Мрачная работёнка

      На площади перед храмом было большое оживление: кого-то сжигали. Полноватый священник в расшитой золотом рясе, проповедовал об опасности некоторых мыслей и слов. Толпа внимала с почтительным интересом на худощавых, измученных работой лицах. Эти люди хорошо знали, чем в действительности опасны некоторые мысли, особенно, если высказать их в слух, не заботясь о том, кто будет слушать.       Не сказать, что они многое понимали из речи ― священник уж больно сложно выражался, не стесняясь подмешивать в свою речь иностранные словечки и такие обороты как: «презумпция заведомой греховности», «покаяние at ignitum» или «милостью гнева opus dei».       Зато священника прекрасно понимал тот, кого недавно привязали к столбу и сейчас обкладывали охапками сухих веток. Этот молодой человек, ещё пару дней назад бодро певший о том, что никакого бога нет и в пьяном угаре пытавшийся разговаривать со стражниками на латыни, теперь взирал на происходящее вокруг со смутным осознанием, что из таких передряг живыми не выбираются.       Неожиданно священник остановился и поднял вверх пухленькую ручку, знаменуя самую важную часть мероприятия ― казнь.       ― Дочерью Его, Сыном, а также священным Кальмаром, благословляю сжечь еретика! Да отправится дух его в страну вечного ожидания в очереди!       В охапку веток полетел факел; вверх взмыло пламя, а время, которое до этого вполне прилично себя вело, неожиданно остановилось. Всё вокруг замерло, словно кто-то нажал на паузу: толпа, священник, даже огонь. Один только юноша оставался в нормальном состоянии.       Ему потребовалось несколько секунд, прежде чем он понял, что больше не привязан к столбу, да и пламя, столь грозное на вид, вообще не обжигает. Немного робко юноша сошёл с места своей казни, при этом махая руками перед лицами всех собравшихся.       Не то, чтобы он не верил в магию, в конце-концов, в том числе из-за увлечения оккультизмом его и собирались сжечь, но о таком не слышал никогда.       В этот момент ему в лицо подул холодный, неприятный, если это уместно сказать, мрачный ветерок. Проходя прямо сквозь людей, и, что хуже всего, ничуть этого не смущаясь, к юноше подошла невысокая девушка в балахоне неопределённого цвета. Из-под капюшона виднелось довольно миловидное личико с явным отпечатком скуки и тёмные короткие волосы. В одной руке она держала что-то вроде листка бумаги, только гораздо желтее обычного, а второй легонько постукивала себя по боку, словно набивая ритм. Ещё ниже виднелись две белоснежные пятки: незнакомка была абсолютно боса, что нисколько её не смущало, так как она «шла», паря в нескольких сантиметрах над мостовой.       Юноша, недолго думая, бросился к ней, восторженно размахивая руками.       ― Привет! Это я тебе обязан спасением? ― спросил он.       Девушка явно не поняла вопроса и захлопала глазами.       ― Ну, знаешь, меня тут собирались сжечь… ― юноша, не глядя, махнул рукой себе за спину.       Незнакомка посмотрела, куда он указывал, задержав взгляд на пару секунд больше, чем требовалось, а затем покачала головой.       Понимая, что что-то здесь не так, парень обернулся и сам внимательно посмотрел на место казни. Оно ему запомнилось иначе: веток было больше, пламя ярче, да и скукожившиеся чёрная фигурка, прикованная к столбу, больше нравилась ему, пока была живой.       ― Оу, ― только и смог сказать он и повалился на землю.       Впрочем, обморок не удался, то ли настроения не было, то ли падать всего перед одним зрителем, который к тому же явно скучал, было как-то недостаточно артистично.       ― Так ты Смерть? ― осторожно спросил юноша, присматриваясь к девушке.       Если его предположение было верным, то у таких «Смертей» при жизни он пользовался завидной популярностью. Пара песен, скромная улыбочка, приглашение выпить несколько бокальчиков чего-нибудь полусладкого, и ночь удалась.       ― Нет, ― очень тихо ответила девушка безразличным голосом, глядя ему в глаза и наклоняя голову на бок, словно разглядывала нечто слегка забавное, но в целом неприятное.       ― Э-э-э, тогда я не очень понимаю, что происходит, кто ты и…       ― Не смерть. Моя работа ― это помогать душам найти путь в «тот» мир.       ― Ты что-то вроде валькирии? ― удивился юноша.       В его представлении девы щита одевались иначе. Тут было два варианта: или меньше одежды, или значительно больше металла.       Девушку сравнение явно позабавило, и, судя по проскочившей улыбке, она слышала его не в первый раз.       ― Я предпочитаю имя Карен, ― представилась проводник. ― Пойдём?       ― Куда? ― осторожно спросил парень, смутно подозревая, что играть сейчас в дурака вполне себе выход.       ― А куда бы ты хотел? Какое-то место или воспоминание?       ― Так разве можно?       ― Ну, ты же тут покойник, вот и заказывай. Слышал выражение «пронеслась вся жизнь перед глазами»? Вот это примерно оно.       По мере разговора девушка постепенно оживала, переходя из состояния полного безразличия, к очень деловому, можно сказать профессиональному тону.       ― Я думал, это происходит перед смертью, а не после… ― заметил юноша и хотел ещё что-то сказать, но его прервали.       ― Тут очень тонкая грань… ты что-то хочешь спросить?       ― Да. А почему я не могу вспомнить свою смерть? ― почесав затылок, спросил парень, оглянувшись на свой труп. ― Ну, знаешь, это не то событие, которое можно забыть…       Неожиданно его пронзила острая жгучая боль. Его словно выворачивало наизнанку, кожа пузырилась и сползала, но хуже всего был запах…       ― Хватит… ― прохрипел юноша.       ― Вот поэтому обычно никто не помнит момент своей смерти, ― менторским тоном сказала Карен.       Не совсем уверенный в том, нужно ли это, парень отдышался и лишь затем уточнил:       ― Я могу выбрать любое воспоминание и заново его переживу?       Девушка кивнула.       ― Тогда, пожалуйста, хотелось бы увидеть всю мою жизнь от начала до кон…       Парень ожидал, что его история просто пронесётся у него перед носом в один момент, но вместо этого он оказался в каком-то тёмном помещении. На кровати, широко расставив ноги, лежала женщина, вокруг неё хлопотала какая-то бабка в белых одеждах.       ― Да ты издеваешься! ― воскликнул юноша, но рядом никого не было ― Карен исчезла.

***

      Как выяснил на своём опыте горе-покойник, первые дни жизни младенца ― вещь невероятно скучная. Хуже всего было то, что он не мог от него (а точнее сам от себя) удалиться больше чем на пару метров ― стоило это сделать, как его силой притягивало обратно. Зато за это время он вдоволь узнал о том, что роды ― далеко не самая приятная процедура, особенно, когда главное действующее лицо ― твоя собственная мать.       Не выдержав смотреть на очередное кормление грудью, парень в отчаянии воскликнул:       ― Я понял, сдаюсь!       ― Так быстро? ― поинтересовалась Карен, возникая из ниоткуда с чашкой какого-то дымящегося напитка в руке. ― А как же на жизнь посмотреть? Впереди самое интересное, особенно финал, ― она подмигнула, ― просто огонь!       ― Я думал ты такая холодная и отстранённая! Профессионал своего дела, все дела!       ― Все мы до первой чашки кофе холодные и отстранённые, ― философски заметила девушка, делая глоток. ― Мы идём или посмотрим на то, как тебя вырвет?       ― Я тут подумал, ― начал юноша и замолк, ожидая какой-то колкости, но Карен терпеливо ждала продолжения, ― хотелось бы увидеть свой выпускной…       Локация вокруг мгновенно изменилась. Внутренний двор академии, в котором проходил выпускной именно таким ему и запомнился. Высокие деревья, ещё более высокие готические шпили, за которыми садилось солнце, и множество вчерашних студентов, а ныне бакалавров каких-то мутных наук. Будущие светочи просвещения в данный момент занимались тем, что успешно глушили интеллект алкоголем и дешёвыми закусками, готовясь перейти в куда более весёлое состояние.       Пока юноша оглядывался по сторонам и всматривался в знакомые лица, Карен подошла к одному из столов, деловито принявшись перебирать кексы, словно ища какой-то особенный. А вот когда он попытался сделать примерно то же самое, только с бокалом вина, его рука прошла насквозь.       ― Фы уфе туфт пфоел, ― жуя кекс, невнятно сказала девушка       Вдобавок она, словно издеваясь, ещё и кивнула на табличку по центру стола, гласившую: «Еда только для живых! Призракам, полтергейстам, и прочим нематериальным сущностям ― идите нафиг!». Почерк был каким-то подозрительно знакомым, и юноше показалось, что табличка либо его рук дело, либо, во всяком случае, создавалась при его активном участии.       Не отчаиваясь, он пошёл обследовать происходящее дальше, предаваясь воспоминаниям. Было это как-то странно и немного неуютно ― смотреть за всем происходившим со стороны, да ещё и с грузом прожитых лет.       Вокруг было столько людей, с которыми он оказывался в самых разных передрягах, прошёл огонь, воду и медные трубы, его товарищи и братья… которые спустя пару месяцев после выпуска разбежались кто куда, полностью забыв про прошедшее.       ― Я выпускной по-другому запомнил, ― признался юноша через полчаса блужданий. ― Сейчас всё совсем иначе воспринимается.       ― Странно если было бы не так, ― заметила Карен, снова поглядывая в сторону кексов. ― Тогда все здесь были твоими друзьями и знакомыми, а сейчас это в лучшем случае люди, с которыми ты иногда здороваешься при встрече. Зато ты можешь подметить множество новых деталей!       ― Например?       ― Пока ты заполняешь внутреннюю пустоту дешёвым вином и травишь бородатые анекдоты, твоя девушка, с который ты расстанешься через два месяца, заигрывает вон с тем качком. Через двадцать минут они исчезнут где-то на полчаса, а потом оставшийся вечер будут постоянно поправлять одежду…       Юноша отошёл на пару минут, чтобы убедиться в том, что сказанное верно. Вернувшись, он спросил:       ― Ты знаешь судьбы всех, кто здесь был?       ― Да, ― коротко ответила Карен и со вздохом уточнила, ― теперь мне придётся их все перечислить?       Парень запнулся, так как именно это он и собирался попросить. Чуть подумав, он ткнул в одного из своих однокурсников, с которым вечно был не в ладах.       ― Этот, что с ним, где он?       ― На момент твоей смерти работает в городской канцелярии с бумагами. Поглядывает на жену своего начальника, а та и не против. Потом он будет сильно из-за этого жалеть, но недолго.       ― Ты и его уже забрала?       ― Я никого не забираю, ― раздражённо напомнила девушка, ― только помогаю найти путь. И нет, с ним работала не я. Ты, кстати, особо не гордись ― он пережил тебя на добрый пяток лет.       Юноша помотал головой из стороны в сторону, выкидывая лишние мысли, и сказал:       ― Наверное, мне не стоит задумываться над тем, как это работает.       ― Здравая мысль, ― согласилась Карен. ― Может, хочешь увидеть что-то ещё?       Чуть подумав, парень ответил:       ― Да, концерт… ― не успел он закончить, как оказался именно там, где хотел. ― Эй, читать мысли нечестно!       ― Я не читаю мысли, просто твоя жизнь для меня как открытая книга.       Юноша махнул рукой, не желая спорить, и направился ближе к сцене. И снова ощущение какой-то фальши не покидало его ни на секунду. Музыканты играли отвратительно, а люди вокруг, ранее казавшиеся весёлыми и задорными, оказывались всего-навсего сильно пьяными. Не выдержав и часа, он убежал обратно к Карен, которая, зевая, смотрела за концертом издали.       ― Отвратительно играют, ― заявил парень, подходя к девушке.       ― Так бывает, когда музыканты вместо подготовки напиваются перед концертом, ― скептически заметила она.       ― Ну, тогда я не удивлён, что эта группа развалится через пару месяцев.       ― Она развалятся в этот же день, когда в гримёрке после концерта не смогут поделить гонорар.       Не зная, о чём ещё поговорить, юноша отошёл в сторону и принялся размышлять над тем, что бы он ещё хотел увидеть. Вариантов было довольно много, но к своему ужасу парень уже и сам понял, что, сделав так, лишь подпортит свои воспоминания. Вместо этого он задал вопрос:       ― У всех так? Ну, когда на деле оказывается хуже, чем запомнилось…       ― Да. Разница в восприятии, ― Карен жалостливо на него посмотрела и добавила, ― это не важно. Важно то, как ты сам запомнил эти события, а не то, чем они были на самом деле.       ― Спасибо, что пытаешься утешить, ― искренне поблагодарил юноша.       Девушка бросила ещё один скептический взгляд в его сторону и спросила:       ― Может, ты хочешь ещё что-то увидеть? Родителей? Первую любовь? Конец света?       — И часто просят последнее? — заинтересованно спросил юноша.       — Гораздо чаще, чем следовало бы, — туманно ответила Карен. — Ещё частенько просят показать момент сотворения вселенной, искренне рассчитывая разглядеть в этом взрыве божественный замысел.       Больше ему ничего в голову не лезло, поэтому он махнул рукой и сдался:       ― Всё равно всё окажется плохо. Незачем тревожить это. Куда ты там собиралась меня вести?       ― На ту сторону.       Одно лёгкое движение руки, и они оказались на длинной дороге, пролегавшей меж двух залитых зеленью холмов. Высоко в небе ярко светило солнце, трава мерно раскачивались под небольшим ветром, стрекотали насекомые, а где-то далеко слышалось чириканье птиц.       ― Это и есть загробный мир? ― оглядываясь, спросил юноша.       ― Нет, это… «коридор» к нему. Выполнен в наиболее универсальном стиле ― так, чтобы нравиться почти всем, ― Карен указала рукой вперёд. ― Тебя интересует вон та невзрачная дверь.       ― И что за ней?       ― Мне-то откуда знать?       Юноша хмыкнул и неуверенно сделал пару шагов в сторону двери. Сомнения терзали его и не давали двигаться дальше. Вздохнув, он признался:       ― Не хочу умирать.       Карен пожала плечами и заметила:       ― Не принимай это близко к сердцу, но, по-моему, ты уже.       Парень сделал ещё несколько шагов и вновь остановился.       ― Что происходит с теми, кто отказывается идти? Они становится призраками?       ― Нет, ты уже прошёл эту стадию. Застрянешь у себя в воспоминаниях и постепенно растворишься. Так или иначе, но окажешься за дверью ― это вопрос времени.       ― А если я стану таким как ты? Валькирией? Ты ведь не знаешь, что за дверью, значит, не умирала…       Карен грустно усмехнулась и указала рукой себе за спину.       ― Тогда тебе вот в ту дверь.       ― Вот так просто? ― скептично уточнил юноша.       ― Ну, работа эта не из лёгких. Нам лишние руки никогда не повредят, ― ответила девушка. ― Поначалу будет тяжело, но потом освоишься.       Было что-то в её голосе неискреннее, какая-то скрытая издёвка. Юноше подумалось, что, возможно, Карен на самом деле не хочет, чтобы он выбрал этот вариант. Поэтому он уточнил:       ― Ты бы повторила свой выбор? Стала бы снова валькирией?       ― Да, ― ни секунды не сомневаясь ответила Карен.       Парень неуверенно развернулся и побрел ко «вторым» дверям. Вблизи они были неказистыми и простыми, настолько, что было даже как-то обидно. Прежде, чем открыть их, юноша заглянул за раму и обнаружил, что с тыльной стороны они ничем не отличаются. Потратив ещё некоторое время на исследование, он собирался коснуться ручки, но девушка остановила его, сказав:       ― Коснувшись, ты уже не сможешь передумать. Точно уверен в своём выборе? Вечный труд — это надолго, знаешь ли.       ― Ну, всё лучше, чем умереть! ― самодовольно воскликнул парень и решительно дёрнул дверь.       Та с лёгкостью открылась и буквально втянула его, в тот же момент захлопнувшись. Её контур стал таять, а затем она и вовсе исчезла, оставив после себя лишь висящую в воздухе, солидных размеров серебряную монету. Карен вздохнула и, забрав плату, отправилась дальше.       «Почему о том, что умирать ― это неприятно и навсегда, все они вспоминают уже перед вратами? Тут уже поздно что-то выбирать!» ― думала она, разглядывая монету.       Карен извлекла желтого цвета бумагу и, сверившись, коснулась её монетой. Свиток и оплата исчезли. С грустью подумав о второй кружке кофе, девушка двинулась дальше ― работа сама себя не сделает.