Держаться за руки

      К утру обычно приносят почту, чтоб Цзянь уже привыкал к работе, но в этот раз был листочек «срочно» без адресата на обороте. Но в этот раз всё пошло неверно, без кровожадных убийств и казней.       Ты знаешь, я тебе не соперник, хоть я с тобой не во всём согласен. Ты был мне другом, всегда хорошим, отличным даже (и даже слишком). Ни в чём ни капельки не похожи, когда-то маленькие мальчишки… Теперь мы двое ужасно взрослых, чертовски правильных, но законы у нас разнятся. Всё так непросто — дискуссии, ссоры и препоны. Тут можно долго тянуть резину. Твой день рождения будет завтра. Приеду вечером на машине.

Чжань Чжэнси

      «Что? Неужели? Правда?»       Так много времени пролетело… Он изменился. Насколько сильно? От нетерпения дрожь по телу и за спиной вырастают крылья. В преступном мире нет места дружбе, Чжань — не дурак и знаком с причиной того, что И — несомненно — хуже. К лицу уже приросла личина. ***       — Привет, — спокойно и равнодушно, во взгляде — лёд, голубой, холодный. Осталось что-нибудь от той дружбы? Увёл глаза, краем рта чуть дёрнул; звенят ключи в остро-длинных пальцах, и что-то ёкает между рёбер.       «Ты заслужил этих издевательств — собственноручно тогда угробил…»       Та ночь закончилась не скандалом — молчанием под закатным небом.       Конец во всём и всегда — начало.       — Ты веришь мне вот настолько слепо? А если я вдруг достану нож и?..       — Убьёшь? Ну если ты сам — не страшно, — смеётся Цзянь, но внутри тревожно. «СиСи, конечно, такой милашка, но мало ли, что диктуют свыше, — усмешка горькая, — я-то в курсе».       — Куда мы едем?       — Где не услышат.       — Сурово. Господи, ну не хмурься! Сегодня праздничек, жду подарка… — ерошит бедному Чжэнси чёлку и со словами, мол, очень жарко, Цзянь И снимает с себя футболку. ***       Знакомый вид: и тропинка в горку, и остановка, и магазинчик, и пот от солнца — противно, мокро, — и Чжэнси, сверхмолчалив и взвинчен, и возбуждение (от сюрприза!), сгустившийся постепенно сумрак, прикосновения, взгляды, близость…       Сейчас — не так.       «Чтобы я ни думал, ничто не будет уже как прежде. Мне нет доверия никакого, мечтами сколько себя не теши».       — Смотреть — нельзя. Разрешаю трогать, — СиСи уводит глаза послушно, но трогать не начинает. Жалко.       — Цзянь И, забыл, мы с тобой не дружим?       — Никто не звал тебя из-под палки. ***       Перед глазами огни рекламных экранов, фар, фонарей и окон. Сидят на длинном гранитном камне, Чжань задевает бедром и боком, непроизвольно, неспециально, но оттого и ценней. Под ними горят янтарные магистрали.        Ладонь СиСи обжигает спину: лопатки — каждую — вверх, до шеи, взъерошив волосы и пригладив…        — Я — идиот.        — Это ты умеешь, — улыбка Чжэнси, — прощаю, ладно.       И от улыбки, такой знакомой, открытой, честной и — вот бы! — нежной, у Цзяня разум плывёт в истоме: сорвать б ненужную им одежду, зацеловать миллиметры тела неторопливо и осторожно и довести его до предела, касаясь разгорячённой кожи, расслабить мышцы спины — массажем; лица — губами...       Цзянь сводит челюсть. Отец, Чжань Чжэнси — что правда важно? Оспорить правила — глупость? Смелость?       Вдали мигалки, сирена воет, цветными искрами брызжет город, сверкают звёзды на небосводе, вокруг — кромешная тьма и холод.       Держаться за руки.       Ждать восхода.