Топот кошачьих ног

-У тебя просто восхитительные глаза. В них столько нежности, столько любви. Они сияют ярче всех звёзд в этом мире. Я ни у кого не видел таких прекрасных глаз. - произнес светловолосый мужчина, глядя в зеркало, что висело у его кровати, в комнатушке, которую он снимал в трактире Солитьюда. -А твои волосы.. такие шелковистые, такие мягкие. - он провел рукой по своей шевелюре, стянутой в тугой и элегантный конский хвост. -Очаровашка. - мужчина подмигнул себе и наконец-то отошёл от зеркала. Кто знает, сколько времени он провел возле него. Откуда-то сверху послышался топот чьих-то ног. Ужасный, громкий топот, что сотрясал потолок. Пробеги этот кто-то ещё пару кругов над головой бедного норда, он обязательно рухнул бы ему на голову. Раздавил бы его прекрасное тело, и при осмотре обломков его бы нашли всего поломанного, некрасивого. Что может быть ужаснее? -Пресвятые канарейки, как долго я должен тебя ждать?! - дверь с грохотом отворилась, и в комнату чуть ли не влетел, но скорее вполз, один его давний знакомый, с которым он должен был встретиться двадцать минут назад внизу. -Я уже собирался выходить. - белокурый мужчина улыбнулся вошедшему, и казалось, что его улыбка сейчас засверкает. -Удивляюсь, - букву "с" он произносил с неким шипением, - как от тебя ещё не ушла твоя милая жёнушка. - на морде, или, возможно, лице, аргонианина появилась ухмылка. -Невозможно бросить столь совершенного человека. На этой ноте норд наконец-то соизволил покинуть свою комнату. Следом за ним вышел и его друг. Они спустились на первый этаж и присели за стол, который давно уже был занят ящером. Если быть точнее, он согнал какого-то слишком уступчивого орка, просто потому что ему нравилось это место. Через пару минут им принесли по кружке эля, и они начали обсуждать то, зачем вообще здесь собрались. -Киса, киса, киса. - это орк, тот самый, которого согнали с его местечка, звал какого-то котика к себе. Он заказал много еды, и теперь жаждал поделиться им с домашним питомцем. - Иди ко мне. Сверху снова послышался топот и в этот раз он приближался. Некоторым посетителям показалось, что потолок ходит ходуном, а какому-то счастливчику даже щепки в суп упали. Потом топот перешёл на лестницу. И в помещение вбежал возмущенный, не в меру упитанный рыжий каджит, с розовым бантиком на шее. Он остановился в проёме, еле протискиваясь в него, и сердито посмотрел на звавшего его орка. -Мне кажется, я миллиарды раз просил не звать меня "кисой". - еле передвигая лапами, он подошел к угловому столику, за которым сидел его товарищ. -Я тебе покушать купил. - орк заулыбался так, что окружающим мерещились цветочки вокруг его лица. Представитель кошачьих осмотрел своё круглое тельце, которое было очень трудно втиснуть в штаны по утрам, взглянул на свои пухлые ручонки, которыми было очень трудно брать оружие, и перевёл взгляд на еду. Орк ведь купил не абы что, а только его самые любимые вкусности. А сколько на столе было сладких рулетов, которые все так любили. -Тебе что-то не нравится? - грустноватым голосом спросил орк. Его огорчало то, что его самый любимый каджит не притрагивался к еде. Когда-то давно он спас его, бедного, измученного и голодного. Нашёл где-то на опушке леса почти без сознания, в каких-то оборванных тряпках, всего грязного. Закинув каджита на плечо, орк отнес его в трактир, где на тот момент снимал комнату, кормил с ложечки, когда надо было. И самому себе поклялся, что теперь этот милый кот никогда не будет голодать. В ответ на его вопрос каджит отрицательно покачал головой и сел за стол. Уж что что, а поесть он любил. Орка так обрадовало сиё действие, что он на радостях заказал всем выпивку. -Мне двойную! - крикнул аргонианин, который около получаса назад согнал его с места, но орк не возражал. -Это вообще нормально? - спросил норд, намекая на доброту существа, которых все привыкли считать злыми. -Ты себя вообще видел? - вопросом на вопрос ответил тот. Но мужчина не понял, на что намекнул его друг. И все после этого стали какими-то радостными. Конечно, ведь кто будет грустить, когда есть что-то халявное. И только один данмер сидел в своем самом тёмном углу и не радовался, а тихонько называл всех плебеями.