Штопаный мир

Только когда жизнь смогла провисеть на волоске до ухода самой Смерти, а мир превратился в спокойный и размеренный карнавал, Азирафаэль очнулся от круговорота препятствий на его пути. Его лучший друг находился с ним в одном из лучших ресторанов Ритц, помещение было бело, как испуганная невеста пред алтарем, зато шампанское игриво подмигивало тысячей пузырьков из длинноногих бокалов. Когда принесли первое блюдо, ангел уже успел оживить свое чувство вкуса, которое боялся потерять за всеми стрессами, но ощущение некой недосказанности не смогло покинуть его. Встретившись взглядами с Кроули, светлое существо порывисто вздохнуло, дрогнуло, как при терпком глотке, а затем произнесло: - Ты должен быть на площади Беркли этой ночью, - пробормотал Азирафаэль, замечая, как его голос чуть повысился и едва не взвинтился, как у подростка. – Я должен сказать тебе кое-что. - Разве мы молчим сейчас? С чего такие рамки? – лениво протянул в ответ демон, вытягивая худые ноги под столом с белоснежной скатертью. – Ты можешь говорить сейчас, ангел. - Важна… важна атмосфера, - выкрутился из ситуации блондинистый служитель Господа, от легкой нервозности занимая себе рот горкой салата с серебряной вилки. – А ее может передать только площадь Беркли. - Как пожелаешь, - бывший приспешник Сатаны ласково уступил ненаглядному эфирному, мурлыкнув что-то еще в дополнение себе под нос. Его не занимала человеческая еда, даже если она выглядела лучше многих произведений искусства, по его мнению, но наблюдать за своей противоположностью доставляло не меньше удовольствия, чем нежиться в адском огне. Вроде привычно, а вроде так расслабляет… Стрелка часов метнулась вправо, будто надеялась убежать от работы после полуночи. Мужчина в светлом костюме торопливо поправил молочного оттенка бабочку, которая уже почти прилипла к его остальному повседневному наряду. Ветер замедлил свой ход, решив никуда не торопиться всю оставшуюся ночь, только приветливо погладил чужие волосы, намотав на призрачный палец пару кудряшек. Сердце забилось в два раза чаще, чем часы, которые монотонно клокотали в его кармане, используя иногда тонкую цепочку в качестве качелей. Время неторопливо ползло вместе с темными барашками облаков, ленясь ускорить шаг. Мысли были забиты необоснованными волнениями, легкими, как зефир, переживаниями, оседая гладкими камнями на дно озера души Азирафаэля. «Скажи, что ты думаешь, - старался надоумить сам себя ангел. – Отпусти мысли и позволь им течь в том направлении, которое нужное, которое зовет. Что сложного? Знакомы шесть тысяч лет, пережили Армагеддон, но не сможете преодолеть жалкий разговор?» «Он не жалкий! – буркнула какая-то часть в мужчине, из-за которой он вздрогнул и с усилием сглотнул. – Если все пойдет не по плану, то все может разрушиться.» Чужая холодная рука обхватила его плечо, стараясь вывести из пучины мыслей, которые проникали в голову и готовы были учинить разврат. Кроули склонился к небольшому ушку лучшего друга, коснулся его кончиком носа и прошептал: - О чем задумался, ангел? В миг все тело покрылось мурашками, будто стайка демонов пробежала по булавочной головке. Эфирный обернулся, встречаясь глазами с темными очками, за которыми при легком прищуре можно усмотреть истинные очи змия. Если судьба специально после «скатывания по наклонной» дала демону такую отличительную черту, то Азирафаэль премного благодарен ей за такое необычное украшение. - Я х-хотел поговорить, - вспыльчиво заявил ангел, сам устыдясь в тот же миг порывистости собственных заявлений. – Это касается тебя и меня. Нас. Кроули удивленно приподнял очки, затем и вовсе сложил их в узкий темный уголок кармана и замер. Теперь и лучший друг решил соединить их воедино? Луна только неодобрительно повернулась к ним светлым боком еще в самом начале разговора, да так, что каждый готов поклясться – она заворчала подобно старой деве из отеля на двенадцатой улице. - Что же тебе взбрело в голову, Азирафаэль? Отчего же так забилось сердце? Почему сейчас звезды при взгляде на них совершили вальс и вернулись на прежние места? Почему взгляд знакомого тысячелетиями демона так прожигает насквозь кожу как адский огонь? - Понимаешь, Кров… Кроули.

В ту ночь, когда мы встретились, В воздухе было волшебство. В Ритце были ангелы, И соловей пел на площади Беркли.

В голосе послышалась легкая дрожь, ветки деревьев удивленно заколыхались, словно поддерживали уже немолодого, но пылкого ангела. Азирафаэль сделал один шаг навстречу другу, каждый из них давался с трудом, казался тяжелым, как валун с американского каньона. Сердце сбежало в район пяток с начала разговора, но подпрыгнуло обратно, ужаленное яркой вспышкой одного чувства, в котором мужчина не мог себе признаться. И ангел, и демон были в недоумении, зачем сегодня сама площадь свела их, предварительно соблазнив на разговор в том милом белесом ресторанчике с множеством светильников-свечей, которые не могли померкнуть при первом вздохе.

Возможно, я прав, я могу ошибаться, Но я готов поклясться. Что, когда ты повернулся и улыбнулся мне, Соловей пел на площади Беркли.

Демон попытался объять взглядом как можно большую площадь милого сквера, уцепился зрачками-ниточками за ближайшее дерево, которое раскинуло кроны как рыболовные сети. Тонкие пальцы обвили чужое пухловатое, но мягкое запястье, Кроули потянул ангела на себя, заставляя пробежать за ним пару метров до спасительного островка, где и заливался теперь маленький соловей. Птица окутала их сердца светлыми нитями баллады, закрыла от темной неясной полночи и продолжила щебетать. Оба удивленно переглянулись, но затем расплылись в неловкой улыбке друг для друга. Осталось только опуститься на мягкую траву, покрытую радостными слезами природы – росой – и убедиться, что весь мир замер, слушая проповедь светлого ангела.

Луна, которая задержалась над лондонским городом, Весьма озадаченная луна. Он нахмурился. Как Он мог знать, что мы двое были так влюблены? Весь штопаный мир казался перевернутым.

Слова давались с таким трудом для сказания, но лились водопадом из уст Азирафаэля, который так моляще всматривался в глаза Кроули, надеясь не увидеть там искаженного и плохо спрятанного раздражения. Но рыжеволосый демон слушал, его длинная паучья рука прикоснулась тонкими пальцами-лапками к мягкой щеке, которая окрасилась тут же в пунцовый цвет. Все внутри так дрогнуло, земля должна была уйти из-под ног, они бы провалились в самую гущу ада, где их на части бы разорвали приспешники Сатаны, но трава спокойно колыхалась под дуновением ветра и оставалась на месте. Внутри тела подскакивало сердце, играя в «зайчиков» с душой, но как можно было укорить их в этот момент, когда сам находишься на пределе?

Улицы города были проложены звездами, Это было такое романтическое дело, И, когда мы целовались и говорили спокойной ночи, Соловей пел на площади Беркли.

Признаться, это был единственный поцелуй в их жизни, о котором упомянул Азирафаэль в своей исповеди. В ту ночь, когда их ждала смертная казнь, они впервые за шесть тысяч лет переночевали вместе, со страхом ложась в одну кровать и не деля ее на две равные части. Общий маленький и теплый островок дал двоим раскрыть свой порыв отчаяния, вознесшийся до небес и рухнувший в чертоги адского котла. Кроули навсегда запомнил, как его ангел, глотая внутри себя жаркие слезы боли, вновь сказал ему «придумай что-нибудь, иначе мы с тобой больше не поговорим», глядя светлым, но помутненным взглядом. Его низковатый голос тогда сорвался на высокие полутона, окрашиваясь минорными звучаниями, а демон, желая укротить его страдания, долго держал его лицо в ладонях, слыша, как в груди их сердца воедино опускались все ниже и ниже, убегая от последствий. Их эра отчаяния была столь сильной и громоздкой, что Кроули впервые приник к мягким, соленым от первых капель слез, губам, желая забрать каждую частичку страданий лучшего друга. На себе он до сих пор ощущал ватность чужого тела, которое так трепетно пыталось больше окунуться в него и забыться в нежности, накрывшей их не слабее страданий. Можно ли предположить, что счастье между ними возможно?

Я все еще помню, как ты улыбнулся и сказал: Это был сон или правда?

Ангел опустил взгляд на темные травяные роты под ногами, приглушенно выдохнул и зажмурился, осознавая, насколько интимный момент происходил в данный момент. Их души обнажились друг перед другом, как на причастии в церкви, только отверженные миром ангел и демон были честны теперь только друг перед другом. У них не было мечт, у них не было надежд, а только призрачный момент слияния воедино, когда грань светлых и темных перьев стерлась и опала, как последние листья клена в ноябре. Кажется, все пропало. Но не к лучшему ли это?

Соловей пел на площади Беркли. Я знаю, потому что я был там, той ночью на площади Беркли.

- И что это может означать? – решился спросить рыжеволосый мужчина, взяв ангела за руку. Тот краснел, но не порывался сбежать, а только тихо прошептал: - Что ростки любви в наших сердцах принадлежат друг другу. - Почему нельзя сказать проще? Я люблю тебя, ангел. Кроули, подобно змее, обвил свободной рукой талию кудрявого мужчины, который нерешительно придвинулся ближе, глотнул ртом холодного ночного воздуха и замер в ожидании неизвестности. По лицу демона скользнула терпкая усмешка, которая заменилась серьезностью, ведь оба снова поцеловались, слыша, как в их голове взорвался очередной фейерверк влюбленности. - Я люблю тебя, Кроули.