***
Кристина сдержала свое обещание: ее походы в булочную вдвое сократились, а из продуктовой корзинки отныне извлекались исключительно простой ржаной хлеб и несладкие сухари. (Последние Эрик ожесточенно грыз в темных углах, втайне мечтая помириться со своей ученицей, но не желая делать первый шаг: впрочем, ничего нового.) Кристина же, казалось, ни капли не тяготилась той дистанцией, которую сама же между ними установила. Она была полна чувства собственного достоинства и демонстративного спокойствия, и Эрик мысленно заключил, что сердце у нее самое что ни на есть ледяное. Но самым огорчительным для Призрака стало отсутствие булочек. В доме действительно больше не оставалось ни одной, даже самой завалящей сдобы, и Эрику пришлось признать, что он слишком привык к выпечке и сладостям с подачи Кристины. Той самой Кристины, которая с ним теперь почти не разговаривала. Паршиво, с какой стороны ни посмотри! Однако Эрик не принадлежал к той категории людей, что легко признают свое поражение или свою неправоту. Поэтому он целыми днями сурово грыз пресные сухари, показательно читал самые мрачные книги из своей библиотеки и всячески делал вид, что ни булочки, ни Кристина ему даром не нужны. Это были самые скверные времена в его тяжелой жизни. И Эрику казалось, что им не будет конца.***
Однажды, бессонной и мрачной ночью, когда все сухари были съедены, Эрик почувствовал, что у него жутко пересохло в горле. Он отложил в сторону недочитанную книгу, накинул свой любимый черный халат и отправился на кухню, разумеется, не без причин ожидая, что она в это время суток будет пуста. Однако он ошибся в своем предположении: за кухонным столом восседала Кристина в ночной сорочке и шали. На столе перед ней лежало несколько аппетитнейших круассанов, и юная примадонна уплетала их за обе щеки, совершенно не замечая, что ее одиночество нарушено. - Кхм! - многозначительно сказал Эрик, облокотившись на стену. - Ой! - выдохнула девушка, положив очередной круассан обратно на тарелку. На кухне воцарилась напряженная тишина. Часы тикали громко и тревожно, а пламя одинокой свечи на столе колебалось от сквозняка. Наконец Кристине надоело молчать. Она поджала под себя босые ноги, поплотнее закуталась в шаль и чуть дрогнувшим голосом попросила: - Закройте, пожалуйста, дверь. Дует! - С той или с этой стороны? - ядовито уточнил Эрик, хрустнув пальцами. На губах Кристины расцвела лукавая улыбка. - Конечно, вы можете уйти... - нерешительно протянула она. - Но ведь я одна не смогу доесть все эти прекрасные круассаны! А к утру они обязательно зачерствеют, и их придется выбросить. Так что, возможно, для вас было бы разумнее присоединиться ко мне? Эрику показалось, что в полумраке глаза девушки блеснули наподобие кошачьих. Прикрыв кухонную дверь, он нахмурился, пробормотал себе под нос что-то сердитое, а потом сделал решительный шаг к столу и подхватил с тарелки самый большой и самый румяный круассан. - Я знала, что вам нравятся миндальные, - негромко заметила Кристина, пока Эрик поглощал свою ночную добычу. - А еще мне кажется, что теперь, когда вы похудели, вы можете больше не ограничивать себя таким жестоким образом. Призрак посмотрел на свою ученицу с глубокой благодарностью. - Давайте завтра вместе сходим в булочную! - предложил он, отводя взгляд в сторону. - Как скажете, Маэстро, - невинным тоном отозвалась Кристина. - А пока что мы могли бы заварить чай на двоих - все-таки есть всухомятку ужасно вредно! "И ссориться - тоже", - подумала она про себя, но произнести этого вслух не решилась. Все-таки, когда имеешь дело с Призраком Оперы, приходится учиться бытовой дипломатии. (И, если хорошо подумать, что такое музыка по сравнению с ней? Сущий пустяк!)