Мысли материальны

— Не, ну, в принципе, я рано ложусь, — пробурчал Поттер, выслушав получасовую лекцию о вреде недосыпа и влиянии его на ЦНС, сердечно-сосудистую систему и весь организм в целом. — Ага, рано утром, — Драко вновь завелся, уже набирая дыхание для нового круга чтения моралей. — Ну я же не виноват, что ты хочешь ребенка, а я только домой приползаю к полуночи! — это было роковой ошибкой. — То есть только я хочу, да? Нет, ну ты, конечно, молодец, Герой, Мордред тебя дери! Я хочу ребенка, я, что игрушку у тебя прошу или хочу спасти наш одному Мерлину, кажется, сдавшийся брак! Чем я только думал, скажи мне, хотя, конечно, меня понять можно, сам Избранный руку и сердце предложил, клялся в вечной любви из самого детства, а знаешь, что на самом деле вышло? А. Поттер? А вышло то, что тебе от меня нужен только секс, жрачка вовремя и, чтобы светил своим личиком перед прессой, распевая, какой ты прекрасный супруг! А не пойти бы тебе к Мордреду, Поттер, а? — Малфой рванул к камину, уже перед самым исчезновением крикнув, — Не пиши даже, я камин закрою, Скорпиуса сам выращу, драный ты флоббер-червь! Из камина в итоге они выпали вместе, Гарри прижимал Драко к себе, слепо щуря глаза. — Так у нас получилось? — У меня, а ты иди дальше работать, видеть тебя не хочу! У сына будет моя фамилия, не могу больше тебя терпеть, десять лет терпел, одиннадцать терпел, двенадцать не собираюсь. Не хочу знать тебя, даже вспоминать не буду, давай, ползи к своим Уизли, мелкая как раз счастлива будет, что ты одумался, — Малфой, не жалея сил бил его в грудь, стискивая зубы. — Терпел, ну что ж, не велика цена за снятие всех обвинений с вашей семьи, — Малфой отвел глаза, останавливая взгляд на скульптуре Нимфы, усмехнувшись про себя, он подумал, что хотел бы, чтобы Гарри так же замолчал.- Ничего, больше тебе меня терпеть не придется. — Поттер поднялся, окидывая Драко взглядом, полным брезгливости. Кажется, его просто напросто использовали, чтобы выбелить имя. Он поднял подбородок, собираясь уходить, на глазах холодея, превращаясь в красивую статую. Гордую, прекрасную, сильную, выточенную целиком из мрамора. — Гарри…? — Драко смотрел, как от ступней до вихров волос все становится камнем. — Гарри! — прижался к уже ледяной груди. — Прости… Прости, любовь моя, — Малфой не замечал текущих из глаз, струящихся по скулам слез. — Я не использовал тебя, клянусь, я… Я вспылил, люблю тебя, Гарри, люблю, — но Поттер лишь смотрел куда-то на пол, пренебрежительно словно там лежала тушка мертвого лысого книззла. Нарцисса сидела в кресле-каталке, накрытая пледом перед изваянием Поттера, рассматривая его с непонятной Драко тоской, что-то шептала, касаясь мраморных полов аврорского сюртука. — Матушка… Я не знаю почему, — он держал руки на животе, поглаживая. — Потому что мысли материальны, сынок, — она вновь замолчала, как и несколько месяцев до этого молчала. Леди перестала говорить, в тот же день, как узнала, что Люциус скончался в тюрьме — повесился на брючном ремне, через неделю потеряла способность ходить, колдомедики лишь разводили руками, это не было ни проклятием, ни возрастным недугом. Лишь один сказал, что именно произошло: «иссякает магическое ядро» — и правда еще через месяц Нарцисса стала сквибом, навеки прикованным к инвалидному креслу. Но она все равно запретила Драко сидеть с ней, проговорила, что он молод и должен жить, свою молодость она потратила на ошибки, подлости, подставы… Малфой стоял, придерживая живот, ему уже не сегодня, завтра рожать. — Ну… Гарри, скоро сын родится, представляешь, ты уже девять месяцев, живешь с нами, — он обнял статую, поглаживая по спине, ведя по мышцам, не скрытым мантией. — Я скучаю по твоему трепу и по утренним сгоревшим блинам. Мне так тебя не хватает… Поттер силился хоть жестом, хоть вдохом показать, что он живой, что он не обелиск. Давно уже перестал злиться, еще в тот же день, когда Малфой бросился, извиняясь. Но не выходило, он все так же стоял, руки по швам, расправленные плечи, жестокий взгляд свысока. Драко держал на руках новорожденного сына, улыбаясь Поттеру. — Познакомься, — голос дрожал, слезы вновь были на глазах, от чего те были скорее голубые, нежели серые, похожие на тени на снегу в морозную погоду. — Его зовут Скорпиус Гиперион Поттер… У него твои глаза, колдовские… Смотреть, если честно, больно, твои-то… Ты сам мертв, это я тебя убил, — он, не стесняясь, рыдал в захлеб. Скорпиус с интересом рассматривал статую аврора, обнимая которую уснул опять выпивший отец. Юный Поттер лишь вздохнул, присев рядом. В свои неполные пять он не понимал, что это за человек, раз его изваяние стоит в доме, почему папа все время разговаривает с ним, называет любимым, за что-то сбивчиво извиняется и все время целует холодные щеки, губы, гладит по волосам. Скорпиус восхищался мастерством того, кто это сделал, выглядело так словно этот человек вот вот должен был развернуться и уйти. — Скорп… — Драко поднял голову. — Помнишь, ты спрашивал, кто это? — он коснулся пальцев скульптуры. — Это твой отец… — Он умер? Ты его любил… Сильно, — Поттер смотрел во все глаза. — Нет, не совсем, я… Мысли материальны, Скорп, запомни это, мы поссорились, я сорвался на него, посмотрел на одну из статуй… Пожелал, чтобы он так же молчал и… Он стал таким… — у мальчика задрожали плечи, он бросился в объятия Малфоя, одновременно утыкаясь носом в колени Поттера, плача, чуть подвывая. Никто из них не заметил, что у Гарри розовеют щеки, не заметили, как дрогнули его руки. Поттер неуверенно положил руки на плечи мужа и сына. — Я… Люблю вас…