Над Миненталем сгущались тучи

Огонь, вырывавшийся из огромной пасти, давал немало света, тела слишком огромные. Промахнуться сложно даже посредственному арбалетчику, а лучшему — невозможно. Огненные шары, которые бросал Мильтен, попадая в цель, разбивались на множество крохотных искр. Но крылатых тварей ничто не брало. Деревянные постройки во внешнем кольце сгорели. Благо их обитателей осталось немного — разошлись по шахтам. Замок же… Что ему станется, каменному? Со стен слышались крики. Пара ополченцев, сбитых огромными крыльями, свалились на землю. Исход схватки был ясен распалённому битвой Удару, укрывшемуся в одной из башен и оттуда из бойницы стрелявшем. Поэтому приказ лорда Гаронда не удивил. — Все в укрытие! — послышалось сквозь драконий рёв. Кому повезло, тот успел спрятаться в подземелье, некогда служившее тюрьмой. Кому не посчастливилось жить долго и, возможно, счастливо, теперь лежали в земле. Драконы улетели. Орик не отходил от Мильтена, вдвоём они шумно обсуждали произошедшее. Маг, само собой, строил догадки, откуда взялись драконы. Паладинов куда больше волновало, куда улетели драконы и где их логова, четверо их — ровно столько, сколько кружило над замком — или больше, об остальных пока ничего не известно. Добычу руды, однозначно, надо приостановить. Главное, чтобы лорд Гаронд не упирался, размышлял Удар, разглядывая шлем, что держал в руках. Тела павших в неравном бою рыцарей захоронили под крепостью. Много, ой как много могил. Много воткнутых в землю мечей с водружёнными на них шлемами, обозначавшими, что в этом месте лежит воин Инноса. — Если выберусь отсюда, лично сообщу твоей невесте, что не жить ей с тобой долго и счастливо. — Удар повесил шлем на рукоять меча. Ульрих, его соратник, любил свою белобрысую пухлогубую невесту. И было за что — хотя бы за огромные синие, как небо в ясный день, глаза. Или за… Пышная грудь и тонкая талия — вот за что завидовали Ульриху, а не его будущей жене. Удар поднялся с колен и отвернулся, когда вообразил искривлённые пухлые губы и слёзы в синих глазах. Женские рыдания он не любил. Отдав честь павшему соратнику, он направился к вратам. Сгоревшее внешнее кольцо, выжженная местность — всё мёртво вокруг. Ещё и небо словно драконы задымили — так много туч на нём, что солнечные лучи редко пробивались. Одна могила, вторая-третья… Кто-то рассчитывал жить долго и счастливо, но не достиг цели. Удар хотел жить всего лишь долго. Счастливо? Смотря с какой стороны на это посмотреть. Стать советником какого-нибудь военачальника? К этому он стремился, но высокое звание требовало безупречности во всём, не только в воинской службе. Дальше лорда Гаронда позорное пятно не расплылось. Но как знать, как тот поведёт себя? И не начнёт ли Орик болтать? Если оба будут молчать, Удару придётся поддержать собственное доброе имя, а для этого — жениться. Тенгрону — тоже. Жить будут долго, но счастье урывать кусочками. Орик и Парсиваль — именно такие семьянины, безупречные паладины с безупречной репутацией. У одного две дочки на выданье, у другого — почти взрослый сын. Удар прошёл через врата и, сухо осведомившись у первого встречного — Брутуса, ополченца из Хориниса, что нового, продолжил путь. Потому что тот вряд ли знал, что решил лорд Гаронд. Ноги сами понесли к залу Совета. Плевать, что туда никто не звал. На часах Сенрат, Удар пока свободен, поэтому мог свободно разгуливать по крепости. Охранявшие вход воины не воспрепятствовали, и он вошёл внутрь. И замер, услышав громкий возмущённый голос Парсиваля и спокойный — лорда Гаронда. Орика Удар не услышал, потому что тот молча таращился на него. Тот не участвовал в совете? Или совет закончился? Забрало поднято, под глазами мешки. За короткое время все очень устали, в том числе и советники, и сам лорд Гаронд. — Не вовремя ты, — сухо отозвался Орик в ответ на немой вопрос. — Понял. Хотел знать, что он решил: прекратить добычу руды или… — на чужой слух это обыденный деловой разговор. — Идём, если так хочется узнать. — Орик покосился на проходившего мимо мужчину в тряпье, в чьи обязанности входила готовка и какая-никакая, но уборка. Он направился по коридору, затем свернул к лестнице, что вела на второй этаж. Решил поговорить с глазу на глаз? Это на него не походило. Однако так и вышло: Орик отворил одну из дверей и пригласил войти. Это была нежилая комната, понял Удар, когда магическая звёздочка повисла над головой. Стены, причём голые, стол с золотой статуэткой Инноса на нём. Гаронд решил обустроить в этом месте молельню для себя и советников? — Гомез любил скабрёзные полотна, — зачем-то пояснил Орик. — Почти голые женщины, битва с гарпией… На второй названной картине не, казалось бы, должно быть ничего скабрёзного, но Удар подстрелил не одну гарпию — полуженщину-полуптицу, не носившую одежду, и знал, как выглядят эти твари. Видимо, полотна висели здесь. — Сожгли? — поддержал Удар бесполезный разговор. — Перенесли в другое место. — Орик пристально уставился отёкшими глазами. На далеко не юном лице… Сочувствие? Не осуждение, как в тот проклятый день, когда он застукал Удара и Тенгрона в одной из комнат, а грусть. — Перейду сразу к делу: лорд Гаронд послал гонцов к шахтам с приказом прекратить работу и возвращаться. Нерадостно он это произнёс. И поглядел отрешённо. — Спасибо, что не скрыл, — нарочито холодно ответил Удар, хотя внутри потеплело от доставшейся крупицы счастья. Лорд Гаронд благоразумен и не собирался ради руды терять воинов. — Ну, я пойду. Развернуться он не успел. — Разве я отпускал? — Орик был старше по званию, поэтому имел право решать, кому когда уходить. — Перейду к делу, о котором хотел поговорить. Удар напрягся и вскинул подбородок. Его сейчас будут, как мальчишку, отчитывать? — Знаю, что я поганый мужеложец, пятно на светлом имени воинов Инноса… — не удержался он и горько рассмеялся. — Не перебивай старшего по званию, — огрызнулся Орик. Он некоторое время смотрел прямо в глаза, после спокойно начал то, что хотел сказать: — Когда каждый день ходишь по земле, будто по остриям стрел, такие подробности перестают иметь значение. И ты, и Тенгрон — хорошие воины. Вот что главное. Удар бы почесал раззудевшийся подбородок, если бы был без перчаток. Орик пожалел, что донёс на него и Тенгрона? Опять злорадный — не смешок, но смех. Удар долго не мог остановиться. Насмеявшись, высказал, что наболело: — Понимаю, ты меня старше. Не знаю, как в твоей, а в моей юности опускали стукачей на самое дно. Теперь можно высказывать всё. Орик ничего не сделает, потому что вынужден дорожить каждым воином, особенно умелым. Драконы улетели. Они могли появиться в любой миг, он не мог этого не понимать. Главное, чтобы не появились сейчас, чтобы Тенгрон добрался живым и невредимым. Чтобы испытать, увидев обветренное смуглое лицо и заглянув серые глаза, пусть короткое, но такое огромное счастье — куда более сильное, чем долгое и размеренное, оттого — приедавшееся. — Знаешь, я даже не обижен на дерзость, — сквозь вздох произнёс Орик. — Потому что «стукачество», как ты выразился, порой самое верное решение. Если Тенгрон появится и я вас опять застукаю, всё повторится. Но не потому, что буду беречь доброе имя воинов Инноса, но потому что разозлюсь: мы в плачевном положении и должны всегда быть готовы вступить в бой, а не отвлекаться на то, без чего можно обойтись. Ясно одно: его не пронять. Орику не понять, что можно стать счастливым, всего лишь удостоверившись, что Тенгрон, у которого не было возможности спрятаться от палящего огненного дыхания где-нибудь в подземелье, выжил. — Сказал бы проще: «Завяжите концы на узлы и не смейте трахаться!» — съехидничал Удар. И на это, судя по выражению уставшего лица, Орик не обиделся. — Я стратег-офицер, а не грязный пьяный наёмник, — напомнил он. — Но рад, что ты меня понял. Теперь ступай. Удар развернулся и покинул «молельню». Крепкие двери, дубовые, не пропускали звуков. Слишком много шума внизу и, кажется, снаружи. Драконы вернулись? Удар спешно сбежал вниз и едва не столкнулся шлем к шлему с Парсивалем. — Ты что здесь ошиваешься?! — вскричал тот. — Быстро на стену и оборонять замок от орков ценой жизни, ну! Орки? Как? Откуда? Слишком много вопросов, которые некогда и некому задать. Вот что так сильно громыхало — опускали ворота, чтобы проклятые Белиаровы выродки не прорвались в крепость. Далёкий боевой клич далеко, многогратно усиленный эхом, дал понять, что орки настроены на бой, а не на мирный разговор. Удар спешно взбежал на стену и уставился вдаль. Много, ой как много орков — целое полчище! Двигались они со стороны леса. Прав был Парсиваль: все до одного деревья надо было вырубить, чтобы видеть, что творилось на стороне моря. Орки, очевидно, высадились именно там. Проклятые твари… Удар зарядил болт и вскинул арбалет на плечо, чтобы прибить хоть одну. Мельком он взглянул в небо: на пробившийся сквозь тучи — совсем как его крохотное, но такое яркое счастье — солнечный лучик.