Любовь, не разрывная с чувством боли

—•••—

      Начало июня выдалось холодным. Отопление уже отключили несколько недель назад, а доставать обогреватель из кладовой вовсе не хотелось. Там столько всего лежит неопознанного и позабытого, что лучше не тревожить лишний раз, иначе возможно спровоцировать опасную облаву, как в заснеженных горах. Глеб вырос на Урале, поэтому давным-давно привык к хладному и суровому климату. Местное лето отличалось наличием нескольких коротких периодов жары; конечно, изредка их длительность увеличивалась, но это воспринималось практически в качестве аномалии, с трудом переносимой жителями. Если честно, в некоторые моменты умеренная погода, сопровождаемая ветром и повышенной влажностью, даже приносила больше радости и успокоения, чем тяжкий зной.       Однако сегодня такой расклад не устроил, в квартире ему было неуютно, поэтому, во избежании простуды, решил принять горячий душ. Конечно, можно было попытаться согреться иным способом — эротичным; благо, что Таня находилась дома сейчас, но она была погружена в чтение каких-то развлекательных или напротив — волнительных — новостей или бесчисленных рекламных постов, наводнивших всемирную паутину. Девушка ловко передвигала виртуальные страницы и тыкала длинным пальчиком по дисплею, переходя по ссылкам.       Глеб вовсе не хотел мешать, но внезапно захлестнула неутолимая жажда ощутить её загорелую кожу, бурную кровь, струящуюся под ней, не прекращая свой ход по голубым венам и крупным красным артериям, по миниатюрным капиллярам. Подошёл поближе к кровати, где расположилась жена, полулежа на разноцветном мягком покрывале, с крупным ворсом. Нагнулся к её лицу, аккуратно задев щеку своими губами, хотя бы мимолетно доказал себе, что до сих пор есть жизнь в этом теле.       Она была моложе гораздо, но музыкант уже не раз терял любимых людей прежде, поэтому глубоко внутри хранил некую тревогу. Усвоил, что смерть никогда не спрашивает возраст, ей время вовсе не важно. Просто забирает с собой, держа своими худыми, но цепкими и крепкими костяшками. Он отчетливо усвоил этот закон мироздания. Поэтому охватывал неконтролируемый и несоизмеримый страх за Таню временами. Наверное, не всегда окружающие могли узреть данную причину его беспокойства, поэтому удивлялись резким переменам в настроении, списывали на упадок сил, на сонливость, на нестабильность или излишнюю эмоциональность.       Женщина прикрыла глаза на несколько секунд от неожиданности, затем распахнула вновь и, повернув голову прочь от планшета, направила изучающий взор на обладателя голубой радужки, который застыл напротив. Показалось, что муж выжидал определённой реакции. Не найдя слов, тогда удачно мимика пришла на помощь, поэтому безмолвно вздёрнула густые, прокрашенные тёмно-коричневым, брови. На её устах расцвела улыбка.       — Я в душ, не составишь мне компанию? — поинтересовался Глеб.       — Извини, не смогу, надо дочитать здесь, — ответила она, указав пальцем на какие-то ровные строчки, написанные чёрным по белому.       — Ладно, потом как-нибудь тебя схвачу и утащу за собой, как разбойник; отказ не прокатит в следующий раз, — шутливо пригрозил он, повторно чмокнув практически в то же место.       — Договорились, — звонко и весело отозвалась Татьяна, безоговорочно приняв его необычные условия.       С Глебом не заскучаешь, всегда находится в мысленных поисках и даже в смелом воплощении чего-нибудь необычного наяву. Ей это подходило по нраву тоже, поэтому с готовностью встречала его экспериментальные и переменчивые увлечения. Которые не всегда ознаменовали только прогресс, а бывало, что что-то вспыхивало вновь, спустя длительный перерыв, сохраняя нечто важное, прошлое значение или стержень, но приобретая детально свежую концепцию или иные формы, соединяясь с нынешними возможностями, с полученными навыками. Фундаментально не уходило в забвение, не терялось навечно. Не зря же говорят, что жизнь — это движение. Проблема в том, что некоторые хотят только вперёд, а так почти не бывает... Ведь движение не терпит ограничения в направлении. Оно может петлять, вращаться по кругу, заглядывая обратно. Словно приезжаешь в старый пятиэтажный дом в Асбесте, где прошло детство и юность, где так уютно, где столько счастья содержалось...       Раньше счастье Глеба всегда было связано с бабушками, дедушками, с родителями, с братом. Их выразительными голосами и рассказами, их яркими или мрачными воспоминаниями, их увлекательными или обыденными делами, их ободряющими или согревающими прикосновениями. Их обволакивающей заботой и настойчивыми нравоучениями, наставлениями.       Он с самого детства не любил шумных компаний, но семья — это не такая компания вовсе, не толпа малознакомых, изображающих веселье, одобрение или осуждение, которые чаще всего имеют поверхностное представление о любом человеке. Если ты не отвечаешь их требованиям, то могут разорвать на мелкие кусочки. Как хищные твари. Впрочем, некоторые звери бывают гораздо добрее и нежнее к себе подобным, чем эти человекообразные. Им не жаль, хотя они же до этого громогласно признавались в любви. Требовали от тебя поцелуев, объятий. Фантазировали о том, как ты будешь их другом или любовником. А потом, в один миг, куда-то пропала эта эйфория, ты им стал совсем не понятен и не нужен больше, не можешь их развлечь, не можешь дать им то, что они ждут, то, что хотят... Они не задумываются о том, что ты хочешь. Поэтому неудивительно, если хладнокровно полостнут ножом по твоему горлу или по венам. Или ты сам это сделаешь, ведь готов. И будут смотреть, как ты истекаешь, как одежда окрашивается красным, затем капает на пол. Они не подойдут ближе, не посочувствуют, не допустят раскаяние от содеянного, ведь побоятся запачкаться в твоей необычности. Ты же ведь стал излишне непохож на их стадо.       Семья — гораздо важнее и ближе, но и здесь не всё так просто и легко. Давно стало по-другому, некоторых нет на этой бренной земле, иногда и ему самому кажется, что уже пора отправляться вослед, в неизведанный путь. А те, кто есть ещё в этом мире, то они уже отдалились, отделились.       Глеб покачал головой из стороны в сторону, словно вытряхивая изнутри данные навязчивые мысли или отодвигая в укромный уголок, чтобы не мешали. Сняв чёрную кофту, аккуратно расстегнул ремень и ширинку, стянул тёмно-серые брюки вниз, затем освободил гениталии от мягкой ткани трусов. Остался абсолютно обнаженным на коврике в ванной комнате.       Бросив взгляд на переменчивое зеркало, нашёл там себя: бледная кожа, морщинки вокруг задумчивых светлых глаз, в которых заключалась мудрость и обеспокоенность, перемешанная с непосредственностью и отрешением. Противоречиво, но такова уж натура. Взлохмаченные медно-коричневые волосы начали вновь образовывать завитки, и небольшая щетина добавляла образу чуточку небрежности. Сколько себя помнит, сам редко был доволен собственной внешностью, хотя знал, что в определённом смысле его внешние данные привлекают восхищенные и влюбленные взоры знакомых женщин или поклонниц. Они считали его красивым, впрочем, не только на женский пол такое впечатление производил. Не раз случалось, что приходили признания и от мужчин.       Прикрепив гусёк на крючок повыше, чтобы напор охватывал весь рост. Покрутил красный барашек, приводя в активность горячую воду, затем разбавил холодной, чтобы установить терпимую температуру. Шум наполнил укромное помещение. Пора ступать под мощную струю.       Тепло, исходящее от непрекращающихся водных потоков, спадающих с макушки до пят, заполнило тело. Затем Глеб обнаружил, что кожу на ступнях распарило и неприятно засаднило. Напоминая про мозоль, полученную от долгого хождения в ботинках.       Память, молниеносно откликнувшись на болевую точку, пронесла импульс по тоненьким чувствительным нервам, учтиво воскресила похожую ситуацию, произошедшую осенью 1982 года.       Рядом расположенное, прежде ясное, зеркало покрылось испарениями, постепенно гуще скрывая, искажая отражения. Словно преображая нынешнее, взрослое и мужское, тело и лицо Глеба в совсем юное. Стремительно унося причудливое сознание в прошлое. ___