***
Их скромная небольшая обитель состоит из трёх комнат, с ремонтом, выполненным на совесть. В каких-то местах висят картины современных художников, а где-то стоят красивые фоторамки, где красуются счастливые лица двух обитателей этой квартиры. Дазай шумно вздыхает и проводит ладонью по своим волосам, вновь утыкаясь взглядом в надоедливую книжонку, но не по теме суицида. К сожалению, его любимую книгу закинули куда-то восвояси, а куда именно - известно лишь «демону». Потерев виски, а после почесав подушечками пальцев брови, он со вздохом снова берёт луковицу и подносит к тёрке, но тут же отворачивает лицо, ощущая, как на глаза наворачиваются слёзы и до безумия всё щиплет. Шипя подобно змее и откидывая противный лук от своего лица, он лишь трёт тыльными сторонами ладоней покрасневшие глаза. Такими темпами щи он нескоро приготовит. Подскакивая к раковине, он поглядывает на часы, но в голове вдруг возникает образ Фёдора. То, как он сидит за столом и медленно пережёвывает еду, щёчки его чуть краснеют, а в глазах хоть и привычный холод, но всё равно есть блеск наслаждения. От этого Дазай, кивая самому себе, идет обратно к столу и начинает активно шинковать, однако русская кухня, как и японская, с виду простая, но на деле заказать легче. Чуть надув щёки, Дазай ощущает, как холодное лезвие, соприкоснувшись с кожей, оставляет порез, и пара капель крови падает на доску. Он шумно вздыхает и хочет поднести палец к губам, чтобы медленно слизать, но его руку перехватывает чужая холодная рука, а за спиной слышится ровный холодный голос: — И почему ты не отвечаешь на звонки? Дазай смеётся свободно, повернув голову в сторону. Его взгляд встречается с чужим. Губы чуть дрожат и становятся сухими в неком предвкушении, фиолетовые глаза метают молнии, но тут же становятся спокойным океаном. Посмотрев на руку, Фёдор подносит его палец к своим губам и слизывает кровь. Сердце Дазая пропускает удар, и он с робостью говорит: -Т-ты издеваешься. Фёдор спускает с губ усмешку и отодвигает Дазая в сторону, скинув с себя пиджак и сказав: -Лук нарезают не так. Если ты готовишь щи, то надо вложить в них душу. Дазай поднимает взгляд и чуть наклоняет голову к плечу, спросив у того: — А если у меня нет души? — Значит, ты демон, — ответ следует незамедлительно. Они часто проводят вечера в молчании. Дазай любит ощущать лёгкий холод, витающий в воздухе от парфюма Фёдора, любит ощущать сухие губы на своей шее, а если повезет, то и на губах. Достоевский же любит свободу, витающую вокруг шатена, эту свободу мыслей и действий. Они вроде как и не привязаны друг к другу, но всё равно не могут жить без выходок друг друга. За общим ужином Осаму вдруг потянулся куда-то под стол, и взгляд тёмно-фиолетовых глаз впился в фигуру шатена. Он спрашивает: — Что ты делаешь? Дазай не отвечает и тут же вылезает. На щеках его виднеется едва заметный румянец, а губы растягиваются ухмылке. Он говорит: — С годовщиной, Фёдор! Достоевский секунду молчит, переваривая информацию и смотря на коробочку среднего размера в руках суицидника. Взяв её в руки, он стягивает ленту, а после его глаза расширяются в удивлении. Он слышит смешок со стороны и смотрит с недоумением на шатена, а тот лишь, улыбаясь, ест кусок яблочного пирога. Взгляд снова опускается, и брюнет надевает на голову белую шапку-ушанку российского производства. Подобное сердце греет, и на секунду он ощущает сильный морозный ветер Санкт-Петербурга. Этот подарок он будет носить всегда. Если бы он только знал, как Дазай радуется, смотря на детское и невинное лицо «демона». Позже он смотрит на часы и говорит: - Мне пора на работу. Брюнет не сразу успевает опомниться. Стоит лишь повернуться, он замечает отсутствие парня и хлопает глазами, пытаясь понять, где же он. Неторопливо подходя к балкону, он выдыхает и смотрит на тёмно-синее небо, украшенное звёздами. А где-то под окном маячат сирены и слышатся разговоры. Люди окружают чьё-то тело, а Достоевский, оторвавшись от неба, смотрит вниз.***
Он долго держит ушанку в руках да с тоской глядит на яму и кидает туда немного земли, попадая на гроб. Все плачут, а кто-то лишь тупит взгляд. Лишь один Фёдор молча сидит и держит руку на камне,пальцами чуть скребя по могильному камню.