Проза литературных гениев

Вряд ли когда-то мы задумываемся о чувствах другого. Достоевский был верующим, что уж скрывать, поэтому помолиться перед едой или перед выходом было чем-то незаменимым и важным. Отставив стакан с водой, он подходит к иконе и тихо читает молитву, а после разворачиваясь идёт к выходу, сегодня была чудесная погода, так почему бы не прогуляться. Свежий воздух мыслям не мешает, особенно сейчас, когда куча вопросов касательных его плана по нахождению книги, только вот до этой книги как до Японии пешком. Хотя, так оно и есть. Книга была где-то в Японии, о ней знало не так уж много организаций, но как назло все эти организации были довольно сильными — что опять же огорчало. Но от своей цели он не отступит. Идя по мосту вдоль реки и держа руки за спиной, он ощущал лицом прохладный ветерок, хруст под снега под своими ногами… тишину улиц ночного города разрушил детский плач и он остановился чуть обернувшись и взглядом ища источник звука, и взгляд зацепился за юношу в разорванной одежде у уголка дома. Федор подумал, почему тот не дома у теплого камина, а на улице составляет компанию уличным крысам. Остановившись, он пригляделся получше. Длинные светлые волосы были небрежно разбросаны по плечам, а челка скрывала глаза, лишь когда юноша поднял лицо, бледное и уставшее с обветренными губами. Глаза такие пустые и почти стеклянные, ничего не выражающие. — кто вы? — блондин смотрит на брюнета устало. А тот как-то насмешливо улыбается и тянет свою ладонь к нему, а после останавливает ее прямо перед чужим лицом. -Вместе, мы сможем многое изменить.- произнес мужчина. Гетерохромные глаза поднялись блеснув во свете луны, недобрый свет явно принесет что-то в скромные планы Демона. Но что же принесет этот свет, Федор гадать не мог. Родители Гоголя бросили его еще в младенчестве, казалось бы, родное дите которое носилось в животе матери около 9 месяцев. И как можно было так оставить умирать на улице? Благо кормила одна женщина прохожая, но и она в скором времени скончалась, но Гоголь никогда не забудет ее фиалковых глаз и добрых слов. Больше он любил мягкую кровать, которую она готовила ему — обычная любовь русского человека. А любовь делиться на что-то еще? В эту ночь Гоголь и задумался об этом. Первое время ему было непривычно находиться в новой обстановке с незнакомыми людьми, но Иван показался ему довольно совестным человеком, пусть и с наклонностями к боголюбию. А Пушкин, тоже странный, но не такой как Иван. Хотя с одной стороны блондин мог понять своего коллегу, с его то участью свихнуться — дело должное. Но признаться честно он готов был сожалеть ему да падать в ноги прося его о прощении за столь жалкое сочувствие, и с чего быв это? С того дня прошло не так уж много времени, но почему-то Гоголь ощущал себя каким-то сломленным, словно что-то сменили внутри него, перевернули. Но понять он не мог, что же именно. Каждый день он гулял вдоль моста в гордом молчании со своим господином, и он часто метал взгляд в его сторону отмечая про себя необычайность его внешности для русского гордого человека. Черные волосы были тонки и чуть прикрывали лицо господина, а губы были сжаты в тонкую полоску, Гоголю нравились эти линии, он был прекрасен. Махнув волосами и головой он заставил обратить на себя внимание Достоевского. Их взгляды пересеклись, и снова в груди появилось это чувство сжимающее весь организм, а сердце противно бьется и кажется, что этот ритм слышит Федор. Но как же Гоголь ошибался в этом чувстве, так называемым любовью… Это была не любовь. Это было разрушение его разума. Разрушение столь невинных и непорочных мыслей когда-то принадлежащих ему самому, его миру и его желаниям. Теперь все это рушиться под натиском чужих слов с холодных тонких губ, сейчас изогнутых в ухмылке. Эти слова и были ключом не к его сердцу, а к его телу — вот как Демон менял людей. Возможно, лишь в этот вечер. Зимний и тихий такой, Гоголь ощутил пустоту в самой глубине так называемой души которую люди ощущают долгое время называя это «депрессией». Какое заумное и скучное слово. Что? Разве оно скучное? Нет, оно веселое, которое хочется смаковать губами и выплевывать. Руки сжались и врезались в лицо хлопая по щекам и вертя головой, крысы, крысы меняют и тело и душу. Смотря в окно неосмысленно наблюдая за падающими снежинками и подпирая подбородок, он слышит чужие легкие шаги и поворачивает голову в сторону гостя, а на губах расплывается веселая широкая улыбка. -Дос, я рад тебя видеть! — по детски улыбаясь он поднимается идя к нему, к самому демону в объятия. Но тот лишь вытягивает руку перед собой коснувшись груди блондина останавливая его на полушаге. Сердце Гоголя екнуло, впервые за полгода. Единственный не скрытый глаз раскрывается и он впервые замечает как чужое тело подрагивает, лицо горит красным, а глаза болезненно слезятся. Он всхлипывает носом и Николай понимает. Схватившись за край своего плаща, он поднимает его до уровня своего плеча слабо потянув тело больного на себя. Обессиленно падая, глаза слипаются. Достоевский лежал на кровати сжимая ткань теплого одеяла чуть подергиваясь в своем безумном сне. Веки дрожали, ресницы дергались, а губы сжимались в тонкую полоску, а иногда раскрывались выдыхая чье-то имя. Как же Коля завидует тому, кто имеет право сниться в снах его господина. Он тоже хотел иметь на это право, но уж лучше он порадуется тому, что просто сможет смахнуть прядь с мокрого лба Федора — его ангела, его бога. Хах, и какое же веселое противопоставление получается. Он ведь сам нам в начале своей истории сказал, что он не боголюб, но под конец уже готов крикнуть во всю глотку мольбу к своему Богу Смерти. Так, что же это получается. Человеческое мировоззрение меняется в зависимости от обстоятельств? Нет, конечно. Оно меняется от человеческого желания. В момент своей смерти гоголь лишь хотел свободы, свободы мыслей которых его лишил его Бог и его вера, нет, он не хотел предавать своего господина…но…он просто хотел частицу воздуха наполненного свободой мыслей и желаний, которые никому не порубить топором.