Сгореть

Каково это, когда ты сгораешь? В груди вначале появляется крохотная искра, которая приятно и нежно согревает сердце, расплавляя лед, коим оно покрывалось долгие года во имя защиты собственных чувств. Затем искра превращается в огонь и ты чувствуешь, как твоя душа пылает, обращается в пепел, который оседает в легких, мешая дышать. Невыносимо. Невыносимо прекрасно. Невыносимо больно. Больно ровно настолько, насколько прекрасно. Больно и прекрасно настолько, что от его взглядов, пылающих огнем, она чувствует, словно этот огонь перебирается на ее душу, горит ярким костром, оставляя выпалины на чувствительной мышечной ткани, обугливая орган, разрывая сердечные струны. Больно настолько, что она задыхается от его прикосновений, забывая напрочь, что такое воздух и зачем он вообще нужен. Она помнит каждое его мимолетное касание к своей руке. Каждый его выдох, каждый взгляд, каждое слово. Она помнит ту нежность, которую вкладывала в свои прикосновения, залечивая его раны. Она помнит его жар в темной комнате шатра, где их никто не видит, где можно позволить себе немного больше. Она помнит пылкость его языка на своем хитине, хриплый рык, жадные движения, голодные укусы. Так жарко… Так пламенно. Танцующие тени на стенах его комнаты в шатре, сплетающиеся пальцы вместе. Его собственнические и, даже, по-животному жесткие ласки, хриплое дыхание в ее шею. Ее тихие стоны, едва слышные мольбы, пальцы, мнущие ткани шатра, цепляющиеся за его спину, слегка царапающие. Ей казалось, что огонь окутывает ее со всех сторон, лижет горячими языками так мягко, так дразняще. Она помнит, как терялась в море пламени, которым ее окружал маэстро алого клана. Она помнит, как утонула во льдах одиночества, в котором он оставил ее, забрав свой алый фонарь. Это был лишь его выбор. А она приняла его. Она не была против, верно? Если бы он ослушался Сердце — гибели его было бы не миновать. Только он сжег ее. Она продолжает себя убеждать, что способна существовать дальше, ведь и до этого была одна. Но даже ее нить в игле почернела, ссыпаясь пеплом. Темная комната. Лишь ветер тревожит тряпичную занавеску и тусклый свет фонарей проникает в окно. Черные тени, клубящиеся в углах, пытающиеся сожрать и без того загнанную в угол воительницу. Она шепчет срывающимся голосом, что-то неразборчиво. Молвит бессвязную речь из тихих образов ярких, молнией ударяющих в ясном небесном своде, словно из ниоткуда. Она шепчет на грани с безумием, едва различая сон и реальность. Шепчет невразумительный бред, граничащий с поломкой и без того не справляющейся системы с вечными сбоями. Она шепчет о боли. Шепчет о том, что устала. Шепчет о желаниях несбыточных. Шепчет о том, что хочет оборвать свою жизнь, как нить, что хочет перестать дышать. Осколки души болезненно впиваются в ребра изнутри, царапая и раня в кровь полуобуглившееся сердце, забивая горло и застревая в дыхательных путях. От боли не продохнуть. Боль стала частью ее существования с тех пор, как она полюбила неудержимое пламя. Одиночество разъедало рассудок. В памяти всплывали фрагменты, когда маэстро был непозволительно близко. Такой приятный запах… Словно наркотик. Она стала от него зависимой. Она жадно поглощала запах из воспоминаний, задыхаясь от внутренней боли и просто царапая ногтями кожу запястья. Разорвет ее на кусочки, от нее остались лишь кожа до кости, сжимающиеся в агонии. Это так волшебно… Полное одиночество. Хрусталем души разбитой, такой материальной, что она режет свои вены и артерии этими крупицами. Она хочет сгореть до конца. Но наступил закат. Ее пальцы сжимают разбитую маску призрака и она знает, что сейчас начнется новая страница истории. Ей не дадут сгореть. *** — Госпожа, к нам прибыл подозрительный алый шатер! — в кабинет новой королевы Халлоунеста вбежал проворный слуга, нервно теребя пальцами подол своей накидки. Как единственной наследнице, хоть и не прямой, не кровной, но все еще наследнице Бледного Короля — Хорнет довелось занять трон. Мысли о Гримме почти не замутняли рассудок. Время не лечит, а лишь забивает пылью старые раны, хотя по ночам она все еще тихо плачет от боли в сердце, прижимая к себе подушку в надежде, что она способна заменить такого родного маэстро. Шли года, у нее теперь были заботы важнее, чем мысли об ушедшем любимом. Ее мысли занимали только документы, контракты, восстановление Халлоунеста. Сияния больше нет и кроме нее никто не позаботиться о бедных паникующих жуках. — Алый шатер? — хриплым и севшим от шока голосом переспросила воительница, сжав в руке мел, которым делала записи в очередном договоре. — Да! Он такой жуткий и мрачный! — Белый слуга невольно поежился. Привыкший к бледным цветам первого короля и белоснежным нитям новой правительницы, ему было чуждо ало-черное сочетание цветов клана пламени. Хорнет отложила мел и откинулась на кресло, глядя в высокий свод Шелкового Дворца. Понадобилось лишь мгновение, чтобы решиться. В шатре Маэстро раздались тихие шаги паучьей принцессы.