализировать произошедшее. — Сейчас бы чаю и тёплую батарею под бок. Бэкхён закусил губу в раздумьях. Ему тоже было жутко холодно, но батарею они сейчас нигде не достанут. Внезапно к Бёну пришло озарение: — Чанёль, ты же сын бога огня, кто, как не ты, может помочь нам согреться? — Бэкхён радостно подскочил со своего места и уселся напротив озадаченного Чанёля. — Я, конечно, знаю ещё несколько способов, но они тебе не понравятся. Чанёль понял бесстыжие намёки Бэкхёна и густо покраснел. Он задумчиво свёл брови и пытался вспомнить, были ли ситуации, когда его суперспособноть грозила вылезти наружу. — Я однажды на одноклассников сильно разозлился и мне почудилось, что мои руки горят. А ещё, когда случается что-то неожиданное, на ладонях будто ожоги появляются. Бэкхён после этих слов приблизился к Чанёлю ещё сильнее, так, что тот только и мог со сбивающимся дыханием смотреть в его глаза, в которых читалась глубокая задумчивость. А потом Чанёль почувствовал чужие губы, прижимающиеся к его. Бэкхён целовал мягко-мягко, улыбаясь в поцелуй, а Чанёль чувствовал сильнейший жар и головокружение. Когда Бэкхён почти отстранился, Чанёль решил, что ему мало, и навалился на того всем телом, возобновляя поцелуй. Для обоих это было впервые, оба понимали, что им нравится, что они пропали. Никто из них не заметил, как ладони Чанёля воспламенились, согревая, но не обжигая. Потеряв счёт времени, опомнились они только тогда, когда услышали смеющегося Чунмёна: — Так вот где вы спрятались. Мы вас, голубки, обыскались, но, видимо, зря беспокоились. Просто забежали сказать, что всё уже закончилось. Не будем мешать. Чанёль, жутко смутившись ситуации, в которой их застукали, отскочил от Бэкхёна как ошпаренный. Бён, встав и обтрусив штаны, будничным тоном, как будто не он минуту назад целовал Чанёля, сказал тому идти за ним. Дорогу до развилки, где им надо расходиться, они шли молча, и только почти повернув в свою сторону Бэкхён заговорил: — Надеюсь, ты понимаешь, что я всего лишь хотел согреться, а ты таким влюблённым взглядом на меня смотрел, что выход был очевиден, — слова давались тяжело, потому что Бэкхён понимал, что Чанёль ему нравится, однако, явно меньше, чем он ему. — А я же предупреждал тебя, Чанёль. Знаешь, не переводись к нам, тебе будет тяжело, ведь ты мне безразличен. И он ушёл, оставив Чанёля стоять посреди улицы со скрипящим сердцем. Больше Чанёль не видел Бёна: ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц, а во время летних каникул шанс найти его и вовсе равнялся нулю. Шли годы, Чанёль, по словам окружающих, сильно изменился: похолодел ко всему, стал серьёзнее, избирательнее относился к выбору друзей и даже к кругу знакомых. Сам он считал это последствиями своей первой и чересчур неудачной влюблённости. Бэкхёна он вспоминает тихими одинокими вечерами, лежа под одеялом с собакой. Он пытался найти его тогда через многочисленные связи Чонина, кстати, единственного, к кому Чанёль продолжал ощущать полное доверие и показывать себя настоящего, но попытки были безуспешными. В итоге Чанёль оставил всё на самотёк, выбрав жизнь обычного человека, скрывая своё тепло от окружающих.***
— Здравствуй, Бэкхён. Как поживаешь?