Пытка

«Еще немного...» Мужчина спокоен и холоден, как будто он просто отдает приказание слуге. Тот повинуется, поворачивает колесо. И я чувствую, как разрываются суставы. Нет — я еще жив. Все еще! Я бы хотел, чтобы этот раз стал последним. Но палач хорошо знает свое дело. Я до сих пор не мертв, и произойдет это нескоро, не раньше, чем я сделаю ему небольшое одолжение и скажу все, что знаю. Он подходит ближе. В камере темно и я едва вижу его. Длинные черные волосы он носит распущенными, такого же цвета накидка и одежда. Я спрашиваю себя, был ли он таким, черноволосым, в Замысле Илуватара или это его новый облик. Если не приглядываться, он кажется эльфом. Однако при ближайшем рассмотрении видно, что это не так. Помимо всего прочего, он слишком жесток для эльфа. Никто из моего народа не мог бы причинить подобное зло сородичу. Убить — да, но пытать... Верьте мне, я знаю, какие страшные преступления совершали эльфы против собратьев, мой род особенно хорошо в этом разбирается, но эта пытка хуже всего, что когда-либо мог выдумать эльф. После тисков для пальцев, о которых я уже почти сожалею (всё познается в сравнении) и множества горящих ожогов, оставленных раскаленным железом, следует дыба. И это далеко не все, что он со мной сделал... Что-то я не сохранил в памяти, слишком темно в голове, чтобы помнить обо всем. Но раскаленное железо я помню. Железо, с помощью которого я сковал для него Кольца... Я чувствую на коже его огонь. И вот он стоит, тот, кто все это творил со мной, кого я считал советчиком и другом. Как я был глуп. «Знаешь, ты можешь это прекратить», - спокойно говорит он и рассматривает меня глубокими, ясными глазами. Они черны, как ночь. Я стону от боли. Как я должен отвечать, если мое тело растягивают, как сырое тесто? Я больше не могу. Хотел бы я, чтобы существовал способ прекратить все это. Чтобы не пришлось выносить эту боль. «Довольно!» Палач возвращает на место колесо и скрывается в углу пыточной. Его господин осознал проблему. Теперь я, вероятно, еще в состоянии говорить. Я бы желал, чтобы это было не так, лишь бы не впасть в искушение. Он подходит еще ближе. «Ты знаешь, что нужно сделать, Среброрукий», - говорит он едва слышно, - «Ты должен назвать три имени, три коротких слова - и твои страдания прекратятся...» «И тогда ты убьешь меня, как тех троих?» Саурон серьезно смотрит мне в глаза. «Разве ты не этого хотел?» Из моего рта вырывается рычащий крик, словно у животного. «Я всегда хотел только жить!», - и мой голос подобен раскатам грома. «Жизнь кипела во мне, как пылающий пламень. Я никогда не желал смерти». Он говорит тихо, шёпотом: «Но теперь она стала желанной, не так ли? Хочешь, чтобы я это прекратил? Отправил тебя в милосердное забвение, к твоему отцу?» Отец... Отец, прости меня! Раньше я ненавидел тебя, не желал понимать, что ты делал, не мог понять, что тобою двигало, почему ты стал таким. Я тебя презирал, отрекся от тебя и от своего рода, не желал быть феанорингом, будучи им по рождению. Потом я встретил Элронда, который пережил нечто подобное, и мне стало проще принимать свое происхождение. Теперь я хотел бы еще раз увидеть тебя, попросить прощения за то, что подвел тебя. Но сейчас, когда мы и так непременно увидимся, это уже не так важно. «Я не хочу делать этого», - говорит мне Темный, - «всё это мне так же отвратительно, как и тебе. Но это необходимо. Почему бы тебе просто не протянуть мне руку, старый друг, почему бы не стать моим союзником? Ведь мы могли бы забыть всё, что здесь происходит...» Какая извращенная ложь... «Не смей звать меня другом!» - шиплю я сквозь зубы, хрипя и задыхаясь. От величайшего из мастеров Средиземья ничего не осталось. Я чувствую, как жизнь выходит из меня, просачивается по капле из темного подвала в яркий дневной свет, который – и это я понимаю со всей ясностью – мне уже никогда не увидеть. «Ты – предатель, ты...» - и это слово, которым я называю его прямо в лицо, явно ему не нравится. Он забыл, верно, что он говорит с одним из феанорингов, а воздержанность на язык никогда не была в числе наших добродетелей. Лицо Саурона искажает ярость. «Грязный маленький последыш, тварь Эру... Как ты смеешь так называть меня, одного из Великих?» Да, теперь я вижу твоё истинное лицо! А то я уже спрашивал себя, где же тот, прежний, Саурон... Он приказывает подать ему меч – ржавый зазубренный клинок – и поднимает мою тунику. Я содрогаюсь. Что он собирается со мной делать? Обнаженная кожа напряжена так, словно, кажется, готова разорваться. Что он задумал? Саурон проводит клинком и вспарывает мне кожу на груди. Льётся кровь, и от боли я кричу. Он еще и еще раз рассекает кожу. Третий раз, четвертый... Эру, как больно... Тело горит... я не думал, что такая боль возможна. Саурон наносит еще одну рану. Я спрашиваю себя, почему моё тело еще не разрывается надвое... «Поворачивайте, - говорит Саурон, и его голос холоден. На его лице больше нет эмоций. Я никогда ничего не значил для него; единственное, что он чувствует – это отвращение. Но оно ничто по сравнению с тем, что испытываю я. «Ненависть» - слишком слабое слово. Никогда в жизни я не чувствовал так сильно своего сходства с дедом. ...Ненавидеть тебя, Моргот, до конца мира, даже если тебя нет больше среди живых. Колесо поворачивается... Что ж, Саурон, ты всегда умел подбирать приспешников. Твои подручные, кажется, разбираются в своем ремесле... Слова не способны описать боль. От темных стен эхом отражается крик. Огонь... я горю. Сгораю, как Феанор! . Нет, я еще живу, это боль сводит меня с ума. Эти безумные звенящие крики – нет, это не я... Я слышу их, но они чужды мне. Быть может, моя душа уже отделилась от тела? Бесплотная феа? Или я сошел с ума? «Отец...» - едва слышно произношу я. Будет это слово последним? Умрет ли князь Эрегиона с именем Куруфина, сына Феанора, на устах? И я снова вижу перед собой лицо. Саурон Темный, ужаснейший из всех сущих. Мне кажется, что я смотрю в лицо самому Морготу. «У тебя есть выбор, Среброрукий», – шепчет он, - «скажи, где спрятаны Три... Ну же, твоя семья никогда не отличалась такой высокой моралью. Вы же всегда были предателями...» «Нет», - выдыхаю я с яростью, - «единственные предатели – это вы: ты, перебежавший к Морготу, и он, предавший того, кто его создал». Я улыбаюсь, улыбаюсь, в самом деле! Перед лицом смерти, под пыткой – улыбаюсь... «Кроме того, тебе следует знать, Саурон – я не такой, как другие феаноринги! Слышишь? Я никогда не был таким, как они! И всё-таки я тысячу раз предпочту быть одним из них, чем одним из вас!» «Продолжайте!» Колесо поворачивается. Я никогда бы не подумал, что переживу это, но моё тело сильнее, чем мне казалось. Словно оно изо всех сил цепляется за жизнь, зная, что всё равно потеряет ее. «НЕТ!» - крик, мольба, слёзы не будут услышаны. Я один, он убил всех остальных – как тогда, когда он захватил Маэдроса, дядю. Темный взял меня в плен и приказал пытать. Но вот только меня никто не придет спасти. Лицо Саурона совсем рядом с моим, с его клинка капает моя кровь, и вдруг, с прозрением приближающейся смерти, я сознаю, что его лицо будет последним, что мне суждено увидеть. «Ты дурак, Келебримбор, сын Куруфина! Такой же дурак, как и все твои соплеменники!» Прости меня, мой Эрегион. Я хотел видеть тебя великим и цветущим, а привел к разрушению и гибели. Простите меня, Хранители шестнадцати Колец. Я предал вас. Я не мог иначе. Слишком сильна была боль. Вас постигнет судьба, подобная моей... Прости меня, Средиземье. Я навлек на тебя проклятье, это я отковал Кольца, и с ними – неизбежную гибель. Это моя вина. Прости меня, отец. За всё! Владычица Галадриэль, государь Гил-Галад... Родичи... Простите, что я не был сильнее. Но я не предал вас. Конец близок. Саурон чувствует это и впадает в ярость. «Прекратить!» – рычит он. Его лицо так близко, что я могу видеть в его глазах безымянное Зло, его сущность. «Быть может, смерть похитит тебя раньше, чем ты назовешь мне Трех Хранителей, но и того, что ты уже выдал – этого нам будет достаточно... Ты предал свой народ, Среброрукий, и с ним всё Средиземье!». Лжет ли он? Этого мне больше не разгадать... Жизнь покидает меня. Я исчезаю. «Нет» - шепчу я с последним вздохом. - «Я не предал их...». Я улыбаюсь, ощущая свободу и чувствую, как напуган этим Саурон. «Зло никогда не победит. Вам никогда не удастся взять верх. Да останусь я в вашей памяти как последний из дома Феанора, последний из тех, кто всегда противостоял вам и никогда не запятнал себя союзом!». Я улыбаюсь умиротворенно. «Ты слышишь, Саурон? Ты никогда не победишь. Когда-нибудь придет и тебе конец! И тогда твоя судьба будет страшнее моей! Ты никогда их не получишь...» Гримаса ярости на лице Саурона сменяется усмешкой. Я знаю, что наступил конец. Я закрываю глаза. Простите меня... Я умираю, чтобы вас спасти. Простите меня... И ничего потом.