цвета грозы

Проснувшись с утра после долгого, но светлого сна, Кроули понял, что впервые за последнее время, выпавшее на безумный Апокалипсис и разборки с начальством, у него было прекрасное настроение. Просто блистательное. Нет, не пели птички и не сияло солнышко — оставьте эту миленькую приторную хрень ангелам. Напротив, Кроули встретила дрянная погода за окном, слезившееся небо и темный пух в вышине. Ничего слишком-то необычного для Лондона начала осени; не дождило склизкими рыбинами, и Кроули уже готов был радоваться. И сам не мог бы объяснить, что его так воодушевило. Чувство свободы, должно быть. Абсолютное и пьянящее лучше всех вин, что они пробовали с Азирафаэлем, оно заставило Кроули деятельно метаться по квартире с самого утра. Он включил телевизор, с легким интересом послушал краткую сводку новостей, покачал головой, когда перешли к неутешительному прогнозу погоды. Махнул рукой на магнитолу, и квартиру наполнили громкие аккорды «Queen». Никаких демонских завываний. Никаких срочных вызовов в Ад. Он влетел в комнатушку, где буйным тропическим лесом раскинулись его растения, но тут же постарался придать своему лицу строгое и грозное выражение. Ликующая улыбка все равно прорывалась, что бы Кроули ни делал. Что есть свобода? Он, Падший (хоть и не любил презрительную терминологию), часто задавался этим вопросом. Выжить в Апокалипсисе, быть отправленным в долгосрочный отпуск. Просто жить. Наслаждаться, гулять по городу в компании Азирафаэля, точно с цепи сорвавшегося, решившего, видно, попробовать все на случай, если мир опять решит рухнуть. На всякий, так сказать. Благо, человечество теперь могло предоставить куда больше развлечений, чем в начале времен, когда в списке были только войны, пьянство и оргии. И — Дьявол сохрани — больше, чем трижды клятый четырнадцатый век. За тысячелетия люди изобрели кучу приятных мелочей, которые Кроули собирался пробовать следующие шесть тысяч лет жизни на Земле. Рявкнув на растения, приготовив себе кофе покрепче, без сахара, и Азирафаэлю — какао, Кроули лениво прикидывал, как скоро явится ангел. Азирафаэль обещался заглянуть в гости; Кроули настаивал и притворялся радушным хозяином: в конце концов, так несправедливо, что ангел ни разу не был у него, пока сам Кроули чуть ли не ежедневно объявлялся на пороге магазинчика во всем дьявольском величии. Возможно, поэтому посещаемость книжного резко подскочила. Время шло, потихоньку подползая к полудню, а ангел все не объявлялся, но Кроули как-то не беспокоился. Он отлично знал, что Азирафаэль мог запереться в подсобке с книжкой и просто потерять счет времени, уткнув нос в пыльные страницы. Не самая разумная трата времени, как по скромному мнению Кроули, но с милыми странностями ангела он давно смирился. Неожиданный звонок отвлек Кроули от ленивого просмотра какого-то ситкома и бессмысленного пребывания в интернете — этой жуткой клоаке, где проще простого обидеть и спровоцировать людей на эпичную в размахе ссору. Но Кроули такое быстро наскучило: он все-таки предпочитал личное общение и с удовольствием понаблюдал бы, как эти типы бросаются друг на друга с сжатыми кулаками и желанием расквасить собеседнику нос, а не как они сыплют гневными смайликами… Так вот, телефон надрывался громче, чем мог, он рыдал, заливался трелью, и Кроули мигом понял, что дело нешуточное, соскочил с дивана и кинулся к столу. Услышав надорванный голос ангела, он почувствовал странную смесь из облегчения, что Азирафаэль жив и не захвачен любой из сторон, и ужаса, потому что тот явно был не в порядке. В ухо Кроули полились путанные объяснения и рыдания. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что происходит. Трубка вывалилась из ослабшей руки; что-то кричал напоследок Азирафаэль. А он уставился прямо перед собой, на панораму Лондона сквозь идеально чистое стекло. А потом завыл. Азирафаэль пал. Очевидно, из-за него, иных вариантов нет. Из-за того, что враг всегда рядом, что поощряет неблагие дела, искушает его, ангела. Столько тысячелетий они общались в свое удовольствие, но стоило тем, Наверху, узнать, Азирафаэля не оставили без наказания. И кто бы назвал кару справедливой?.. Кроули испытывал странные чувства, самым ярким из которых было в одиночку пойти войной на Небеса. А там будь что будет. Одно потрясло его до глубины души: Азирафаэль отчего-то не подумал обвинять Кроули, он просил приехать, умолял о помощи, и это уничтожало Кроули. Он знал свою вину, но ангел освобождал от нее. Милосердно прощал. Кроули метнулся, хватаясь за голову, яростно рыча, шипя и воя, как сотня адских тварей, как голодный Цербер, только жрал он самого себя — изнутри. Вопль отдавался о глухие пустые стены, и Кроули казалось, что они стискивают его, давят, точно мраморный гроб, на грудину. Невыносимо тяжело — не вздохнуть… — Из-за тебя! — орал Кроули, ворвавшись в комнату с растениями; цветы в ужасе трепетали, пока он, заламывая руки, носился вокруг. — Гребаный Ад и все демоны его! Что ты натворил?! Поганишь все, к чему прикасаешься, да?! Он вернулся в комнату. Зазвенела расколотая чашка, по полу растеклась темная и липкая лужа кофе. Небольшая чашечка с какао застыла на самом краю, и Кроули не смог ее сбить следом, что-то внутри заныло, свело. Он рухнул на колени, не чувствуя боли, оперся ладонями на холодный, ледяной пол. Вцепился в волосы — полетели рыжие клочья. Что-то заставило его раскрыть крылья — все в Кроули хотело выдрать их из лопаток сейчас же — с корнем, своими руками, как делали многие демоны. Но остановился, громом пораженный, взглянув на перья. Вдруг подумал, что все еще спит. Рассмеялся — звук вышел странным, дребезжащим, немного истерическим. Схватился за собственное крыло, запустил в него пальцы, дернул, оставаясь с клочьями перьев в сжатом кулаке. Кроули все никак не мог подняться с колен. *** Чтобы домчаться до магазинчика, Кроули потребовалось не так много времени. Бентли буквально продиралась сквозь движение, летела на красный свет, и он чудом — об этом уже позаботился сам Кроули — разминулся с парочкой особо нерасторопных пешеходов: остальные резво отпрыгивали сами. На двери магазинчика его ждала красноречивая табличка «Закрыто», а на пороге переминался какой-то подозрительный типчик, в котором бабочка и очки в черепаховой оправе выдавали букиниста. — Мистер Кроули! — возрадовался мужичок, подпрыгивая на месте и взмахивая портфелем. — Вы не знаете, что?.. — Приболел! — гаркнул Кроули, поспешно огибая магазин, чтобы попасть к задней двери. Ему некогда было думать, чего хотел этот странный человек и откуда его знает, он торопился в каморку, что в задней части магазинчика и где они с Азирафаэлем частенько встречались за бутылкой чего-нибудь чрезвычайно алкогольного. Местечко знакомое, как дом. Но сегодня у Кроули не было ни единого шанса насладиться спокойствием тут. Тишина встретила Кроули, а еще тяжелый запах пыли и старых книг; он к ним привык, потому не стал задерживаться, а поспешил найти Азирафаэля и стал протискиваться между доверху забитыми полками, несколько неаккуратно, что те угрожающе качались и грозились просыпаться дождем из тяжелых томиков прямо ему на голову. — Азирафаэль! — зычно прокричал Кроули. — Ангел, ты куда делся? — Здесь… — тускло отозвались справа, и Кроули наконец-то нашел нужное направление в этом лабиринте; тихий голос ангела вел его лучше любого клубка от древнегреческой прелестницы. — Только не кричи так, будь добр, — укоризненно заявил Азирафаэль. Наконец они оказались нос к носу. Лицо ангела было несчастным, помятым и даже как будто посеревшим от ужаса. Он не знал, что делать, переставлял книги и совершенно паниковал. Сунув руку в карман, Кроули нащупал надерганные у себя перья и криво ухмыльнулся. Крылья у Азирафаэля были красивые. Самое красивое, что он видел со времен Эдема, — только они и остались в памяти, покореженной видами темного плесневелого Ада. Кроули мог бы подзабыть, что там были за деревья да зверье в Саду, крайне смутно припоминал светлый ручей, у которого они сидели, но вот крыло, заслонившее его от грозы, накрепко застыло в памяти. В его долгой жизни было много мерзостей, потому ангел всегда казался чем-то ценным, исключительным… — Покажи! — повелел Кроули, охваченный своим открытием, жадно глядящий на Азирафаэля. Тон его не терпел возражений; Азирафаэль повесил голову, вздохнул. Он видел, как ангел колеблется. Вспоминал ненароком себя после Падения; оно произошло так стремительно, что Кроули толком понять ничего не смог, как оказался среди дыма, серы и других, подобных ему. Зато он отлично помнил, как выл и катался по мертвой земле, когда увидел, во что превратились его чудесные воздушные крылья, которые Кроули всегда носил напоказ. Тогда он готов был выдирать все перья, хоть и знал, что прежними они уже не отрастут, проклинал все и вся… Кроули еще не видел, что стало с его сияющими янтарными глазами, теплыми, точно летний мед, с самым обычным круглым зрачком. Воспоминания прошлого отступили, стоило Азирафаэлю, бледному и несчастному, двинуть лопатками и накрепко зажмуриться, чтобы не видеть собственные крылья. Короткий смешок вырвался у Кроули — почти восхищенный, и Азирафаэль знакомо нахмурился; эта складочка между бровями появлялась всегда, когда Кроули делал что-то, по его словам, неприличное. Маховые перья почти доставали Кроули до носа. — Ангел, они не черные, — как можно спокойнее и мягче произнес он, но из горла вырвалось срывающееся, задушенное змеиное шипение — это душили его слезы, которые, конечно же, невозможно было рассмотреть за зеркальными и темными стеклами. — Погляди сам! Ты не пал, это… нечто другое. Новое. Потрясающе. Ангел мотал головой, не слыша его. Гроза — вот что Кроули видел перед собой. Насыщенная серость, переливающаяся, точно голубиное крыло, перетекающая то в серебро, то в асфальтную темень. Та самая, что ознаменовала уход совсем молодого и неопытного человечества из пышных кущ Эдема, та, что гремела в их первую встречу, которую Кроули не забыл бы ни за что. Глядя на трясущиеся крылья Азирафаэля, он распахнул рот от восхищения, он мог чувствовать свежий озоновый запах, слышать, как тяжелые капли мягко бьют по земле и грохочет гром. И не мог оторвать взгляд от тучного цвета перьев. Дрожащей рукой Кроули потянулся к его крылу, такому мягкому, ухоженному, широкому. Схватился, крепче, еще, чтобы поверить, что это — настоящее. Лишь тогда Азирафаэль смог открыть зажмуренные глаза (в уголках поблескивало) и вывернул голову. Не верил. Хлопал ресницами и никак не мог вымолвить слово. — Наша сторона, — шептал Кроули, точно одержимый, счастливо и недоверчиво. Впервые кто-то Свыше откликнулся на его слова, злые, ядовитые, которые он лил перед Апокалипсисом… — Наша, ангел, как же я не понял сразу. Нам не нужны ни Рай, ни Ад. К чертям их банальный символизм. Ни Свет, ни Тьма нам не судьи, и мы — не они. Вечно стоим посередине. — Кроули, что ты такое говоришь… — почти всхлипнув, пробормотал Азирафаэль. — Кроули, крылья! Очнувшись, он испуганно отшатнулся и разжал стиснутую руку, но в глазах ангела не было боли, как он побаивался, только мягкая укоризна. Азирафаэль еще не пришел в себя от шока, разевал рот, но никак не мог придумать, что сказать. — Нет, нет, это не Они, — шипел Кроули, нарезая вокруг него круги. — Это мы. Мы сами. Сами меняемся, потому что так хотим! Свобода, ангел… — Но мы не люди, — слабо вымолвил Азирафаэль. — Только у людей есть выбор, а мы подчиняемся предписанию. Божественный дар… — Когда, когда мы их слушались? — воскликнул Кроули, вдруг озаренный и окрыленный тоже — и так смешно было об этом думать, что его мучил неудержимый хохот. — Всегда шли наперекор, потому что игра по правилам ведет в божественное никуда. Если б мы были покорные солдаты, Апокалипсис бы просто разодрал этот мирок на атомы… — Адам справился бы, — робко заспорил Азирафаэль, точно ему жизненно необходимо было вставить хоть слово против. Кроули не хотелось портить момент и напоминать, что лично ангел пытался пристрелить мальчонку — то есть, конечно, Антихриста, Врага Рода Человеческого и так далее по списку — еще сотня титулов, теперь казавшихся довольно бессмысленными. — Адам тоже — все и ничто. Его воспитали человеком, а мы провели с ними тысячелетия! Шесть тысячелетий! Разве это ничего не значит?! Замолкнув, Кроули вытащил охапку своих перьев, вырванных в порыве отчаяния, протянул, но потом опомнился, стукнув себя по лбу с раздраженным шипением. И теперь чувствуя подсознательный стыд, Кроули смог развернуть свои крылья, которые прежде старался не показывать. Они соприкоснулись перьями, выстраивая стену, идущую вокруг, отрезающую от всего мира. Азирафаэль улыбнулся несмело. По-детски смущенно. А завороженный Кроули смотрел и не видел, где начинаются его крылья и заканчиваются — Азирафаэля. Не было больше того жуткого, режущего глаз контраста кипенно-белого и угольной сажи. Была одна сторона — общая. И до того это казалось правильным, что к Кроули вернулась та эйфория, окатившая его с утра. Протянув руки, Азирафаэль стянул с его носа очки, заставил Кроули изумленно заморгать. К счастью, в магазинчике было не так светло, царил таинственный полумрак, в котором они спрятались. — Они все те же, — сказал ангел без сожаления. — Признаться, я бы расстроился. Тебе очень идет желтый. — И мой потряс-сающий змеиный язык? — насмешливо уточнил Кроули, позволив себе улыбнуться и поддразнить Азирафаэля мелькнувшим раздвоенным кончиком. Ангел — все тот же, ничуть не изменившийся — смущенно отвел взгляд. И в себе Кроули не чувствовал никаких изменений, точно ничего не произошло. Все было правильно, так, как и должно быть. И чертовски прекрасно — свобода! Ненадолго Кроули задумался, не потому ли с утра ему было так легко и радостно, что все наконец-то стало на свои места, точно он был механизмом с одной выбитой шестеренкой, которая наконец-то пошла верно. — Подумать только, — пробурчал Азирафаэль, — мы бы и не узнали, если б сегодня я не решил проверить крылья. Ну, знаешь, я привожу их в порядок где-то раз в месяц, за ними нужен уход. Мы бы пошли в «Ритц», ни о чем не подозревая, а потом гуляли бы по ночному Лондону и были совершенно счастливы. — Не знаю, как ты, но я не собираюсь менять планы, — смело заявил Кроули, решив прыгнуть с обрыва сразу. — Разве ты расстроен? — Нет, — покачал головой ангел. Лицо его медленно приобретало краски. — Теперь, когда ты здесь, мне гораздо спокойнее. Думаю, это Ее замысел… — Наш-ш! — решительно прошипел Кроули, наклоняясь к нему. Сдавшись, Азирафаэль закивал. Они стояли так еще очень долго, ничего не говоря и наслаждаясь. Крылья пели, совсем новые, просящиеся на свободу, а они никак не могли оторвать взглядов от перьев насыщенного цвета грозы. В дверь магазинчика колотил настырный букинист в древних очках, но они и тогда не очнулись. — Кроули, — прошептал вдруг Азирафаэль, и лицо его осветилось сердечной радостью. — Но твои крылья… Теперь ты можешь взлететь? Ведь перья другие, не черные. То есть… я предположил… Показалось, пульс застучал куда быстрее, и сладостное предвкушение захлестнуло Кроули с головой. Небо. Небо, которого был лишен каждый Падший, теперь с новой силой манило его. И Кроули бы взмыл прямо тут, разметав книжные полки, но боялся справедливой кары от ангела.