Шаг Первый: Новый мир

      Недолгий сон не смог прогнать усталость полностью, но и совсем уж вялым вопреки опасениям я не был. Правда, утреннюю физподготовку я благополучно проспал, к вящему удивлению Гермионы.       На завтраке в Большом Зале я сохранял молчание и анализировал свои действия. Долгие размышления во время поглощения яичницы с беконом привели меня к неутешительным мыслям. Шляпа не ошибается. Моё трезвое мышление является продуктом взрослого сознания, способного в некоторой степени ограничивать души прекрасные порывы, но вот сейчас проходит очень сложный период взросления мальчика — половое созревание. Немного дементора, много теоретизирований, одна внезапная догадка, и вот я уже сначала делаю, а потом думаю. Ладно, делаю и думаю одновременно — уже хлеб. Но ведь не сначала думаю?       Как я пришёл к выводам, что дементоры оказывают влияние на меня? Всё просто — малозаметные нюансы в поведении людей вокруг. Весёлые стали ещё веселее и беззаботнее, унылые — ещё более унылы. Усиление превалирующих черт характера в качестве активации этакого защитного механизма организма, чтобы меньше замечать пагубное влияние. Дементоры тут явно лишние и преподавательский состав это понимает. Контрмеры — усилить контроль над собственными порывами. Эх, вот помню юношество в прошлой жизни– что ни день, то приключение на пятую точку. И нужно начать претворять в жизнь проект «Разума в кубе». Проконсультируюсь у Флитвика — тут хотя бы шанс есть, что он нормальный. Хм. А может здесь Флитвик-гад? Это вообще возможно?       Урок чар был… Уроком чар. Флитвик не изменял себе, всё так же весело и задорно рассказывая теорию каких-нибудь чар, демонстрировал и скрашивал историей из жизни. Удачной историей, или не очень. Или очень неудачной. Как-то помнится был у меня знакомый в прошлой жизни, учившийся в медицинском. Знакомый этот порой с таким энтузиазмом рассказывал о его преподавателе нормальной физиологии, что закачаешься. Этот преподаватель мог с юморком и весёлой улыбкой рассказывать о том, как человек закусил водку апельсином и умер от сильнейшей аллергической реакции. Пищевод человека так отёк, что чуть ли не через рот вылез. Смешная история, м-да.       После урока я подошёл к профессору. Мой маневр не остался незамеченным Гермионой, и та поспешила присоединиться — вдруг что-то интересное?       — Профессор Флитвик, можно вопрос?       Профессор перебирал какие-то свои бумаги, не спеша сходить с импровизированной подставки перед кафедрой — подставки из книг.       — Да, мистер Найт, мисс Грейнджер? — Флитвик посмотрел на нас с улыбкой.       — Разбирая учебные материалы по многим предметам, рассматривая теории и методы колдовства, я задался вопросом — зачем нам всё это? — а ведь хотел задать другой вопрос, но вовремя вспомнил, что Флитвик уже завернул нас однажды с окклюменцией. Почему он вдруг сейчас ответит, а не отчитает? Но у меня и другие вопросы есть.       Гермиона и профессор смотрели на меня изумлённо, словно впервые увидели.       — Эм… Уточните пожалуйста, мистер Найт.       — Хорошо. Ещё на первом курсе мы заметили, что при частом использовании заклинания, со временем отпадает надобность в точности жеста. Уже сейчас в моём арсенале есть ряд заклинаний, для которых мне достаточно указать палочкой на цель.       — Как и у меня, — кивнула Гермиона. — Некоторые простые чары уже на десятое использования перестают нуждаться в жесте.       — Левио́са создаётся уже без «Винга́рдиум».       — Остаётся лишь образ и волевое желание. Без них пока никак.       — Ясно, — покивал профессор, переводя взгляд с меня на Гермиону и обратно. — Я понял суть вашего вопроса. Что же, пройдёмте в мой кабинет.       Профессор ловко спрыгнул с подставки из книг и посеменил к двери в смежный с аудиторией кабинет, махнув нам рукой, мол: «За мной». Мы и последовали.       Кабинет оказался вполне уютный и в отличие от кабинета МакГонагалл, практически пустого, с голыми каменными стенами да мебелью, здесь было намного уютнее, а стены были с хорошей отделкой из тёмных и светлых пород дерева. Несколько больших книжных шкафов, полки с наградами в виде медалек и кубков, несколько явно охотничьих трофеев на стенах и один рог неведомого существа на подставке покоился на большом рабочем столе рядом с чернильницей.       Профессор бодро дошёл до шкафа с закрытыми непрозрачными дверцами, открыл — а там темнота, но сам Флитвик активно копошился внутри, явно что-то ища.       — Ага, вот он где…       Профессор двумя руками вытащил довольно массивный предмет, похожий на бинокль. Внешне предмет напоминал бинокль из медных трубок с разным диаметром, металлических колец с несметным количеством разных рун, каких-то ещё непонятных приспособлений и подвижных элементов, а в среднюю часть через трубку явно что-то должно подаваться.       — Интереснейшее изобретение, скажу я вам, — Флитвик с улыбкой забрался в своё кресло у рабочего стола и положил этот предмет, поманив нас рукой поближе. — Нужно только небольшое дополнение.       Открыв ящик стола, профессор вытащил и поставил на стол компактную, не больше полуторалитровой бутылки, сложную комбинацию химических пробирок и прочих ёмкостей, собранных в одну систему со множеством трубочек.       — Что это такое, профессор? — не сдержала любопытства Гермиона, с интересом смотря на это чудо маго-технического паропанка.       — А это, господа ученики, специальные очки, чтобы видеть магию. Да-да, не удивляйтесь, — с улыбкой глядел Флитвик на наши недоумевающие лица. — Нужно только немного подготовиться…       Профессор достал из ящика стола склянку с прозрачным зельем, наколдовал стакан воды и пару капель зелья налил в него. Следом он достал гибкую трубку и соединил один конец конструкции с незамеченным мною ранее штуцером на биноклеподобной конструкции.       — Ещё немного… — с этими словами Флитвик взял стакан со смесью воды и зелья, и начал аккуратно заливать в одну из колбочек в конструкции. Когда ему одному известная норма смеси оказалась в конструкции, профессор отставил стакан с крохотным остатком в сторону и, откинувшись на спинку кресла, сложил руки в замок.       — Осталось подождать буквально несколько секунд.       И мы ждали. Ждали, пока жидкость, меняя цвет, гонялась по конструкции, перекатываясь в различных колбочках и трубках, пока не начала в одной из них испаряться. Эти испарения потихоньку переходили по гибкой трубке в «бинокль». Не прошло и минуты, как реакция закончилась, а в перегонной конструкции осталось три сухих остатка разного цвета. Профессор что-то ткнул пальцем в «бинокле», отсоединил трубку, коснулся одной из рун на перегонном аппарате и тот полностью очистился от остатка.       — На пару часов хватит. Итак, — Флитвик взял прибор в руки и с заговорческой улыбкой посмотрел на нас. — Кто хочет попробовать?       — Я! — тут же шагнула вперёд Гермиона. — Я хочу, профессор!       Девушка немного застеснялась, но энтузиазма не поубавила, лишь стояла с румянцем на щеках.       — Что же, прошу. Надевайте как очки, смотреть сюда, ремнями фиксируйте на голове.       Гермиона бережно, но нетерпеливо приняла в руки устройство и удивилась.       — Лёгкие.       — Само собой, — кивнул профессор.       Ловко надев устройство, Гермиона хотела уже что-то делать с ремнями, но те, похоже, затянулись сами, чуть попортив нехитрую, но всё же прическу девушки. Гермиона тут же начала осматриваться через очки.       — Мутновато как-то…       — Это из-за магии, мисс Грейнджер, — заговорил Флитвик. — Она есть везде, и в воздухе в том числе, пусть и в крохотных объёмах. Находись вы сейчас в маггловском мире, вы бы не заметили разницы, но здесь, в Хогвартсе, всё несколько иначе.       Гермиона посмотрела на меня.       — Ой… А вокруг Макса дымка гуще.       Девушка подошла чуть поближе, несколько неловко — наверняка из-за какого-нибудь искажения. Она протянула руку к моему плечу, словно хочет смахнуть что-то.       — И вокруг меня тоже…       Обернулась к профессору.       — И вокруг вас. Только… Чуть гуще, что ли…       — Просто я взрослый волшебник, — кивнул Флитвик, медленно и показательно взяв палочку в руку. — Следите за палочкой.       Кивнув в ответ, Гермиона стала пристально смотреть за палочкой профессора, сопровождая ту взглядом и водя при этом «биноклем» в пространстве. Флитвик же двигал палочкой в стороне от себя так, чтобы на её фоне ничего не было. Простые и медленные движения рукой, кистью, всем вместе.       — Видите?       — Да! — радость в голосе Гермионы можно было буквально пощупать руками. Мне вот тоже было любопытно.       — А теперь представим, что я — первокурсник. Специально для этого я буду делать всё с академической точностью и строго по правилам, не прибегая к различным ухищрениям и опыту.       Дождавшись согласного кивка, профессор начал импровизированную лекцию.       — Итак. Сейчас я выполню движение для Лю́мос. Только движение — ни воли, ни желания, ни воображения, ни слов. Ничего. Смотрите.       Профессор буквально начертил палочкой петельку вниз. Ничего не произошло, вот только…       — Вау! — восхищённо выдохнула Гермиона.       — Вот. Вы видели буквально искры магии из палочки, тут же рассеявшиеся без всякого смысла. Теперь я лишь произнесу: «Лю́мос».       Палочка профессора неподвижно замерла.       — Лю́мос, — Флитвик выдержал драматическую паузу. — Как видите, результат примерно тот же, только искры несколько разные.       — Да.       — Теперь, только желание, образ, воля, как угодно.       Профессор молча держал палочку неподвижно.       — Как вы видели, мисс Грейнджер, разные искры попытались выстроиться в какой-то порядок, собираясь в маленькую сферу.       — Да, профессор. Похоже, этих искр попросту недостаточно.       — В точку, мисс Грейнджер. Не постесняюсь этого сказать, но, пять баллов Гриффиндору. Теперь я произнесу слово и выполню жест, но без желания.       Профессор вновь вычертил в воздухе простую каплевидную петельку и произнёс: «Лю́мос». Однако, вновь ничего не произошло.       — Занятно, правда? — улыбнулся Флитвик. — Что вы видели?       — Искр стало намного больше и все они были разные, но почти сразу беспорядочно разлетелись и пропали.       — И да, и нет. Не пропали, а слились с окружающей средой и магией, приняв свойства окружающего фона. А теперь, я полностью выполню заклинание.       Профессор взмахнул палочкой и произнёс: «Лю́мос». На кончике палочки вспыхнул шарик голубоватого света.       — Успели рассмотреть? Должен сказать, Лю́мос не самое удачное заклинание для такой проверки. Свет немного слепит.       — Нет-нет, профессор. Всё было отлично видно.       — Всё же, я произнесу другое заклинание.       Флитвик погасил Лю́мос на палочке без всяких «Нокс», и навёл палочку на блокнот, лежавший на его столе.       — Винга́рдиум Левио́са.       Блокнотик, повинуясь движениям палочки, взлетел в воздух, а Флитвик аккуратно и медленно водил палочкой из стороны в сторону, заставляя аналогично двигаться сам блокнот. Гермиона сопровождала взглядом этот блокнот, пока профессор не вернул его обратно на стол.       — Итак? — Флитвик поёрзал на кресле, устраиваясь поудобнее.       — Ну… — Гермиона сделала глубокий вздох, как и всегда, прежде чем выдать некое длинное объяснение. — Во время создания заклинания искры магии были словно несколькими разными потоками, одновременно формируя маленькую плотную сферу. Как для Лю́моса, так и для Левио́сы форма была сферой, но… Как мне показалось, разными. Лю́мос рассмотреть не успела…       Под конец речи Гермиона немного потупилась и даже переступила с ноги на ногу.       — Именно. Передайте, пожалуйста, маговизор мистеру Найту.       — А? Да, сейчас, — Гермиона потянулась руками к ремням на затылке. — Эм, а…       — Просто пожелайте снять. Тут как с метлой.       — Ясно.       На секундочку Гермиона замерла, а спустя миг ремни устройства расслабились.       — Держи.       — Ну, посмотрим, что там за охи и ахи.       Надев на голову этот импровизированный бинокль и ощутив, как ремни мягко обхватили голову, решил осмотреться. Мир и вправду был словно в лёгкой дымке, если не считать потемнения по краям зоны видимости артефакта.       Со мной история повторилась полностью. Показываемые профессором демонстрационные действия с палочкой вызывали лёгкое напряжение дымной плёнки вокруг его тела и тонкие и блёклые ручейки искорок магии. Эксперимент полностью соответствовал описанию Гермионы.       — А теперь давайте сделаем выводы, — заговорил Флитвик, когда получил обратно свой артефакт, но убирать его не стал. — Можете записать, если есть желание.       Само собой, как минимум один из нас это желание имел, а потому в руках Гермионы мгновенно оказался блокнотик и обычная ручка — всё-таки хорошо, что повседневные записи мы делаем таким образом, а не пергаментом и перьями.       — Итак. Каждое заклинание или чары в процессе создания формируют определённую магическую структуру. Для большинства это сфера и куда реже встречаются прочие, порой много сложнее. В формировании этой структуры одинаково важную роль играют как жест, так и слово с волей и желанием. Их взаимосвязь несколько сложнее, чем во время нашего опыта, но для подтверждения моих слов нужно провести куда больше времени за экспериментами, потому просто поверьте опыту. Само по себе движение палочкой, осмысленное, прошу заметить, направляет нашу магию из тела через палочку наружу. Слово придаёт магии во время выхода из палочки определённые свойства, а воля — формирует каркас структуры. Однако, голая воля без движения палочкой не сможет сформировать нужный каркас, а без слова — не заполнит его магией правильно. Слово и движение усиливают поток магии из тела через палочку, делая его достаточным для заполнения каркаса. При этом слово и воля может сформировать каркас почти правильный и даже с практически правильным заполнением магии, но без движения не будет достаточно сильного тока магии. Ваши мысли?       — Хм, — я задумчиво почесал подбородок, а Гермиона начала грызть колпачок ручки. — Пока что я услышал, что волшебство без жеста достигается намного проще.       — Для большинства волшебников. Всё-таки сила волшебника в разуме, и от разума зависит, как эта сила будет выражена. Кто-то быстрее учится колдовать без жеста, кто-то без слова. Но никто не колдует без желания, хотя бы самого захудалого.       — Получается, — вступила в разговор Гермиона. — Тренировки в волшебстве сродни игре на фортепиано.       — Прекрасная мысль, мисс Грейнджер. Однако, должен внести коррективу в ваши мысли. Многократное повторение заклинания, отработка и тренировка, помогают буквально вбить процесс создания структуры на уровень осмысленного рефлекса. Однако, всё не так просто, вот, например ваше сравнение. Пианист изначально прекрасно чувствует свои руки, пальцы и может выполнять ими различные действия. Магию же мы практически не чувствуем. Подавляющее большинство волшебников до конца жизни не почувствуют магию, а те немногие, что смогут, ощутят лишь лёгкие её отголоски. Очень редкий волшебник действительно чувствует её хотя бы смутно, а как часть тела — единицы. Даже этот вот приборчик не поможет развить способность, лишь понять принцип. А потому, практически единственный способ достичь высот в палочковой магии — тренировки, тренировки и ещё раз тренировки.       — Это несколько печально.       — Да, мистер Найт. Однако, теперь вы знаете что, как и почему.       — Но профессор, — судя по лицу Гермионы, у неё возник какой-то очень важный вопрос. — Почему ничего этого нет в книгах, да и на лекциях об этом не говорится?       — О, нет ничего проще, — отмахнулся Флитвик. — Для девяноста девяти из ста это знание не несёт вообще никакой пользы и смысла, лишь только время потратят на напрасные попытки. А те, кому это может пригодиться и без этого почувствуют, поймут и осознают. Но если спрашивают, то почему бы и не показать, не рассказать.       — А кто может чувствовать магию?       — Волшебные существа очень хорошо её чувствуют. Такие как я, полукровки. Все разумные волшебные существа хорошо ощущают магию. Вот только большинство из них колдующими вы не увидите. Гоблинам в пределах Англии, Европы и обеих континентальных Америк запрещено владеть любым концентратором магии, будь то палочка, посох, кольцо или что-то другое. Вейлы почти везде под сильным законодательным и социальным ограничением, да и магия их имеет сильный уклон в тонкие манипуляции, потому что-то глобальное и мощное они не колдуют. Ещё более жесткие ограничения имеют оборотни, а магия вампиров вообще не подразумевает работу с концентраторами.       — Магия такая разная? — Гермиона была явно удивлена, да и мне было интересно послушать, всё-таки душа василиска поглощена мечом, меч — часть моей души, да и магия моя меняется.       — Безусловно, мисс Грейнджер. Магия невероятно многогранна и если сравнить её со светом, то различных градаций и вариантов много больше, чем цветов, различимых глазом человека. Хоть в целом магия довольно универсальна, но её происхождение накладывает определённые свойства, усиливаемые или ослабляемые посредством слова во время создания колдовства. При прочих равных вейла будет немного сильнее в магии, связанной с огнём и тонких чарах, гоблин — с землёй и простых громоздких и мощных заклинаниях. Оборотень ощутимо легче накладывает проклятья. Человек в равной мере способен ко всему, но палочковая магия, её чары и заклинания разработаны и просчитаны специально для человека, потому может показаться, что магия людей универсальна. Есть такие вещи, в которых человек не силён совсем.       — Например? — не удержалась от вопроса Гермиона.       — Рунная магия. Она призвана в одной структуре реализовывать невероятной сложности и абстрактности эффекты. Человеческий мозг и сознание попросту не способны удержать все нужные образы во время колдовства, выполнить без ошибок сложнейшие вязи движений и выдать правильные сочетания звуков. Потому создали в своё время руны, а точнее — адаптировали существующую письменность под магию. Вы же на Древние Руны записались? Там вы изучите, что каждая руна при наполнении магией несёт в себе строго определённый магический эффект. Каждая новая руна в вязи увеличивает сложность эффекта по экспоненте, а расчёт их очень сложен, потому не удивляйтесь, когда практики там будет мало, а теории и изучения рунических языков — много.       — Профессор, — у меня созрел вопрос. — А как влияет душа на магию, и есть ли смысл в магических родах и этой их многовековой селекции.       — По тонкому льду идёте, мистер Найт, — с улыбкой попрекнул меня профессор. — Очень спорные и неизвестные на самом деле темы, особенно с душой. С родами и селекцией всё просто. Годы практик с волшебством, требующим какую-то особенность магии, вкладывание этой особенности, безусловно влияет на организм волшебника. В ходе жизни эти влияния накапливаются, а брак с партнёром с аналогичными или похожими «накоплениями» позволит закрепить результат в потомстве. Однако, не стоит сразу рваться в это болото — даже у представителей древних родов со строго определённым направлением развития в магии, отличия и преимущества никогда не будут значительней, чем видовые даже у полукровок как я. И не стоит забывать, что если где-то прибыло, то где-то и убыло.       Профессор наколдовал стакан воды и, утолив жажду, продолжил рассказ.       — То же касается и души. Практика какой-то магической дисциплины наряду с использованием специфической магии влияет на тело. Тело — на разум. Тело и разум — на душу. Верно и обратное и три этих аспекта находятся в тесной взаимосвязи. Без чего-то одного магия работать не будет. Вообще. Даже созданные артефакты не творят магию — они уже являются продуктами волшебства, потому волшебство в них разума не требует, но без него практически невозможно активировать волшебство зачарованного предмета. Вот вы, мисс Грейнджер, заметили разницу между моей и вашей магией.       — Да, профессор. Магия вокруг вас кажется более насыщенной.       — Именно. Волшебник в ходе жизнедеятельности постоянно вырабатывает магию и этот фон — её естественное и неосознанное рассеивание. Чем старше волшебник, тем сильнее магия вырабатывается, но при условии, что волшебник практикующий и развивающийся. Но даже просто находящийся в этакой стагнации, волшебник продолжает медленно наращивать силу вплоть до смерти — это результат роста и развития души. По крайней мере так принято считать. Активный разум позволяет быстрее и качественней развиваться душе, а развитое тело — разуму. При этом, сильная душа способна к мощной деятельности и в дряхлом теле с ослабшими возможностями. По этой причине даже дряхлый, но не тративший понапрасну жизнь свою волшебник будет силён. Директор, к примеру. В среднем волшебники живут около ста пятидесяти лет, но в силу своей бурной на эксперименты молодости, уважаемый директор уже… Уже близок к смерти, хотя и совсем чуточку старше ста. При этом он остаётся сильнейшим волшебником на островах и одним из сильнейших в Европе и обеих Америках и слабее не становится.       Мы стояли задумчивые, а подумать было над чем. Получается, что у многих жест при колдовстве отпадает раньше всего по простой причине — уж на эмоциях и желаниях подать больше магии может каждый. Остальное нужно нарабатывать или как-то развить чувствительность к магии. И как назло ни в поглощённом гримуаре, ни в библиотеке, нигде нет информации по этому вопросу.       — Что же, мисс Грейнджер, мистер Найт. Надеюсь, я ответил на ваши вопросы и тему мы более-менее разобрали. Сейчас я напишу вам записку на Гербологию, чтобы Помона вас не ругала за опоздание.       — Ох, точно! — Гермиона с трудом удержала голос на допустимой громкости.       — Хе-хе-хе, — коварно посмеялся профессор. — Ничего удивительного. За разговором о том, как же всё-таки строятся чары, можно провести не один день и даже не заметить.       Получив записки для декана Хаффлпаффа, мы поспешили к теплицам, где уже наверняка урок давно идёт.       — Что мы вынесли с этого разговора? — спросила Гермиона, удерживая себя от того, чтобы не сорваться на бег. Я шёл не менее быстро.       — Что колдовство — это всё-таки наука, а не магия.       — Очень… Ёмко.              ***       Шёл четвёртый день от начала учёбы. Утро. Гостиная гриффиндора. Я только-только вернулся с ранней тренировки, мозги работали посредственно — сказывались дементоры где-то снаружи замка. Такое неприятное ощущение, словно немного недоспал — как бы и хорошо всё, да не очень.       — Короста пропал!!!       Под аккомпанемент смешков уже проснувшихся ребят, бегал по гостиной заполошный Рон в растрёпанной одежде и тщетно пытался найти свою крысу. А ведь за прошедшие пару дней я так и не спустился, не проверил Хвоста, не проверил василиска, не начал его разделывать на нужные ингредиенты, если его вообще ещё не растащили на запчасти и без меня. В то, что он мог попросту испортиться я не верил, ибо, во-первых, там холодно, а во-вторых — василиск имеет свойство портиться только на солнце при температуре выше пятидесяти по цельсию. В общем, он должен быть там — сегодня точно проверю. Вот прямо после урока ЗоТИ.       — Да успокойся ты уже, — Симус хлопнул Рона по плечу и рыжий с каким-то отчаянием посмотрел на товарища. — Найдётся твой грызун. Неужели тебе его так жалко? Ты же его не очень-то жаловал.       — Да какой там, — отмахнулся Рон и рухнул в так кстати оказавшееся поблизости кресло. — Меня дома, того…       Показав характерный жест ребром ладони по горлу и высунув язык, Рон дал понять всю глубину любви к домашнему питомцу.       — Готов к трудовым будням? — рядом со мной села Гермиона. Быстро она приводит себя в порядок после тренировок, и сейчас от неё достаточно чётко веет характерной свежестью после душа. Вроде бы и парфюмерных ароматов нет, а что-то неуловимое…       — Безусловно, — кивнул я в ответ. — С нетерпением жду первое занятие по ЗоТИ.       — А ещё Руны и Арифмантику.       — Да, но там всё по программе уже не один год как устоявшейся и проверенной временем. С небольшими дополнениями. А ЗоТИ — всегда интрига.       — Профессор Люпин должен быть достаточно компетентен. В поезде он очень неплохо уклонился от заклинаний и Проте́го на кончике палочки с гашением заклинания — довольно высокий уровень.       — Вот и посмотрим.       Посмотрели. Как говорится: «Знал бы прикуп — жил бы в Сочи».       Руны и Арифмантика прошли без сучка и задоринки — выполненная домашка да знания нескольких книг в голове, пусть и далеко ещё не в нужном объёме, позволяли справляться с поставленными задачами быстро и эффективно. А вот ЗоТИ…       Аудитория всё та же, что и в прошлом году. Те же каменные стены и слава Старику, что нет тут больше этих ужасных во всех смыслах портретов Локхарта — плакаты с различными существами, их описанием и списком заклинаний для противодействия. Плакаты с визуализацией выполнения разных простых защитных и атакующих заклинаний. Какие-то таблицы. Строго и по делу.       Урок, как и всегда, проходил со слизеринцами, но к моему удивлению, пока мы без всякого надзора находились в одном кабинете в течение аж целых десяти минут, ничего непоправимого не произошло. Да и поправимого тоже — наши громко общались между собой, слизеринцы — тихо. Вот и всё. Так и продолжалось, пока не открылась дверь в смежный кабинет, преподавательский.       — Здравствуйте, — с лёгкой улыбкой в кабинет зашёл профессор Люпин.       Довольно высок, но чуть-чуть сутул. Под не самой новой, но качественной мантией скрывался светлых коричневых тонов деловой костюм и старые, но вроде как добротные ботинки.       — Вы можете отложить в сторону учебники и письменные принадлежности. Сегодня мы сразу перейдём к практике.       Все оживились, а я вдруг понял, что ситуация крайне неопределённая.       — Давайте, вставайте с мест, берите палочку и подходите.       По мере того, как мы выполняли эту нехитрую инструкцию, столы и стулья разъезжались к стенам, освобождая середину аудитории. Теперь, когда места визуально стало больше, всеобщее внимание привлёк закрытый платяной шкаф с ростовым зеркалом на двери. Когда он тут оказался? Магия, не иначе. В шкафу определённо кто-то был и находиться там не желал — глухие скребущие звуки и подрагивания шкафа говорили об этом.       — Итак, дети, есть у кого догадки, с чем мы будем работать сегодня? — профессор Люпин медленно ходил между нами и шкафом. — Нет? О, пожалуйста.       Профессор указал взглядом куда-то за меня.       — Скорее всего, боггарт, сэр.       — Правильно, мисс…       — Браун. Лаванда Браун.       — Правильно, мисс Браун. В шкафу находится боггарт. Кто знает, как можно с ним бороться?       — Сжечь к Моргане! — выкрикнул кто-то, вызвав одобрительный гул осведомлённых о сути существа учеников.       — Это, без сомнений, действенный способ для уничтожения боггарта, мистер…       — Нотт.       — Мистер Нотт. Но было бы неплохо, если бы вы назвали заклинание не для уничтожения, а именно противодействия, нейтрализации боггарта. Есть мысли? Нет?       Осмотрев нас и не найдя желающих ответить, Люпин улыбнулся.       — Это заклинание называется Риди́кулус. С его помощью можно превратить боггарта во что-то смешное. Кто скажет, зачем это нужно и как поможет? Мисс в первом ряду?       — Грейнджер. Гермиона Грейнджер, сэр. Боггарт обладает способностью беспрепятственно проникать в сознание жертвы, считывая его самые сильные страхи и принимая их обличие. Это нужно боггарту, так как он питается эманациями страха жертвы и чем сильнее они будут, тем лучше для него. Чем сильнее страх, тем больше ты его боишься, тем сильнее становится боггарт, попутно усиливая ментальное воздействие, усиливая страх и так до бесконечности. Риди́кулус способно прервать эту цепочку превращением боггарта во что-то если и не забавное, то хотя бы не страшное.       — Отличный развёрнутый ответ, мисс Грейнджер. Пять баллов Гриффиндору. Теперь, давайте разучим это заклинание.       Люпин вынул из внутреннего кармана мантии палочку и начал показывать жест, после чего мы повторяли его с десяток раз. Потом повторяли слово активации, «Риди́кулус».       — Отлично. Помните, что нужно чётко представить, как ваш страх превращается в нечто смешное и применить заклинание. Итак, кто первый? Желающих не было.       — Тогда… Начнём с храбрых гриффиндорцев? — улыбка Люпина вроде бы и добрая была, но проблем обещала море. Так и случилось, хоть и поначалу было забавно.       Вообще, я не одобрял подобное, но спорить с преподавателем бессмысленно. Показывать свой самый сильный страх перед всеми — большая ошибка. Знание подобного может быть удивительно эффективным инструментом воздействия. Вот в итоге выяснили, что Рон до жути боится пауков — когда он вышел перед шкафом и Люпин открыл дверцу, из этого самого шкафа вылетел и замер перед Роном чёрный сгусток дыма, тут же превратившись в гигантскую чёрную вдову. Ужас на лице Рона был просто подавляющим и с большим трудом парень навёл палочку на цель. Два раза потребовалось ему чуть ли не плачущим голосом произносить «Риди́кулус», прежде чем на лапках паука появились роликовые коньки и тот распластался на полу аки корова на льду. Класс засмеялся.       — Отлично, мистер Уизли! Следующий!       Чего только не боялись ученики: клоунов, змей, лягушек, мышей. В общем — всякую живность или просто странные вещи.       — Мистер Найт! Прошу, — пригласил меня Люпин.       И я подошёл. Пару секунд передо мною был лишь чёрный шарообразный сгусток.       Мир начал резко терять краски и буквально сужаться до небольшого «окошка». Дикий и потусторонний холод расколол тело, и оно осыпалось мелкими осколками. Ни боли, ни страха, ни печали. Всё словно исчезло, перед глазами пустота и темнота, звуки как отрезало и словно через вату доносился лишь собственный пульс, становясь тише. Где-то там раздавались крики, возня, шорохи… Пустота и нет ничего вокруг.              ***       Давно директор так быстро не бегал. Лет тридцать как минимум. Виной всему сигнальные чары в одной из используемых аудиторий. Максимальная опасность для учеников и студентов. Словно ураган, директор пронёсся по коридорам и только борода шлейфом тянулась за ним. Ещё и Фоукс так не вовремя улетел, а время шло на секунды.       Оказавшись у дверей кабинета ЗоТИ, директор явственно почувствовал тяжелое ментальное давление, угнетающее и необычное, словно твоё «Я» трескается на осколки.       — Что происходит… — спросил появившийся словно из тени Снейп. — А я говорил, что Люпин…       — Отставить, — строго и холодно сказал директор и Снейп тут же замолчал. — Зови Поппи.       Снейп кивнул и начал колдовать Патро́нус. В этот же момент директор взмахнул палочкой, дверь в кабинет открылась и словно кто-то попытался затянуть директора и декана Слизерина в тёмный омут, словно в думосброс проваливаешься. Но директор лишь взмахнул палочкой, и лёгкая завеса тьмы мгновенно собралась в точку перед шкафом. Ещё взмах, и точку охватил шар яркого почти белого пламени, мгновенно обдав всех вокруг жаром. На полу аудитории вперемешку валялись ученики и Люпин, и все без исключения дёргались в редких и быстрых судорогах. Перед самим шкафом стоял Макс Найт.       Директор быстрым летящим шагом оказался в аудитории, быстро и точно отправляя с палочки диагностические заклинания. Дойдя до Макса, он встал перед ним — сквозь директора смотрел пустой потерянный взгляд. Парень сейчас был явно где-то не здесь.       — Что тут произошло? — спросил Северус, попутно магией быстро и ловко упорядочивая лежащих студентов по факультетам и укладывая их хоть в каком-то порядке.       — Профессор Люпин по программе хотел показать боггарта, — задумчиво проговорил директор.       — Идиот, — с неприязнью Снейп посмотрел на лежащего Люпина. — С учениками всё в порядке?       — Я ничего плохого не обнаружил.       Директор аккуратно положил Макса на пол. Парень был не просто «не здесь» — он потерял сознание, но тело было напряжено и держало себя вертикально. А сейчас расслабился.       — Что такое, Севе… — женский голос прервался на полуслове.       — Поппи… — директор просяще глянул на школьную медиведьму, но той слова были не нужны — Поппи Помфри сразу приступила к более тщательной диагностике.       Не прошло и минуты, как стал известен диагноз — лёгкое истощение, перегрузка нервной системы, сенсорный шок и потеря сознания. У всех. Сильнее досталось Найту.       — Тогда, — с видимым облегчением заговорил директор. — Я попрошу домовиков перенести ребят в больничное крыло.       — Благодарю, Альбус, — кивнула медиведьма и начала раздавать указания тут же начавшим появляться домовикам.       Директор и штатный зельевар, а по совместительству, декан Слизерина и двойной шпион, покинули аудиторию.       — Мальчишка, — прошипел Снейп. — От Найта проблем больше, чем от Поттера с его папашей вместе взятых.       — Не будь так категоричен, мальчик мой. Я уже неоднократно говорил тебе обуздать свою ненависть к отцу юного Гарри и не отбивать желание заниматься зельями.       — Я бы не подпустил Поттера к зельям на расстояние полёта Ава́ды.       — Эх, молодость. Но чем тебе так досадил мистер Найт? — фамилию ученика директор произнёс очень недвусмысленно. — Неужели ты так переживаешь за ошибку своего друга, что всячески пытаешься её… Исправить?       Лицо Снейпа замерло каменной маской. Директор укоризненно покачал головой.       — Кстати, раз мы заговорили о друзьях. Как поживает наш дорогой мистер Малфой. Старший. Что-то давно он не создавал проблем, даже лимонные дольки растеряли остроту вкуса.       — Без изменений. Как пропал, так и не появлялся.       — Прискорбно.       Дойдя до главной башни, директор и зельевар хотели разойтись в разные стороны, но Снейп спросил:       — Директор. Как вы думаете, чего такого может бояться тринадцатилетний сопляк, что боггарт опрокинул весь класс. И взрослого… с позволения сказать, волшебника?       — Вопрос не в том, чего он боится, а как он это пережил.       — Директор…       — Забвения, мальчик мой.       — Забвения? Всего-то?       — Не заклинания, а неизбежности. И не боится, нет. Вовсе не боится.       — Я вас не понимаю, — качнул головой Снейп.       — Эх, молодость… — усмехнулся Директор и медленно пошёл наверх к своей башне.