Жизнь любит нагнетать мрак для того, чтобы потом ярче блеснуть своей яркой стороной. Пауло Коэльо
***
Через открытое окно проникает освежающий осенний ветер. Солнце уже село, на улице давно горят фонари, свет которых не доходит до 11-го этажа. Но интерьер в белых тонах и хорошее освещение делают помещение более ясным, выполняя свою работу «на ура». На подоконнике стоят пару кактусов в горшках и детский рисунок. Под окном два стула и большой рабочий стол, разделённый на две части с помощью ящиков: с левой стороны лежат учебник за первый класс, множество карандашей и листов с набросками; с правой стороны расположился моноблок с большим экраном. Там же, в левом углу, небольшой шкаф с открытыми полками, который продолжается антресолью над кроватью и переходит в аналогичную конструкцию с другой стороны. На полках лежали многочисленные книги, в основном детективы и фантастика, а также небольшие фигурки, игрушки и фотографии в рамках. У правой стены, с географической картой на обоях, стоит деревянный ящик с разными игрушками и небольшой комод. Сверху, со шкафа свисает связка лампочек. У последней стены стоит большой белый гардероб из белого дерева, в принципе, как и вся мебель. На полу лежит полосатый ковёр черных, синих и серых оттенков. На полке, над монитором, стоят открытки и часы, показывающие где-то 7 часов вечера. Девчонка в черных шортах и серой футболке лежала на кровати и рассматривала свои «небольшие» подарки. 7-й День Рождения, как никак! Кукла с длинными локонами и миловидной одеждой стояла на полке. Тётя Нера всегда говорила: «Красивым людям — красивые подарки». В руках была книга про магию от любимого дяди Пана. А на столе, как было сказано ранее, стоял новенький компьютер от папы с мамой (Автор: ваще мажор!). Вспомните себя в детстве. Вы приглашали друзей домой или в кафе и получали от них много мягких игрушек и сладкого. Почему у этой девочки всё не так? Просто… среди своих сверстников да и не только, она была изгоем. Она была не такая, как все дети, да и люди в целом. Детей нельзя винить, ведь когда ты видишь что-то непонятное, то начинаешь пугаться и хочешь избежать этого. Хотя был один мальчик, которого она могла назвать другом. Собственно, Сана́ре Мо́ртис была неразговорчивой и почти не улыбалась. Впрочем... и было-то нечему. Она не то чтобы была изгоем, нет. Над ней не измывались, не травили, не что-то еще, а просто не общались. Она была странной. Точнее, её внешность. Не буду врать, но Санаре была симпатичной. Выразительное лицо, утонченная фигура и длинные до ягодиц черные шелковистые волосы. Даже её бледная кожа смотрелась гармонично с прядями. Вот только вместе с бордово-фиолетовыми глазами Санаре отпугивала и детей, и взрослых. Её странность и непохожесть затмевала её же красоту. Дети сравнивали её с вампиром, а подростки дали прозвище «Ангел Смерти». Только Римуру Селор — мальчик из параллельного класса — считал её ни в чём не виноватой, такой спокойной и беззащитной и часто помогал ей. Ри как-то ненароком узнал о её дне Рождения и подарил плитку шоколада. Санаре очень дорожила их отношениями, ведь он был её первым другом. Но об этом позже. В комнату вошла женщина. Высокая, красивая, статная. С хорошей осанкой и фигурой. Рыжие волнистые волосы доходили до бёдер, а тёмно-янтарные глаза выдавали её мудрость и жизненный опыт. Хоть на вид ей было около 27-и, взгляд говорил, что она была умна не по годам. Такие люди дают советы, к которым лучше прислушиваться. Она стояла в бежевом длинном свитере со спущенным плечом и в черных хлопковых шортах. — Мама! — девочка встала с кровати, отложив книгу, и подошла женщине. — Что-то случилось? — Сона, ангел мой, я хочу тебе подарить ещё один подарок, — мать девочки присела на колени, чтобы смотреть той в глаза, — этот кулон — очень важная и ценная вещь. Его дал дорогой мне человек, — женщина протянула ей подвеску с кристаллом. — Это от папы? — Санаре взяла в руки кулон и вопросительно посмотрела на маму. — Нет, папу я очень люблю. Но этот кулон от другого человека. Пожалуйста, храни его и никому ничего не говори. Не показывай и тем более никому не давай, ни по какой причине. Хорошо? И носи его всегда при себе. Он однажды тебе пригодится. Хотя, я надеюсь, что такой случай не настанет. — Хорошо, мам. Я поняла, — девчонка была смышлёной, понимая всю серьёзность, она не задавала вопросов, ведь со временем ей все расскажут. Надо просто послушать мать. — Аде́ль! — из спальни раздался голос отца. — Сейчас, дорогой! — женщина повысила голос, чтобы её услышали, а затем снова обратилась к дочери. —Сона, не засиживайся допоздна и ложись спать не позже 21:30. Не забудь, что я тебе сказала, — Адель улыбнулась и чмокнула девчушку в щёку. — Я люблю тебя! Сладких снов. — И я тебя мам! — Санаре улыбнулась в ответ. — Спокойной ночи! — после чего женщина ушла из комнаты, тихо закрыв дверь. Детское любопытство взяло вверх, и Сона, усевшись на кровать и включив светильник-лампочки, начала рассматривать кулон. К слову, на вид он был изящный и скорее дорогой, а цепочка длиннее, чем положено для 7-и летнего ребёнка. Полупрозрачный кристалл фиолетового оттенка держался на позолоченном креплении. Оно было с многочисленными узорами и двумя такими же камнями: сверху фиолетовый, а ниже голубой. Сам кулон был на удивление лёгкий при его длине в 5-6 см. Смотрелся он ну очень красиво, а в руках Санары как будто излучал лёгкое свечение. Девочка присмотрелась и на креплении увидела гравировку: «Аби». — Аби? Наверное, это дорогой маме человек. Интересно, мы с ней познакомимся? — Сона одела кулон, задумчиво легла на кровать и продолжила читать книгу, попутно неспеша жуя подаренную плитку шоколада. — Хуа́н, не волнуйся, я уже ложусь спать, — Адель подошла к кровати и присела, смотря на мужа. Мужчина 30 лет сидел на кровати и читал небольшую книгу в тёмной обложке. Бледная кожа, чёрные кучерявые волосы и бордово-фиолетовые глаза. Он сидел в тёмных брюках и светлой футболке. — Я не о том. Ты таблетки приняла? — он серьёзно посмотрел на любимую, чувствуя что-то нехорошее. — Таблетки? Нет, похоже, забыла. Я сейчас, — Адель встала и легкой походкой пошла на кухню и уже через полминуты вернулась обратно. — Адель, эти таблетки тебе жизнь спасают, а ты про них забываешь? — Хуан обеспокоено смотрел на жену, как на маленького ребёнка, строго и огорченно. — Да… Но я хочу побыть с дочерью, пока есть время. Ей будет трудно. Пожалуйста, только не бросай её, — с весёлого и легкомысленного женщина приняла некий отчуждённый, печальный вид. — Конечно, Адель. Конечно, — повисло молчание... Молчание, предвещающее боль и скорбь. — Лучше включи сериал, — Адель посмотрела на мужа со спокойствием и мягкой улыбкой. — А-то спать ещё рано. — Хм, — Хуан светло улыбнулся и включил телевизор. Оба понимали, чем всё кончится***
Вся следующая история будет описана от лица Санары
Первый снег. В этом году он поздно. На улице уже холодно. Хотя это и понятно — как никак, начало декабря. Наверное стоило надеть шапку. Идти домой минут 10, за это время точно замёрзну. Прошло около часа. Хотя я неуверенна. Странное чувство. Как будто время идёт одновременно и быстро, и медленно, а иногда вообще останавливается. Особенно на это влияет тишина и пространство. Так безлюдно, пустынно, разве что колокольный звон изредка раздаётся тихим эхом. Ах да, ну и вороны каркают, а так тишь да гладь. Через полтора месяца после моего дня Рождения моя мама умерла… от сердечного приступа. Сейчас я уже не плачу — нельзя. Теперь мне надо заботиться о доме и о папе. Мама всегда говорила, что я когда-то должна буду стать сильной. Тем более, все рано или поздно умирают, это нормально. Конечно, звучит эгоистично, но это чисто моё мнение. На её похоронах я выплакалась за всё время, при жизни мамы мне не хотелось её огорчать, но при прощании с ней я не выдержала. К вечеру я успокоилась, а вот папе было хуже. До сих пор слышу его стоны и всхлипы по ночам. Я не смогу понять его боль от потери любимого человека. Родители — безусловно важные люди в нашей жизни, они дают нам жизнь, учат всему и поддерживают. Но именно с тем самым человеком мы следуем всю жизнь, делим с ним чувства, потому что он вторая часть души и сердца. Та самая часть, что дополняет нас. И когда мы её находим — терять больнее всего… Прошло две недели после похорон. Я приходила сюда каждый день, не столько чтобы поговорить или вспомнить маму, а чтобы не впадать в свой мир и не забывать реальность. Не рухнуть в мягкий соблазн пустоты и отчаяния. Не сломаться в конец, ведь это не выход. Невысокие сапожки, красная куртка, тёмно-синий шарф. Волосы разлетаются на ветру, мельтешат перед глазами, скрывая чёткий образ могилы. Хотя я его всё равно уже запомнила. На могильном камне красиво написано: Адель Мортис «Я всегда буду жить». Так она сама попросила написать. Иногда я правда могу слышать её дыхание, лёгкие шаги и тихое запевание какой-то мелодии, известной только ей одной. Что тут сказать, жестокие игры разума. В руке я сжимала последний мамин подарок. Кристалл слегка грел кожу, а крепление морозило. Казалось, что кулон будто светился. Так, конечно, только казалось, но было всё равно приятно. Невольно вспоминаю её теплые объятия, её улыбку и тихий смех. Как она помогала мне со школой, учила новым вещам, рассказывала сказки. Как говорила, что любит меня, как спрашивала о моём дне, как желала удачи в моих начинаниях. Вспоминаю её поцелуи со словами, что я должна быть сильной, не сдаваться, не слушать других и идти к своей цели. Несмотря на все издёвки, я не должна ненавидеть остальных, ведь и добро есть в мире. Хоть я в это не верю, но без толку винить их — слишком глупо и напрасно. Конечно, я ещё ребёнок, но судьба решила по-другому и накидала мне уйму бед в лицо. Облака сгустились, небо помрачнело, прохлада усилилась. Вечерело. Надо возвращаться домой. Пожалуй, сегодня пройдусь пешком: от кладбища до кинотеатра, затем до перехода, там направо до аптеки и налево до школы, а дальше недалеко. — До завтра, мама! — тихо сказала я, а может, не тихо. В такой глуши сложно понять. Спустя время я стояла в холле и снимала куртку. Затем прошла в свою комнату и переоделась. Как обычно бывает, отопление ещё не включили, хоть уже и начало декабря. Радует, что обещали включить через пару дней. Собственно, это я к чему? А к тому, что без хорошего свитера и длинных вязанных гольф в квартире так и царствует зима. Есть такое ощущение, что здесь холоднее, чем на улице. Надев мягкую тёмно-бордовую толстовку и черные, выше колена, гетры, я вышла на кухню. Папа работал в своём кабинете, вообще, он программист, но также увлекается писательством. Выпустил пару книг, получил деньги да и сейчас продолжает писать. Я поставила на плиту кастрюлю и после закипания воды кинула пачку макарон. После смерти мамы обязанности мы разделили. На мне уборка и кухня. На папе одежда. Иногда мы меняемся: например, одежду глажу я, а папа готовит обед. Но опять же, как получится. Вскоре макароны сварилась, и я поужинала. Думаю, их хватит на пару дней. Помыв за собой посуду, я пошла к себе. Проходя мимо папиного кабинета, я постучала со словами, что ужин готов, и ушла. Мне дали освобождение от школы из-за смерти матери. Вообще, мизерная доля радости есть в этой ситуации, никогда не любила школу. Но их жалость совершенно бессмысленна! Ладно, спокойно. Зато хотя бы выспишься ещё до понедельника. Завтра уже 5 декабря, пятница. Главное — потом не проспать. Раньше меня поднимала мама, точнее, будила. Но теперь, папа работает дома, поэтому спит дольше, и я встаю сама. Хотя сказать, что я встаю — сложно. Спать мне хочется везде и всегда, особенно утром и днём, наверное, из-за солнца. Эхх… Без мамы всё выбилось из привычного потока. Трудно, очень трудно. Дальше — только хуже***
Прошел месяц с похорон мамы и две недели с того момента, как я начала ходить в школу… Опять. Проблем прибавилось вдвое, теперь кроме работы по дому ещё и домашка с контрольными. Школа находится далековато — 15 минут от дома пешком, а дойти можно только по кварталам да переулкам. Поэтому встаю я в 6:30, иногда в 6:00. Но это мелочи. Я, конечно, устаю и редко высыпаюсь, но папе ещё хуже… Всё хуже и хуже… Днём он работает у себя где-то с 9-10 утра, а ночью почти не спит. У меня очень чуткий слух, особенно когда засыпаю, тогда по ночам я слышу бормотание. Слышу, как папа расхаживает по квартире и то что-то шепчет, то говорит в голос. Иногда даже переходил на крик. Он постоянно то ли отрицает что-то, то ли спорит с кем-то. Представьте себя на моём месте: ночь, тишина, и как только наступает полночь, вы слышите голос из соседней комнаты, голос родного человека, который говорит непонятно с кем. Признаюсь, это пугает. Пугает, ведь я понимаю, что папаша… спятил. Похоже что у него какое-то психическое расстройство на подобии шизофрении или еще какой-то дряни. А, как правило, от психа можно ожидать чего угодно. И от этого ещё страшнее. Паника и ужас доводят тело до нервной дрожи, а совесть (боязнь родного человека) рвет душу и сердце каждую неспокойную ночку. Прихожу домой около часа дня и застаю папу уже работающего. Теперь мы с ним редко пересекаемся. Разве что на обеде и ужине. Тогда он ведёт себя нормально. Отстраненно, но нормально. Спрашивает меня про дела, про школу, про Римуру. А ещё иногда улыбается, такой родной теплой улыбкой. За ужином желает мне спокойной ночи или сладких снов, а затем опять уходит работать. Последние учебные дни. Нет, не перед летом, перед Новым Годом. Скоро будет совсем холодно и темнеет уже раньше, а светлеет позже. Мне, в принципе, нравится ночь, особенно зимняя. На улице никого, тихо так, лишь луна, звезды и мутные тучи. А ещё большие парящие хлопья снега и везде пушистый иней. Это я к чему? А к тому, что мне нравится приходить в школу раньше всех. Приходишь — никого, ещё мрачно и тихо. Ещё одна причина, почему мне нравится приходить рано, поскольку не люблю шум и громкие места в общем. Вся суета так надоедает и угнетает. Смех, шутки, взгляды, всё становится пустым и бессмысленным. Итак, сегодня я встала в 6:30. Из дома надо выйти в начале 7. Хоть в это время темно, мне разрешено ходить одной, так как район безопасный, и сама я иду по более освещённым местам. После звонка телефона я полежала ещё минут 10, затем медленно встала и тихо поплелась в ванную. Волосы стали длиннее, кожа бледнее, а круги под глазами темнее. Разве что они, глаза, всё такие же тёмно-бордовые. Я убрала волосы в хвост, быстро умылась и пошла на кухню. На завтрак — омлет, впрочем, как и всегда. Разнообразием мое меню не блещет. Затем я разделила его на две неравные части. Себе поменьше на тарелку, а папе побольше оставила в сковороде. Поставив тарелку на стол, я вернулась в комнату. Странно? Знаю. Приготовила, поставила и ушла. Просто я не люблю горячее (ну, только напитки), поэтому жду пока остынет, а чтобы зря не терять время — иду переодеваться. Школьная форма также неразнообразна. Когда с мамой покупали её, я сразу сказала, что не буду носить юбки, платья и сарафаны. Поэтому в шкафу только две пары черных брюк и пять штук простых белых рубашек (Автор: то чувство, когда разрешили брюки для девочек только в 6 классе). Потом я быстро заправила кровать, оставила готовый рюкзак около двери и с чувством завершенности решила вернуться доесть завтрак, точнее, начать его есть. На кухне сидел папа и ел свою порцию. Выглядел он, как обычно: уставшим и не спавшим. Он тепло посмотрел на меня, а я улыбнулась. Я села напротив и начала есть омлет. Быстро закончила и, взглянув на папу, поняла, что он здесь надолго. Поэтому я взяла свою тарелку и начала её споласкивать под водой. Время показывало, что стоит поторопиться. — Как дела? — внезапно начал папа. — Как всегда. А у тебя? — негромко ответила я. — Так же. Как спалось? — обычно мы не разговариваем утром, как-то странно. — Нормально. А ты, вижу, не выспался. Что это так? — невзначай спросила я, просто для поддержания разговора. Зря… — Разговаривал с другом, — молчание, только шум воды. — По телефону? — конечно, я знала, что это не так, но чисто по-детски надо задать этот вопрос, а может, я просто надеялась, что нас, у него все в порядке… — Да нет, с другом из зеркала. Он приходит только по ночам и рассказывает мне много интересных вещей, — тон изменился, было похоже, как будто он играет или дразнит меня. — Ясно, наверное тебе с ним спокойно, — закончила, положила тарелку сушиться, а сама начала тихо сматываться, ой какое нехорошее у меня предчувствие. — Да, спокойнее. Теперь я знаю, почему умерла Адель, — пауза, и я на ходу ответила: — Из-за сердечного приступа, я это знаю, — вот она заветная дверь. — Из-за тебя, — я остановилась, держась за ручку двери, — после твоего рождения у неё начались проблемы с сердцем. Если бы не ты, она бы не умерла, — я выпала из транса и уже открыла дверь, как через пару секунд меня схватили за запястье. — Пап, у меня школа, — я взглотнула, — мама бы расстроилась, если бы я опоздала, — может, так он успокоится, вернёт рассудок. — Да, Адель была умная и любила получать знание, любила учиться чему-то новому, — запястье сжималось всё крепче, я взглянула в глаза отцу. — А ты — единственное, что от неё осталось, — это сложно описать, читалось отчаяние со злобой в его глазах, а голос говорил мольбой. — Я… Я тоже по ней скучаю, — что сказать — я не знала, банально не знала! — Адель любила тебя больше всех. Из-за тебя я ещё не умер и не встретился с ней. Из-за тебя я свихнулся и вижу глюки и слышу голоса! Так ещё и твои волосы постоянно напоминают о ней! — Т-тебе не нравятся м-мои волос-сы? — запинаясь, спросила я. — Да, и я их отрежу, — меня потащили от двери к плите, над которой висели ножницы, следующие действия произошли в мгновение. Резко отпустили руку, резко схватили за волосы, из-за чего отдалась неприятная боль, резко чиркнули, отрезав их, и так же резко отпустили, отойдя назад к столу и бросив ножницы рядом с плитой. Тишина. Абсолютная тишина и молчание. Я стояла не шевелясь, не дыша, не моргая. То ли не веря в происходящее, то ли отходя от шока. Я до конца надеялась, что ничего не случится, что папа успокоится, и мы спокойно разойдёмся. Но как папа — родной человек, который помогал, заботился, улыбался мне — мог так поступить?! Отрезали волосы — да, печально, но ничего страшного здесь нет, и беспокоится и волноваться бессмысленно, не из-за этого пугает. Сам факт того, что папа причинил мне некий вред, ударял в грудь глухой болью, расползаясь к горлу, лишая возможности говорить — вот это намного ужаснее! Не прошло и полминуты, я резко сорвалась с места, быстрыми шагами добираясь до двери. Несильно хлопнув дверью как на кухне, так и в моей комнате, я села на кровать. Горло болело, из-за чего произнести и звука было сложно, но я и не пыталась. Медленно, одна за другой слёзы тихо лились, падая на дрожащие руки. Глаза оставались стеклянными, выражая лишь шок и отчаяние, а лицо и вовсе ничего не показывало. Так прошла минута слёз и минута без слёз. Дальше плакать не хотелось, сердце требовало поддержки и тепла, а мысли отдыха. Хотелось укутаться в плед, свернуться в клубочек, пялиться в одну точку и ни о чём не думать. Но бессмысленно думать о том, что уже случилось, поэтому я с крайне пессимистичным настроем встала и пошла к ванной комнате. Как я и предполагала — хуже, чем обычно… Намного хуже. Я, опираясь на раковину, смотрю на своё отражение. Лицо слегка покраснело, глаза немного опухли, но даже такие незначительные изменения были хорошо заметны. В горле першило, поэтому я наклонилась к крану и отпила два небольших глотка, и пофиг, что она из-под крана, меньше всего мне хотелось идти на кухню за стаканом сока. Спасибо, но мне и этого хватает! Я заодно ополоснула лицо и легонько вытерлась полотенцем. Снаружи лучше не стало, но внутри значительнее. Дальше я принялась за виновников сего торжества (шутить в столь неприятные моменты — обо мне) — волосы. Неровно подстриженные волосы не касались плеч, к тому же их ещё не расчёсывали, поэтому выглядело это, как ком пуха на стоге сена. Расчесала волосы быстрее, чем обычно. Ну да, тебе почти всё отстригли, а ты ещё что-то говоришь. Теперь выглядели они… как расчёсанный стог сена. Всё лучше, чем было. Однако неровные пряди выделялись на фоне других прядей. Ещё посмотрев на себя, я не стала пытаться добиться большего. Сделала, что смогла, а бледность кожи вернётся сама. Я возвращаюсь обратно в свою комнату, надеваю длинную серую кофту, достаю из шкатулки кулон, с минуту разглядываю его и застёгиваю на шее, пряча под рубашкой. Кладу телефон в рюкзак, беру его и выхожу в прихожую. Надев сапожки, куртку, шарф и шапку, я быстро выхожу, прикрывая дверь. Фонари, тротуар, переулки и вот она — школа 3741. Захожу с помощью карточки, переодеваюсь, беру телефон в руки и иду к нашему кабинету. Как оказалось, сегодня я пришла позже — на часах 7:51. Хотя это и понятно. Подгибая колени, сажусь на лавочку, ставя рядом рюкзак и укутываясь в кофту. Боже, что творится… — Санаре, — меня негромко позвали, — Санаре? Что случилось? — мой друг стоял и смотрел, ничего не понимая, ожидая ответа. — Ничего, — прошло некоторое время, как я ответила, — ничего. — Ты говорила, что твой папа ведёт себя странно, это он сделал? — мальчик сел рядом, смотря на меня. — Я же сказала: «Ничего», — сухо ответила я, — пожалуйста, оставь меня одну, — волосы свисали по сторонам, а голова прижата к коленям, из-за чего увидеть мои эмоции и взгляд было нельзя. — Мы же друзья. Ты можешь мне всё рассказать. Обещаю я никому… — я прервала его, ну почему он не может меня понять. — Уходи, — повысила тон, взглянув на собеседника, наверное, я выгляжу жалко. — Ри, — я опять понизила голос, отводя взор на стену, — я… правда хочу побыть одна, — опускаясь почти до шёпота, просила его. — Тогда пообещай, что расскажешь всё потом, — не дожидаясь ответа, Римуру встал и пошёл в свой класс на другом этаже. — Хорошо. Ответ раздался таким же полушёпотом, прорезая тишину. Римуру его не слышал, да и я тоже. Голос был сиплым, говорила я куда-то в колени, со стороны полная бессмыслица. Но всё же на фоне тишины это неразборчивое слово выделялось. Было ощущение, что я опять заплачу, такую усталость и безвыходность выражал мой голос. Наверное Ри это заметил. Вся эта обстановка нагнетала атмосферу печали: темно за окном, тусклое освещение, иногда мигание старых ламп, грязно-серые обои, тишина и ощутимая прохлада. Наверное со всем этим***
Знаете, бывают в жизни тёмные полосы, ну так вот, у меня вся жизнь идёт одной сплошной чёрной полосой, уже как восемь лет. Сначала мама, теперь отец… Становилось страшно, что судьба посчитается с моими последними родственниками. Картинки моего возможного будущего всплывали в сознании, в основном, как я буду жить в детдоме, а это суровое место. Поэтому я старалась не думать об таком. В конце концов, проблемы надо решать по мере их наступления, а если их не будет, то больше нервов сохраню. Я шла по длинному коридору психиатрической больницы. Все стены были белыми, в каких-то местах облетела краска, на полу лежала плитка, где-то побитая, а где-то уже заменена на новую. Сразу представлялись хоррор игры или фильмы ужасов. Создавалось ощущение, что она наполовину заброшена. Будто врачи оставляют здесь пациентов, а сами уходят по своим делам на несколько месяцев. И как она вообще только работает?! За руку меня держала тётя Нера. Её длинные белесые волосы были убраны в аккуратный хвост, кожа белого оттенка выглядела сродни моей и папиной, ростом она была с маму да и фигурой похожа. Но в отличии от спокойной и рассудительной матери, Венера была заводная, подбивала на шалости и сама была не против нарушить правила. Это тот самый человек, чья улыбка была по-настоящему лучезарной и заразительной, а по-детски непоседливый характер заряжал энергией. Сегодня же улыбка ни разу не промелькнула на лице, а бордовые глаза, такие же как у папы и у меня, не выглядели жизнерадостными, как всегда, было видно, что она тоже сильно переживает, правда, не совсем понятно: за кого больше… Перед нами шёл врач. Это был солидный мужчина лет пятидесяти, у него была смуглая кожа, всё лицо покрылось морщинами, а чёрные волосы где-то уже отдавали сединой. Он ходил с козлиной бородкой, присущей демоническим отродьям, что подбивало на мысли о его сатанинских наклонностях. И, конечно, на нём был одет белый халат, подчёркивающий образ «Безумного Доктора». Мужчина остановился у одной из дверей, мы с тётей последовали его примеру, когда он открыл дверь, я увидела папу… Он сидел в больничной пижаме, привязанный к кровати. Со стороны выглядит каким-то помятым, его бодрая улыбка сменилась на безумную, а взгляд выражал поехавшую крышу с нотками сожаления. Он сидел и что-то шептал себе под нос. Доктор подошёл к нему и спросил: — Ну, голубчик, с кем мы говорим сегодня? У вас, кстати, гости! — мужчина указал на нас с Нерой рукой, на лице папы появилась та самая улыбка, которая всегда у него была, которую я помню… которую так любила мама… — Солнышко моё, это ты? — папа попытался приблизиться ко мне, но привязанные руки и ноги не дали ему это сделать. — Папочка… — Дайте мне прикоснуться к ней! Я должен растить её, она должна быть со мной! — вдруг заорал он на врача, к нам прибежала медсестра и вывела нас из папиной палаты, я видела его грустное и одновременно злое лицо… Раньше я очень любила собирать куда-то вещи. Это означало, что мы едем в путешествие, можно увидеть новые красоты и купить сувениры. Но не сейчас, сегодня я собираю вещи, чтобы покинуть родной дом. Моя родная комната, увижу ли я тебя ещё раз? Что будет дальше? Мне всё нравилось и менять что-либо не хотелось, тем более мне сложно было привыкать к новой обстановке и образу жизни. Собрав все свои мысли, я убрала вещи с полок. Оглядевшись, мой взгляд упал на маленькую деревянную шкатулочку. В ней раньше я хранила разные безделушки, но в последний год там лежала одна ценная мне вещь — мамин кулон. Я взяла украшение и повесила его себе на шею, теперь я точно готова к новой жизни… Скоро я уже стояла в тетиной квартире, осматривая свою новую обитель. У дверей нас сразу встретил дядя ПанПан — тётин муж. Немногословный мужчина 25-и лет с блондинистыми волосами, светло-зелёными глазами и вечными очками в чёрной оправе. Он учёный-инженер, внимательный к мелким деталям, наблюдает за ситуацией издалека, обычно не вмешиваясь, любитель логики и работы чётко по плану. Слушает своих собеседников, не упуская момента сказать очередную колкую, но точную фразу, таким образом развлекая свою натуру. К тому же носит с собой сборник стихотворений. Вся квартира была в тёмных тонах, как и моя новая комната, раньше это была маленькая гостевая. У самой двери стоял большой чёрный шкаф, он смотрелся довольно лаконично в этом мрачном помещении. Буквально через два метра стояла кровать, двуспальная, застеленная тёмным постельным бельём. Рядом стояла совсем маленькая тумбочка из того же цвета, она больше напоминала табуретку, на которой стояла лампа. Над кроватью висели различного размера чёрно-белые картины. Ну, а подоконник был произведением искусства — это была как будто бы тахта из белого дерева, обитая сверху тёмной кожей. На нём лежали подушки, стоял вазон с неизвестным мне деревом, а сам подоконник можно было закрыть полупрозрачной шторкой. Только одна эта комната описывала мою жизнь за последний год. Такая же тёмная, угнетающая и отнюдь не радушная, но это мне лишь нравилось. Так мне будет спокойнее, не знаю почему, но здесь моя душа находила покой. Когда я разобрала вещи, Нера позвала меня на кухню. Есть не хотелось, но расстраивать никого тоже не хочу. Я прошла по тёмному коридору и попала на кухню, такую же тёмную с белыми вставками. Может из-за некого переходного возраста мне стало нравится всё тёмное? Видимо, у меня он только начинался, а у тёти ещё не закончился, хех. — Ну что? Как тебе твоя новая комната? — спросила меня тётя. — Она красивая, в моём стиле. Но… неужели я теперь буду здесь всегда жить? — ну, а я в ответ задала вопрос, который мучал меня несколько дней, при этом продолжала ковырять овощи, которые лежали в моей тарелке. — Пока точно ничего не могу сказать… — начала уходить от ответа Венера. — Ты не бойся, не важно сколько, главное — что у нас весело! — на кухню зашёл дядя ПанПан и, как всегда, попытался разрядить обстановку, я, конечно, хихикнула в ответ, но в голове никак не укладывалось происходящее… Абсолютно новая жизнь, рада ли ты?..***
Прошло уже больше года с того момента как я живу у Венеры. Жизнь потихоньку стала налаживаться, мне даже нравится жить с тётей и дядей, но, конечно, не при таких обстоятельствах. В первое время я и Нера навещали папу частенько, но чем дольше я жила у родственников, тем чаще тётя отнекивалась от встречи с папой. С каждым разом причины становились всё глупее и очевиднее, но её намерений я не понимала. Может, я себя накручиваю, и тётя просто хочет уберечь меня от тех ужасных происшествий… На дворе стоял апрель, на улице лил дождь, а мы собирались в кино. Я, как всегда, вспомнила о маме — когда-то мы и с ней так же ходили гулять по выходным. Сердце легко покалывает, а моменты прошлой жизни не отпускают голову, хотя теперь нет ни капли грусти — вокруг меня есть еще дорогие люди, заботящиеся обо мне. Отбросив эти ненужные мысли, я стала одеваться. Погода не радовала нас в последнее время: холодно и сыро, поэтому и одежда была соответствующей — чёрный свитер, такого же цвета джинсы и ботинки, а сверху бежевый плащ и шарф, тоже чёрный. Довольно мрачно, да? Но в тёмных тонах ощущаешь себя защищённой, словно в этом мраке тебя никто и не заметит, хоть такие цвета и не совсем подходили по возрасту. Сев в машину Тристепана, мы поехали к торговому центру. Дорога была долгая, ехали часа два, всё из-за вечных пробок на дорогах.***
— И всё же я переживаю, столько новых предметов. Седьмой класс, как никак. А до школы всего ничего. Римуру сидел с другой стороны от меня, облокотившись на ствол поздно цветущего дерева и закинув руки за голову. Его черные волосы лаконично покачивались на ветру, а серо-зелёные глаза задумчиво смотрели в небо. Серая футболка, черные джинсы, черные перчатки без пальцев и длинный черный шарф. Я иногда не понимаю его стиль одежды и сам смысл. Как можно надевать джинсы и шарф в 25° жару?! Я уже не говорю про перчатки, которые он вообще не снимает, ни зимой, ни летом, ни в школе. Хотя к этому я уже привыкла. Суровый, хмурый, вечно недовольный — так его опишет незнакомец. Но, как у многих из нас, это всего лишь маска для выживания в этом жестоком мире. На удивление, Римуру находчив, общителен и до ужаса обидчив, но не злопамятен. Он гений в математике и, я уверена, будет хорошо справляться с алгеброй, геометрией и физикой. И в минус: не разбирается в обществознании и еле как натягивают на тройку ИЗО, и то с моей помощью. — Это бессмысленно, всё равно ничего не сделаешь. Ты бы лучше за Рисование переживал. Я так же сидела под деревом, поджав колени к груди, положила голову на них. Волосы отрасли чуть ниже плеч, точнее, я их так стригу. Со временем я поняла, что с короткими волосами удобно, поэтому хожу в парикмахерскую раз в год. Одеваюсь, как можно свободнее: джинсовые шорты, черная футболка с логотипом «Nike» и тёмно-бордовые кеды. За всё время, которое я не была дома, а дома я была редко, я всё лето отдыхала в парке в теньке. Хотела немного загореть… Иронично, но мой цвет кожи не изменился, остался таким же бледным. Прям сплошная несправедливость! — Ээх, ну вот ты опять. Сама-то что такая беспечная? Два часа дня. Почти неощутимый ветерок, солнце, светящее в мою сторону, голубое небо, абсолютно безоблачное. Людей нет, только две торопящиеся фигуры недавно проходили. Вся картина говорит о затишье перед бурей. Как в мультиках бывает: внезапно набегут тучи, начнётся ливень, ветер, молнии, а затем также неожиданно через полминуты вернётся солнышко. Я про себя посмеялась этому бреду. — Я просто не понимаю: зачем волноваться раньше времени. Вот начнётся школа тогда и депрессуй. Дальше повисло приятное молчание. Делать ничего не хотелось, говорить не хотелось да даже открыть глаза было просто лень. Вот так и лежали пока не услышали звук оповещения на телефоне. Как оказалось, Римуру позвали домой, это происходило крайне редко, поэтому не стоило задерживаться. Он нехотя встал, сделал пару шагов ко мне и выжидающе взглянул. Наверное, это его дар, потому что этот взгляд я ощущаю чуть ли не физически. Под таким напором я открыла глаза и так же выжидающе посмотрела на него. Прошла минута. Как это назвать, я не знаю. Могу лишь сказать, что такое случается периодически. Когда мы просто смотрим и ничего не говорим, затянуться это может надолго, с учётом того, что у Римуру невероятно приятный и расслабляющий цвет глаз — мятно-зеленый, пастельный. — Не сиди допоздна. Он прислонился спиной к дереву, стоя на ногах, и начал наслаждаться свежим воздухом (Автор: как будто нескольких часов до этого не хватило). Солнце закрыло неожиданно появившееся облачко. Резко подул ветер, неприятно растрепав мои волосы, и снова исчез. — Конечно, Ри. Конечно. И он ушёл по направлению к своему дому, а я опять блаженно закрыла глаза. Никто из нас не любил прощаться или же просто говорить «пока», что, собственно, мы и не делали. — Проснись! Я резко открыла глаза и начала осматриваться. Сердце бешено колотилось, дыхание участилось, по позвоночнику пробежали мурашки. Только что я слышала голос женщины буквально над ухом. Странно, но рядом никого нет. Может, голос звучал у меня в голове, хотя это тоже странно. Ладно, хоть через чур реалистичный, но это мог быть просто сон. Лучше не зацикливаться. Солнце потерялось за зданиями, сумерки вовсю играли свою роль. По дорожке, вымощенной мелкой плиткой, суетились люди. Видимо, рабочий день закончился, и все второпях шли отдыхать. Похоже, я проспала почти 6 часов. Думаю, стоит поторопиться, ведь дома надо быть к 8-и. Тело ужасно затекло, и кожу неприятно покалывало. Я медленно кое-как встала и потянулась, приятно разминая мышцы. Осмотревшись ещё раз, я заметила небольшую группу парней лет 15. Сделать, конечно, они мне наврятли что-то могли, но всё-таки я поторопилась уйти. Я быстро зашла в квартиру и, крикнув тёте, что не буду ужинать, направилась к комнате. Достав из кармана телефон и наушники, я шмякнулась на кровать, включила музыку и прикрыла глаза. Совсем обленилась. Вернулась в реальность я только через пару часиков. Чувство усталости разливалось по всему телу, а глаза просили отдыха. Я быстро разобрала кровать, кинула туда телефон, а сама негромко пошлёпала к ванной. Как можно быстрее я вернулась обратно в кровать, но тут же поняла, что хочу есть. Пролежав минут пять, голод победил в мучительной схватке со сном, и я побрела на кухню. Подумав, я достала колбасу и отрезала два кусочка. — Чёрт! Матерь Божья! Да что же это такое? Вместе с колбасой я порезала себе палец, и рана вовсю кровоточила. Я положила палец в рот, а другой рукой всё убрала, медленно, но убрала. Дальше я всё же съела злосчастные кусочки колбасы и уже думала, как обработать порез. Для начала, я решила вернуться в комнату. Мм, больно. К сожалению, спирт я не нашла, зато обнаружила пластырь. В ванной промыла палец водой и вернулась в комнату за пластырем. Почему я не захватила его с собой? А нахуй надо? — отвечу вам с сарказмом (Автор: нехорошо ругаться… Хотя, жизнь меняет нас). В общем, сейчас я сижу на своей кровати и смотрю на порез. Я рухнула на кровать, а другой рукой легонько потирала палец, жалея себя — рукожопа. Ну за что? И почему у меня нет силы исцеления? Я же и так странная, почему бы мне не добавить ещё маленький дар, один малюсенький бонус? От кожи рук приятно исходил холодок, что я невольно улыбнулась. Только потом я взглянула на свои руки. В смысле исходил холодок? Это как вообще? Может, показалось? Я внимательно взглянула на палец и поняла: а пореза-то нет. — Эмм… Если это сделала я, то определенно мне это нравится. Стоит ли кому-то рассказать? А вдруг мне это приснилось, тогда меня посчитают сумасшедшей… Окей, как говорится: если случайность произошла больше 2-ух раз, то это уже закономерность, так что пока забудем. Да и ничего серьёзного не произошло, не буду создавать ещё больше проблем. Я, похоже, разговариваю вслух. Нехорошая привычка, и как теперь от неё избавиться? Я потрогала палец и, ничего не заметив, легла спать. Рукой нашла кнопку выключателя, и свет потух. Темнота расползалась по комнате, из окна слышны звуки природы. Я нащупала телефон с наушниками и включила себе музыку. Кулон лежал под подушкой, мама говорила не снимать его, но спать с ним неудобно. Со временем на руке появлялись всякие цепочки, на другой резинки, а также небольшое серебряное кольцо с моим знаком зодиака — весами. Среди книг мелькали произведения с мистикой и ужасами. А в гардеробе не имелось светлых и ярких вещей. Время летит, и мы меняемся. Хотя я не особо придаю смысл этим переменам. Темно. Вроде, ничего не видно, но ты понимаешь, что это помещение бесконечно, без стен, без углов, без потолка… Я шагнула и ощутила приятное прикосновения к воде. Как необычно, я шагала по водной глади, от каждого шага расходились круги по воде. Так необычно, но для меня, как будто это было так обыденно, что я не обратила никакого внимания. Вдали я заметила голубоватое свечение. Делать мне нечего, да и выбор небольшой, поэтому я медленно ступая, направилась к единственному источнику света. Над гладью висел силуэт, как я поняла, женский. От него исходил тот самый ярко-голубой свет. Я подошла на расстоянии вытянутой руки и стала смотреть ей в глаза. Она была выше меня почти на две головы, но я не почувствовала угрозы или опасности. Казалось, она смотрела тепло и слегка улыбалась, как Мона Лиза. А может и не улыбалась… — Дорогая, я рада тебя видеть, — произнёс приятный женский голос, почему-то знакомый. Мозг еле сообразил схожесть её голоса с женским голосом в парке. Значит, я сплю, наверное. Её глаза смотрели по-доброму, поэтому я решила с ней поболтать. Вариантов не больно много, что ещё делать в этом месте. — Кто ты? — боже, я щас заплачу от банальности, почему это так похоже на тупизм из сериалов. — Сейчас это не важно, — в принципе, я так и думала, что отвечать она не собирается, но всё-таки шанс на более чёткий ответ был. — Эмм… Тогда, зачем ты пришла ко мне? Не просто так ведь. — Да, ты права, — женщина наклонила голову и прикрыла глаза, — мне нужно предупредить тебя. — Ну, я слушаю?.. — Один голубой, фиолетовых два. Белоснежке ты не доверяй. Следуй смелей за голубым цветком. В одном — ты изгой, а в другом — кто, герой? — …Что? — после десяти секунд подала голос я. — Что за набор слов? — Прости, это предосторожность, — и как это вообще связано? — Окей. Но я скажу, что не собираюсь над этим ломать голову, у меня и без того дел много, — я взглянула на собеседницу. — Постепенно, ты всё поймёшь сама. Не сразу, но поймёшь. — Эдак лет через 5. Или 10. Да? — Скоро, — свечение усилилось, обдавая кожу прохладой, — мне пора, надеюсь, увидимся. — Ага. Надеюсь, в следующий раз ты будешь говорить нормально, — силуэт растворился, а вместе с ним исчез странный свет. На удивление, я медленно открыла глаза. Из-за темноты, казалось, что я всё ещё в том месте. Для сна оно слишком реалистично, тем более, я помню каждую деталь, что со снами не бывает. Осознав, что я в своей комнате, я включила лампу и расслабилась. О, Господи, за что мне эти проблемы?Один голубой, фиолетовых два. Белоснежке лучше не доверять. Следуй смелей за голубым цветком. В одном — ты изгой, а в другом — кто, герой?
Та женщина сказала, что я всё пойму, тогда не буду над этим заморачиваться. Я взяла телефон, на дисплее показалось 03:41. Спать не хотелось, поэтому я включила сериал и начала смотреть его в наушниках. Ближе к 6 утрам меня опять начало клонить в сон, и я решила, что ещё можно поспать. Надеюсь, это будет уже обычный сон. Проснулась я от того, что кто-то ходил в моей комнате. Я осторожно открыла глаза и оглянулась. Нера судорожно, но тихо шаркала по полкам и ящикам. Вероятно, что-то ища. Тётя открыла ящик небольшого комода и достала оттуда шкатулку. Она разглядывала украшения, которых было немного: два кольца, подвеска и золотой браслет, из них я иногда носила кольца, но другие очень редко. Затем Венера закрыла шкатулку и убрала её на место. Отойдя на пару шагов назад и проговорив что-то на подобии «Чёрт!», она вышла из комнаты, направляясь на кухню. С каждым разом всё больше странностей. Значит так, насколько я поняла, тётя рылась в моих вещах, ища какое-то моё украшение. За окном блистало солнце, на часах около 11. Я поднялась с кровати и опустила ноги. Холодный пол приводил в чувство. Мне кажется, я знаю, что искала тётя. Рука потянулась к подушке и зацепила кулон. Что он такого значит, что о нём никто не должен знать, а Венера его искала. Я на протяжении минуты рассматривала его, а потом меня осенило.Один голубой, фиолетовых два
Та женщина говорила про мой кулон. Дальше слова идут про неверие Белоснежке. Кто такая Белоснежка? Ладно, потом разберусь. Я встала, заправила постель, переоделась во вчерашнюю одежду и пошла в ванную. Затем, вернувшись в комнату, проверила шкатулку (из которой, как оказалось, ничего не пропало). У меня дежавю, опять есть хочется. — Сона… — Нера взглянула на меня. — Да? — ответила я, доедая блинчик. — Адель не давала тебе что-то важное или, может, говорила о чём-то? — встревоженно спросила тётя, убирая со стола. — Вроде бы нет, — подала голос, отодвигая тарелку от себя. — Не считая подарков, нет, — я пыталась говорить непринуждённо, помня веление мамы. — А что? — Я знаю, что у тебя что-то есть. Почему ты мне врешь? — взгляд тёти изменился, а сама она остановилась. — Тёть, ну зачем мне врать тебе? — я встала из-за стола и направилась к выходу. — Я гулять. — Стой! — Венера резко встрепенулась, но через мгновение успокоилась. — Я пойду с тобой. И… Собери необходимую одежду и вещи. — Зачем? — я заволновалась. — Потому что я так сказала! — она снова повысила голос, но после стушевалась и продолжила мягче: — Прости… Просто, сделай так, как я говорю. — Ага. Хорошо. Ох, Господи. Она сошла с ума. Так, если тётя сказала мне собрать вещи, то значит она меня куда-то увезёт или похитит. Думаю, лучше будет её послушать, а на крайняк сбежать на улице. Взять одежду, если я собираюсь бежать… Я зашла в комнату и достала чёрный рюкзак с фиолетовой вставкой. Бельё, пижама, две кофты, джинсы, две футболки, джинсовые шорты и спортивный костюм. К счастью, хватило места на телефон, зарядку, наушники и книгу. Возьму на всякий случай воду и еду (Автор: я не знаю, как всё влезло, можете думать, что у неё сумка Гермионы). — Буду ждать тебя на улице! — крикнула тётя и хлопнула дверью. Я вышла на кухню с рюкзаком и положила туда бутылку простой воды и пакет сушек. И как только это всё влезло? В общем, рюкзак оказался не тяжёлым, что радует. Я накинула на себя бордовый длинный кардиган, и убедившись в наличии кулона, обула кеды и вышла на площадку с накинутым на плечи рюкзаком. Как оказалось, Венера была на лестничной площадке. Она сидела на корточках ко мне спиной и водила руками по полу. Я подошла к ней со спины и заглянула через плечо. Линии и геометрические фигуры находились внутри круга, снаружи по его краям были расположены какие-то символы, похожие на руны в перемешку с греческим и арабским письмом. Всё это тётя быстро чертила розоватым, голубым и белым мелками. Закончив это произведение белой спиралью посередине, она встала. — Кхем… Ну и что это? — спросила я, подойдя непозволительно близко. — Я открываю портал, — спокойно ответила тётя, впритык отойдя к двери. — Ммм… Портал значит… Похоже у моей тёти тоже шизофрения. Я выпрямилась и потянулась рукой к телефону, лежащему в рюкзаке. Пожить в детдоме я смогу, тем более будет хорошо, если меня приютят родственники Римуру (хотя, не факт). Но вот находиться с психом в одном доме, даже если это родственник — слишком дорого для здоровья. От моего занятия меня отвлёк звук вспышки. Я повернулась на него и застыла. Да, как бы банально это не звучало, но я именно застыла. Над тем странным рисунком на уровне моей груди застыл огонёк. Он переливался из ярко-алого в глубокий кобальтовый (Автор: детка, у тебя тоже шизофрения, да?). Сразу напомнил мигалку у полицейских или скорой помощи. Затем от него потянулись линий тех же цветов. Они образовали спираль, одна из линии поползла по концам других, замыкая спираль в круг. Образовавшиеся пространства между линиями стали заполняться ярко белым цветом. В итоге образовался круглый портал диаметром больше моего роста. Я так и смотрела на него, неуверенно делая шаг назад и еле шепча. — О, Господи! Мать моя табуретка… — я повернулась лицом к тёте и приоткрыла рот, чтобы задать столь интересующий вопрос. Не успела я сказать и слова, как меня толкнули назад, по видимому, в портал. Я почувствовала приятную обволакивающую прохладу, как будто погружаешься в воду, разве что не мокрую. Из-за резкого перепада давления в глазах потемнело. Мой взгляд зацепился за длинные белые волосы и бледную кожу Венеры. Похоже, я знаю смысл второго предложения.Белоснежке лучше не доверять