холодно

Её чем-то напичкали. Иначе как объяснить эту дикую боль внутри? Болит не кожа, жгутся сами внутренности, и это пугает Лидию до чёртиков. Она видела много всякого в своей жизни, можно сказать, станцевала несколько раз на лезвии ножа, но всё-таки справилась со всем. Но то, что происходило сейчас, совершенно не вписывалось в углы больничной койки ее ограниченного существования. Боль такая, что Мартин больше не понимает — кричит она или нет. То ли закладывает уши, то ли отказывают связки. Лидия просто хочет, чтобы всё это закончилось, но кто-то постоянно приходит, проверяет кожаные ремни и затягивает их туже. Сначала Мартин думала, что на коже останутся следы; теперь не думает вовсе. Мозг кипит, кости ломит, челюсть чешется. И это, как кажется банши, никогда не закончится, потому что мир никогда не был к ней по-настоящему благосклонен. Но ее вытаскивают. Вопреки умершей надежде Мартин как-то открывает глаза и больше не видит грязного потолка, а потом осознает, что может двигать руками и ногами. Всё ещё больно, но не настолько, чтобы снова закричать или даже заплакать. Впрочем, Мартин кажется, что свой слёзный запас она выплакала на всю оставшуюся жизнь. Её мелко потряхивает, когда она садится на кровати, мягкой и тёплой. Дверь открывается, и на пороге появляется Стайлз. У него в руках поднос, и Лидия вдруг чётко осознает, что совершенно точно не хочет есть.  — Как ты? — он проходит в комнату, дверь за ним закрывается. Лидия упирается руками в край кровати, опуская ноги на пол. Тот невозможно холодный. Мартин даже не знала, что вещи могут быть такой температуры, но это даже к лучшему, потому что пол — это то, на чем Лидия может сконцентрироваться, чтобы отвлечься от боли в каждой клеточке тела.  — Что со мной? — Мартин не смотрит на Стилински, потому что на его лице нет радости от встречи, словно что-то идет совсем наперекосяк. Вроде бы комната, где в неё что-то вливали, осталась позади, но ощущения остались. Они будто въелись в банши.  — Мы не уверены… — на подносе у Стайлза не еда. Это Мартин замечает в тот момент, когда парень опускает его на прикроватную тумбочку. Шприц и какие-то снадобья. — Дитон должен проверить несколько теорий, а для этого надо… — он не договаривает, потому что Мартин просто протягивает ему руку. Она знает, что надо друиду. Стилински поджимает губы, но Лидия этого не видит, скорее просто чувствует. Банши вдруг понимает, что стала большой проблемой для всех и сразу. Горько от этого делается, очень горько. Ей становится лучше со временем. На восстановление уходит несколько дней, и Лидия перестаёт быть похожей на призрака. Даже выбирается на кухню и ест со всеми. Как выяснилось, она отлеживалась в одной из гостевых спален дома Хэйлов, где теперь жила стая. Оставлять Лидию где-то одну все посчитали опасным и не разумным, поэтому стая кучковалась на первом этаже. Даже Скотт, который так и не вступил в стаю Дерека. Впрочем, младший Хэйл ему и не предлагал больше, прислушавшись к советам Питера. Ну зачем ему в стае такой непоседливый бета? Вполне хватало и Эрики. Правда вытаскивать задницу МакКолла они продолжали все вместе, по большей части из-за Стайлза, который едва ли не умолял Дерека помочь. Альфа сдавался не сразу. Ну нравилось ему, когда Стилински носится словно ошпаренный. И никто не упрекнет в этом Дерека; у всех свои слабости. Лидии внезапно становится хуже, когда до полнолуния остаётся около двух дней. Дитон приходит к ним с видом смертника и смотрит на Мартин так, что хочется повеситься. В первую очередь — самой Лидии. Новости, которые друид им сообщает, ударяют ножом под ребра. Мартин стала жертвой эксперимента. Из банши попытались сделать оборотня, что должно было быть невозможно из-за иммунитета. И Лидия сообщает Дитону об этом с привычным видом самой умной девочки в классе. Стайлз ее поддерживает, остальные молчат.  — Не все так просто, Лидия. В тебя вкачали столько яда, что тут довольно тяжело что-то сказать. Либо иммунитет выдержит, либо нет, — Дитону явно тяжело говорить такое, но Мартин отстраненно смотрит ему в лицо и думает, что для человека, который приносит такие паршивые новости, он выглядит весьма уверенно, как настоящий профессионал. Лидия бы усмехнулась, съязвила, но как-то не хочется.  — А если нет? — она даже не сразу понимает, что до этого вопроса все молчали. И только Питер решился нарушить эту ужасную тишину. Мартин переводит на него взгляд, мол «ты серьёзно?». Кажется, понятно и без этого, какой будет исход, но Дитон всё-таки решает ответить, хотя можно было бы этого и не делать.  — Станет оборотнем или умрёт, — на девушку ветеринар больше не смотрит. Для него она сейчас не больше чем просто пациентка, и, наверное, это правильно, так и должно быть, но что-то всё равно неприятно чешется изнутри. В гостиной снова сгущается тишина, противная такая, которая хочет забраться поглубже в тебя, чтобы ты мог слышать собственные мысли, а они ой какие неприятные. В итоге Лидии надоедает, и она поднимается со своего места, которое располагается по левую руку от Стилински. Он не успевает её остановить, и Мартин обходит кофейный столик, направляясь в сторону кухни.  — Значит, будем ждать. Кто-нибудь хочет кофе? Страсть как хочу кофе, — она немного теряется в пространстве и едва не влетает в дверной косяк. Спасает рука Питера, которая хватает банши за локоть и дёргает на себя. Мартин врезается плечом в чужую грудь, обтянутую свитером. Надо бы поблагодарить, но Мартин не находится со словами, лишь выпрямляется и, прочистив горло, освобождает свой локоть, возобновляя свой путь до кухни.  — Я хочу, — Стилински понимает Лидию куда лучше, чем той самой бы хотелось. Стайлз откуда-то знает, что Мартин не хочет горевать. Если ей осталось прожить два дня, то пусть это будут тёплые два дня. Так уж вышло, что в жизни у отличницы и красавицы довольно мало подобных мгновений. Единственное тепло, которое она получала в жизни, — это кружка с чаем/кофе/алкоголем. Какое-то время за спинами Лидии и Стайлза стоит гробовая тишина, которая нарушается закипающим чайником и перестукиванием ложек и кружек, а потом Айзек тихонько предлагает посмотреть какой-то фильм. Дерек рычит что-то о тренировке, а потому никакого фильма не будет. Волчата скулят, но плетутся во двор. Скотт и Эллисон остаются в гостиной. Питера тоже куда-то уносит северным ветром, ни у кого не мелькает даже мысли уточнить, куда этот эгоист решил свинтить. Впрочем, Лидия тоже об этом не думает, заливая растворимый кофе кипятком и постукивая ложкой по краям. Стайлз какое-то время смотрит за действиями подруги, после чего перехватывает её холодные пальцы и говорит, что всё будет хорошо. Мартин смотрит ему в глаза и мягко улыбается, прекрасно понимая, что этой фразой он больше хочет успокоить себя, чем её.  — Конечно, будет. Как же иначе? «Иначе» наступает около десяти часов вечера, когда Дерек включает альфу и рычит на Бойда, который сильно нервничает, а потому едва не ломает дверной косяк — так сильно волчонок цепляется за него. Никому из них уже давно не нужны цепи. Кто бы там что ни говорил, а младший Хэйл всё-таки смог научить своих подопечных контролировать себя. Скотт достиг этого благодаря Эллисон. А Лидия… она пьёт третью кружку ромашкового чая и считает до ста в пятый раз, гипнотизируя часы.  — Ну что? — немногословный Дерек с двух часов дня маячит где-то рядом, чем ужасно нервирует Лидию. Его хмурая морда вгоняет её в депрессию. И без Хэйла забот хватает.  — Не знаю, — на самом деле Лидия знает. Она очень хорошо ощущает в себе это противостояние. Там настоящая борьба, которая доставляет слишком много боли. Банши против оборотня. Её словно на две части разрывает. Стайлз что-то говорит Дереку, но Мартин не слушает, вспоминая, как здорово она провела эти два дня. Впервые в жизни в кругу людей, которым есть до неё дело. Этим ребятам было не всё равно, и они при этом как-то умудрялись делать вид, что ничего не происходит. Никакой жалости в глазах, никакого сочувствия. Волчата даже не поддавались ей в монополию, которую притащил Стайлз. Ему даже удалось заставить Дерека сыграть с ними. Он хмурился, рычал, не понимая некоторых правил, но терпеливо сидел на месте и продолжал играть. Это было…весело. И Лидии было совестно за то, что всё это может закончиться этой ночью.  — Совсем? — Дерек говорит громко и отчетливо, так что Мартин выныривает из своих мыслей и задирает подбородок, чтобы посмотреть на него. Хэйл меняется в лице и резко оказывается рядом, почти снося кофейный столик к чертовой матери. Его пальцы впиваются в её подбородок, а лицо опасно приближается. От Хэйла пахнет лесом, сырой землей и силой. Мартин делает глубокий вдох и почти давится им. — Ты не можешь не чувствовать, — а вот это Дерек говорит почти одними губами, отступая назад и глядя на Лидию почти ошарашено. Мартин переводит взгляд на Стилински, и он вдруг закрывает рот ладонью.  — Да что такое?! — Мартин злится, потому что ей больно и страшно. Невозможно больно и до одури страшно. Когда она встаёт, то тело кажется почти чужим. До зеркала в прихожей она добирается без посторонней помощи, но в конце пути всё-таки хватается за трюмо. В отражении она не видит своих очаровательных карих глаз. Те покрылись желтой сеткой, как если бы треснуло стекло её новенького смартфона. Боль становится сильнее, и Мартин жмурится, тяжело дыша.  — Лидия? — рука Стайлза ложится на её спину, мягко поглаживает, пытается успокоить. Лидия всё это прекрасно понимает, но ей не нравится. Точнее… даже не ей, а кому-то другому.  — Не прикасайся! — её отшатывает от лучшего друга, и она почти рычит ему в лицо, врезаясь спиной в многострадальный косяк, который не так давно пытался не сломать Бойд. Дерек выруливает из коридора. Глаза его полыхают красным. Он скалится, но Мартин… ей совершенно не страшно, абсолютно. И, что добивает всех присутствующих окончательно, она скалится в ответ. Клыки прорезаются болезненно, потому что подобное обращение противоестественно, но Лидия не может это остановить. Да и вообще на Дерека рычит не она. Показывает зубы что-то дикое внутри неё, защищается и не признаёт ни этот властный взгляд, ни чужие клыки. Рёв Дерека оглушает Стайлза и волчат, которые закрывают уши руками и, кажется, пригибаются к земле. Даже Скотт делает шаг назад, сжимая руку Эллисон крепче. Арджент неосознанно тянется к арбалету, но Стилински успевает её остановить.  — Лидия, всё будет хорошо. Пожалуйста, смотри на меня… Лидия… — Стилински зовёт её, поднимает руки в безоружном жесте и пытается успокоить. Мартин хочет ему сказать, что это всё не она, но не получается. Тело словно Лидии больше не принадлежит. — Ты в безопасности. Тебе не нравится, как делает Дерек? Он больше не будет. Правда, Дерек?! — Стайлз дёргает альфу за футболку, и тяжело дышащий Хэйл перестаёт скалиться. Впрочем, глаза продолжают мелькать красными огоньками. Лидии становится лучше, но боль всё также сдавливает каждую клеточку тела. Где-то внутри себя Мартин громко кричит, как кричала бы банши, но на самом деле из глотки не вырывается ничего, кроме недовольного рычания. А потом… она срывается с места куда быстрее, чем можно ожидать. Сухая листва шуршит слишком громко, птицы испуганно срываются с веток, где-то там, вдали, льётся река. Мартин несется со всех ног непонятно куда. Кажется, чем быстрее она бежит, тем меньше боли становится внутри. Мир кажется другим. Нет, не чужим, но теперь она смотрит на всё словно другими глазами. Только вот остановиться и задышать нормально не может. Сбитое дыхание разрывает грудную клетку, и Лидии хочется выть. Мыслить здраво не получается от слова «совсем». Внезапно перед ней выскакивает преграда в виде другого оборотня. Мощного, страшного, голубоглазого. Лидия только в последний момент успевает увернуться от него и броситься в другую сторону. Противник крупный, но быстрый. Только вот Мартин быстрее, и она обгоняет его на очередном повороте, загнанно дыша. Она бы сбежала, но предательски цепляется за корягу и растягивается на земле. Здесь то он её и нагоняет, выигрывая себе время в долях секунды. Он вжимает её собой в землю и рычит на ухо так, что теперь у Мартин закладывает уши, и она жалобно скулит, утыкаясь лбом в листву. Кажется, именно так реагировали волчата на Дерека. Но это ведь не младший Хэйл. Его запах Лидия уже успела запомнить. Этот же недоволен, зол. Ему явно не по душе, что приходится за кем-то гоняться посреди ночи. Лидия всё это распознаёт по запаху, и это так странно — у каждой эмоции своя особая нотка, неповторимый привкус. Он раздраженно ведет носом по её затылку, а затем утробно рычит прямо на ухо, но на этот раз без угрозы. Это Мартин тоже чувствует. Радость пробивается в лёгкие вихрем, вымывая боль волной. Всё словно встаёт на свои места, кусочки пазла сходятся. Мартин закрывает глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Теперь она точно может сказать, кто прижимает её к земле. Это Питер. За всей этой гаммой ощущений Лидия не сразу смогла распознать его запах. Особенный. Его она чувствовала ещё до того, как стала жертвой эксперимента, просто не так ярко выражено. Теперь же Мартин буквально дышит им, потому что Питер, кажется, заполняет собой всё свободное пространство. Волчица внутри (и теперь Лидия точно может её почувствовать) успокаивается. Волк рядом её вроде бы полностью устраивает, и ей больше не хочется бежать чёрт знает куда. Он переворачивает её на спину, и Лидия растягивается под Питером, мерцая золотой радужкой в свете полной луны. Платье разодралось в нескольких местах. Босые ноги перепачканы в земле. Но это всё не имеет никакого значения, потому что есть что-то посильнее внешних раздражителей. Мартин приподнимается на локтях; Питер выпрямляется. Волчица тянется к его волку, и Лидия поддаётся. Ведет носом по чужой шее, скалится в желании укусить, несильно, почти ласково, но всё-таки не делает этого. Она заваливает Хэйла на землю, нависая сверху, а после начинается возня, игривая война за первенство, хотя оба знают, кто здесь будет устанавливать правила. Просто Питер позволяет волчице освоиться, прочувствовать момент, ощутить всё то, что ей теперь доступно. Это продолжается недолго, потому что Лидия улавливает уже знакомый запах. Дерек и его стая приближаются к ним. Они выследили её. Глупо, но Мартин успела забыть обо всех других волках в этом лесу. Недовольное, настороженное рычание пробивается сквозь зубы, и Лидия вскакивает, желая снова броситься в темноту леса. Питер останавливает её холодным голубым сиянием своих глаз. Мартин не может объяснить, почему слушается этих его немых приказов. Он же не альфа. Это не должно так работать, но всё-таки работает. Она оказывается за его спиной, когда Дерек и Питер останавливаются друг напротив друга. В отличии от той же Лидии эти двое прекрасно контролируют своих волков. Да тут все их контролируют, но только не Мартин. Делается обидно до одури, а ещё волчица злится, что им с Питером помешали.  — Ты вся в крови, Лидия! — Стайлз возмущенно вскрикивает, когда Мартин, босая и потрёпанная, перешагивает через порог дома Хэйлов. Куда более человечная, чем была накануне. Волчица внутри, сытая и довольная, сворачивается клубочком. Этой ночью она получила всё, что нужно было. Ну…почти всё. Питера она в итоге так и не получила. «Обойдётся». Теперь настала очередь злиться Мартин. — Она твоя?  — Оленя. Не паникуй, — Дерек заходит вторым, хмурый и немногословный, как обычно. Мартин даже не смотрит в его сторону, решительно направляясь к лестнице, которая ведет на второй этаж. Лидия хочет в душ и спать. Она сейчас просто не может физически радоваться тому, что всё-таки не умерла.  — Вы все так убежали. Скотт, ты то куда попёрся?! — возмущенные крики Стилински остаются на первом этаже, а Мартин громко хлопает дверью ванной комнаты. Все возмущения нужно оставить на потом. Или на никогда. У Лидии в волосах листва. Вот о чём действительно нужно беспокоиться, потому что леди совершенно точно не должны так выглядеть. Бежевое платье из последней коллекции уже далеко не бежевое. И вообще…ремонту не подлежит. Мартин разглядывает несколько дырок, которые оставили особо противные ветки, а затем замечает три ровных пореза на уровне своего бедра. О, это точно были не ветки. Пальцы касаются разрезов почти любовно, но затем Лидия себя одёргивает и решительно стягивает вещи.  — Принцесса, — он здоровается с ней предельно вежливо, когда они сталкиваются на террасе. Лидия упрямо избегает Питера с тех самых пор, как случилось полнолуние. А ведь прошло уже две недели. Мартин старалась не оставаться один на один со старшим Хэйлом, потому что ей совершенно точно не хотелось обсуждать то, что произошло в лесу. Она всё ещё была не готова к этому разговору. Но Питер ничего и не говорит, спускаясь по ступенькам террасы и скрываясь на заднем дворе. Лидия вдруг понимает, что он и не будет с ней ни о чём разговаривать. Надо бы выдохнуть с облегчением, но… Мартин вдруг делается до страшного обидно. Этим простым жестом Хэйл задевает её самолюбие сильнее, чем любыми другими ехидными высказываниями. Лидия держит себя в руках. И будь она банши было бы легче, но теперь ей мешает волчица, которая недовольна сложившимися обстоятельствами. Та рвётся наружу и жалобно скулит, просится к волку. Ей одиноко. Мартин слишком отчетливо ощущает её тоску, но уступать не хочет. Совершенно. Уговаривания не помогают, из-за этого злость внутри растёт с каждым днём всё больше. Второе полнолуние не за горами, и это заставляет Лидию переживать. Дерек нехорошо поглядывает в сторону новоиспеченной беты, но молчит. Лидия несколько раз выходила с ними на ночные «прогулки». Бегать по лесу и контролировать ситуацию приятно. Дерек даже как-то пытался объяснить Мартин, что нужно делать, чтобы совладать со своей новой сущностью. Лидия ехидно думала о том, что Дереку говорить просто, ведь он таким родился, но на самом деле она всё запоминала. Бетам нужен альфа, чтобы не сорваться и не натворить глупостей. И это стало для Лидии первой проблемой. Волчица отрицала в Дереке вожака. С упрямством ослицы не воспринимала его в качестве своего предводителя и всячески воротила нос. Младший Хэйл всё это прекрасно чувствовал. Несколько совместных «прогулок» довели Дерека до бешенства, потому что он ненавидел, когда в стае ему не подчиняются. Лидия не подчинялась.  — Но я всё равно нужен тебе, — Лидия сидела на кухне поздно ночью, потягивая горячий вишнёвый чай из большой кружки, когда Дерек подпёр плечом дверной проём. Мартин подняла на него взгляд, поджала губы и опустила кружку. Она не любила признавать чужую правоту, но сейчас Хэйл говорил дельные вещи. Ей нужен был кто-то, чтобы не наломать дров в очередное полнолуние. В прошлый раз её контролировал Питер. Это по его указке она перегрызла горло не человеку, а оленю. — Ей… — Дерек указал пальцем в сторону Мартин, но она прекрасно поняла, кого альфа имеет в виду. —… нужно признать меня главным.  — Скотт справляется и без тебя.  — Его якорь — Эллисон, — и снова прямое попадание. Лидия не знает, что ему ответить на это, а потому снова прикладывается губами к кружке, чтобы выиграть себе несколько секунд на «пораскинуть мозгами». Раскинутый мозг ничего дельного не выдаёт, и Мартин опускает кружку обратно, тяжело выдыхая. Горячий чай согревает изнутри. Оборотни устойчивы к температурам, но Лидия временами всё равно замерзает.  — Я не могу её заставить, — чувство собственной беспомощности буквально отвратительно. Мартин морщится и зло трётся щекой о своё плечо. Дерек наконец-то заходит на кухню. Волчица внутри Лидии напрягается, тихонько скалится. «Ничего, привыкнешь». Лидия не может заткнуть внутреннюю псину, как бы ни старалась.  — Питер прекрасно справился с тобой, — младший Хэйл усмехается, когда видит, как лицо Мартин перекашивает от вспыхнувших воспоминаний. — Почему нет? — наверное, он сам не верит, что говорит это. Никто в здравом уме не стал бы предлагать такое кому-либо, потому что… это же Питер. С ним никогда не бывает просто. Хитрый, умный, начитанный серый кардинал, у которого всегда есть какой-нибудь запасной план на любой случай в жизни. Но именно это и толкает Дерека предложить его кандидатуру Лидии — старший Хэйл уже наверняка всё продумал. Лидия стискивает зубы, а затем пальцы обхватывают кружку с остывающим чаем крепче. Что ж, если она хочет получить помощь, то ей нужно рассказать Дереку правду. Всю ту правду, о которой так не хотелось говорить даже себе в собственной голове. Так что двадцать и три минуты спустя Мартин замолкает, уставившись в одну точку на столе. Младший Хэйл хмурится так, что кажется, будто морщина между его бровями никогда не разгладится. Он тоже смотрит в стол какое-то время, а затем трёт переносицу, сильно и яростно. Стрелки часов медленно тикают, оповещая двух полуночников о том, что до рассвета остаётся всего каких-то несколько часов.  — Это потому, что он укусил тебя. У тебя с ним…связь, — Дерек хотел бы, чтобы последнее слово не звучало так противно, но у него не получается, и альфа качает головой, откидываясь на спинку стула и складывая руки на груди. Лидия медленно скользит взглядом по рукам Дерека до тех пор, пока не добирается до жёстких черт лица. — Она была и до этого. Просто сейчас всё встало…на свои законные места, если можно так сказать, — Мартин думает, что за эту ночь Дерек сказал ей больше слов, чем за всю их гребаную совместную жизнь в этом доме. Девушка оставляет кружку в покое, потому что та больше не согревает пальцы. Напрочь остыла. Лидии не нравятся слова младшего Хэйла. — Если только она тянется к нему, то это паршиво, Лидия. К огромному сожалению, это она знала и без него. Она не нужна Питеру. Лидия готова поставить на это что угодно, потому что ощущает буквально кожей — старший Хэйл не испытывает к ней даже маломальского интереса, потому что ведет себя как обычно — самодовольный мудак с ироничным взглядом и кривой усмешкой на правую сторону рта. Легкая щетина, белая футболка или мягкий свитер, джинсы или брюки. Он выглядит как обычно, и это добивает Мартин. До полнолуния остаётся неделя, и Лидии хочется натурально выть. И далеко не потому, что волчица уже извелась внутри. Мартин банально устала смотреть на Питера и не ощущать ничего в ответ. Он даже взглядов на ней не задерживал, словно Мартин всё ещё была банши и не представляла более никакой выгоды для него. Нервы натягиваются как канаты, а потом лопаются. Стайлз кричит на Лидию, когда она судорожно складывает вещи в сумку. В это полнолуние она хочет держаться от Питера как можно дальше, потому что злость захлёстывает с головой. Стилински пытается убедить её остаться. О, он приводит весьма внушительные аргументы, и первый из них — «ты же можешь кого-нибудь убить». Лидия может. А ещё она может вспороть Стайлзу глотку. У неё даже когти вылезают, но в последний момент она стискивает кулак, позволяя улучшенному маникюру войти в собственную плоть. В нос ударяет металлический запах крови, и это возвращает Мартин самообладание. Стайлз перестаёт кричать, оседая на кровать; Мартин не находится со словами, чтобы его утешить. Конечно, она не дура. Она подумала о том, что будет делать в эту ночь. Дерек обещал помочь.  — Будет больно, — предупреждает Хэйл, когда они заходят в старый вагон, который находится на заброшенном складе. Бурые пятна крови кажутся Мартин старыми, а помятые поручни наталкивают на мысли о том, как альфа тут сдерживал своих волчат. — Ещё не поздно передумать, — Лидия правда понимает его желание прямо сейчас развернуться и уехать, потому что всё это — совсем не то, что было с Мартин в первое полнолуние. Здесь она будет пытаться вырваться. Она проходит в конец вагона и поднимает с пола цепь с мощными звеньями.  — Давай, — тихо говорит Лидия, протягивая Хэйлу свою находку. Он без особой охоты сокращает между ними расстояние.  — Только я и Эллисон знают, что ты здесь. Она будет следить за тобой по камерам. Если вдруг ты сбежишь, она скажет мне. А я… — Дерек заковывает обманчиво хрупкие запястья Мартин. — … придумаю что-нибудь, — Мартин молчит, но Хэйлу её ответ и не нужен. Он надевает железный обруч на голову Лидии, и та закрывает глаза, жмурится и стискивает зубы. «Я сама этого хотела. Я сама этого хотела. Я сама…». Первый винт даётся тяжело. Лидия кричит так, что у самой уши закладывает. Волчица рвётся наружу, желая защищаться всеми методами, но у Лидии есть ещё несколько часов, и она отчаянно держит контроль из последних сил. Когда Дерек докручивает последний, Мартин лишь жалобно скулит, стоя на коленях и впиваясь когтями в разодранную обивку кресла. Младший Хэйл отступает на несколько шагов назад. Лидия видит по глазам, что альфе больно почти физически. В какой-то статье было написано, что волчиц принято оберегать. Дерек же собственноручно вкручивал в неё болты. Волк у него внутри, наверное, сходил с ума от противоестественных событий и требовал прекратить это безумие. Волчицы всегда нуждались в заботе, но происходящее никак не было на это похоже. — Удачи. Это последнее, что Дерек бросает ей, прежде чем уйти. Мартин провожает его взглядом. «Спасибо, она мне не помешает». Рычать и пытаться вырваться, старательно игнорируя боль, — нормально. Лидия буквально чувствует власть волчицы, которая явно презирает сейчас человеческую сущность этого тела. Мартин любит, когда мир находится в гармонии, но по иронии судьбы договориться с собственной второй личностью не получается. Этот диссонанс страшно бесит и раздражает, но не в силах Лидии что-либо изменить. В какой-то момент ей кажется, что даже получится пережить эту ночь без приключений, но волчица вдруг затихает. Причина становится ясна Мартин несколько мгновений спустя. «Чужой». Мартин знает всех из стаи, каждого готова угадать по запаху, но этот чувствует впервые. И ей не нравится буквально всё, но начать нужно с того, что это альфа. Какого хрена он делает на территории Хэйла — другой вопрос. Волчица хочет сбежать. И чтобы воплотить идею в жизнь, она надрывается из последних сил. Кровь стекает от винтов вниз, пачкает волосы, одежду и кожу. Лидия рычит. И, пожалуй, за последние несколько дней она полностью поддерживает желание своей волчицы — давать дёру отсюда, нестись через весь лес, выть, звать на помощь. «Вой!». Как-то раз они уже так спасали жизни бетам. Когда альфа оказывается в вагоне, на его противоположной стороне, Лидия вжимается спиной в стену, тяжело дыша и сверкая жидким янтарём в радужке глаза. Она скалится на чужака, когда он делает первый шаг в её сторону. Вой получается громким и отдаёт вибрацией во всём теле Лидии, но длится это недолго, потому что чужак тут же оказывается рядом и замахивается, ударяя волчицу по щеке. Три пореза начинают кровоточить, но Мартин тут же начинает чувствовать, как те затягиваются. Регенерация. Инстинкты берут верх. И у чужака, и у Лидии. Он пытается завалить её на пол; Мартин всячески отбрыкивается и защищается, шипит и рычит. Она верит, что её кто-то услышал. Ну хоть кто-нибудь. Тем более Эллисон должна была по камерам видеть то, что происходит. Очередное платье идёт в расход из-за чужих когтей, когда внезапно альфу отбрасывает в сторону. Лидия не до конца понимает, что произошло, зато волчица тут же реагирует на происходящее, едва ли не радостно виляя хвостом, как какая-нибудь домашняя хаски. Питер Хэйл рычит угрожающе и свирепо, и Лидия ощущает его ярость на кончике своего языка. И, чёрт возьми, она безумно рада, что всё это направлено сейчас не на неё. На помощь Питеру, который явно уступает крепкому альфе, приходит Дерек. Лидия беспомощно бьётся в своих цепях до тех пор, пока Питер не оказывается рядом. Лидии снова хочется скулить и тыкаться носом ему в шею, прямо как тогда. Хэйл тихо ругается себе под нос на французском, выкручивая винты. Волчица болезненно подвывает от боли; Питер неожиданно нежно прижимает Лидию к себе, когда всё заканчивается. Рассвет подкрадывается незаметно, сила луны сходит на нет, и измотанная волчица засыпает где-то внутри Мартин, пока сама она стискивает пальцами перепачканный в грязи и крови порванный в нескольких местах свитер старшего Хэйла. Лидия не видит взглядов, которые на них бросает Дерек, его стая и Стайлз со Скоттом и Эллисон. Она не знает, как они смотрятся со стороны. Понятия не имеет, как выглядит Питер. Единственное, что Мартин знает наверняка — это то, что от старшего Хэйла пахнет домом, победой и безопасностью. Только поэтому она позволяет себе обмякнуть в его руках.  — Ты не спишь, принцесса, — Мартин и правда не спит. Она проснулась вот уже как пять минут назад, просто ей отчаянно не хотелось открывать глаза. В комнате пахло Питером, а ещё было очень приятно слушать его размеренное сердцебиение рядом. Он сидел в кресле около кровати и читал. Шелест страниц приятно ласкал слух. Лидия без особого желания открыла глаза и перевернулась на бок, чтобы лучше видеть оборотня. Он упирался локтем в подлокотник, подперев щеку ладонью, и смотрел на волчицу. Мартин нужна была целая минута, чтобы понять, где находится. Это была не её гостевая спальня. — Вопросы? — при этом Хэйл совершенно точно не собирался откладывать книгу. Спрашивать у оборотная, почему она находится в его комнате, не хотелось.  — Что это был за альфа? — Мартин всё ещё в разодранном платье. И из него хочется выбраться поскорее, только вот не при Питере же это делать! Она садится на кровати и отбрасывает одеяло в сторону. То почти падает на пол; Питер морщится, но никак не комментирует.  — Он труп. Не думай об этом, — его взгляд снова опускается в книгу. Мартин тихо фыркает, после чего, немного пошатываясь из стороны в сторону, добирается до ванной. Ей снова нужно привести себя в порядок. Питер со своими ответами может подождать. Впрочем, когда Лидия возвращается обратно, нагло нацепив на себя халат оборотня, потому что ничего больше найти не удалось, Хэйл проходится по ней оценивающим взглядом с ног до головы. Наверное, вид ему нравится. Наверняка собственная вещь на чужом теле должна смотреться не хуже родного флага на захваченной вражеской территории.  — А почему он труп? — Мартин думает, что им всё-таки нужно кое в чём разобраться. Она устала бегать. Лидия хочет гармонии и покоя. Волчица хочет почти того же.  — Он пересек границы территории, — Хэйл взгляда от книги не отрывает.  — Ты появился раньше Дерека. Почему? — она дотошная, упрямая, невозможная. Вырывает книгу из чужих пальцев, разворачивает к себе, заламывает кончик страницы, делая импровизированную закладку, а после откладывает её на прикроватную тумбочку. — Почему, Хэйл?  — Лидия, ты же вроде самая умная из всех этих идиотов. Думаю, сама всё знаешь, — он смотрит на неё снизу-вверх, но всё равно волчица ясно ощущает чужое превосходство. Это бесит и восхищает одновременно. Хочется рычать от злости и скулить от всепоглощающей нежности. Рычать хочет, конечно же, человеческая половина.  — Скажи это, — Мартин будет настаивать до последнего. Впрочем, Питер такой же упрямый. Лидия знает наверняка, что, если Питер не захочет ей говорить, то не скажет даже под страхом смерти. Даже если она прямо сейчас начнёт пытать его электрошоком и аконитом. Хэйл сильный, крепкий и независимый. А ещё… господи, как же он одурительно пахнет. Мартин хочет сесть на него верхом, задрав полы халата, и вылизать его шею. Хочет дышать им, хочет всего его. И дело уже даже не в полнолунии. Это желание не только волчицы. Питер тяжело вздыхает, театрально закатывает глаза в притворном ужасе, а после иронично выгибает бровь. Впрочем, постановка длится недолго, потому что в следующую секунду он притягивает её к себе за бёдра. Через ткань халата Лидия чувствует когти, которые едва царапают нежную кожу. Дыхание у Мартин тут же сбивается, и глаза у неё снова меняют цвет; у Питера плещется голубизна в радужке. Ослепительно красиво.  — Ты моя волчица, Лидия, — Лидия давит в себе улыбку так долго, как может. Даже закусывает щеку изнутри, но сдерживаться всё равно тяжело, потому что эти слова согревают её изнутри. И что с того, что Питер говорит это только на уровне инстинктов? Что с того, что он никогда бы так не сделал, будь она всё ещё банши? Всё это не имеет никакого значения конкретно в этот момент. — Я никогда не делюсь тем, что принадлежит мне. Даже с чертовыми альфами, — он тянет её к себе за отворот халата, и Лидия нагибается. Поцелуй получается почти жёстким, требовательным и невозможно собственническим. Мартин нравится. Впрочем, куда больше ей нравится то, что она больше не мёрзнет.