Годы

      У Марины есть всё, что она только может пожелать.       Марине шестнадцать, и она самая красивая невеста во всей Польше. Марина горда, Марина знает себе цену, Марина любимая отцова дочь, и от её решения зависит многое. Во всяком случае, так ей кажется. Маринин порог обивают разные женихи, но Марина и королю откажет: всё не по ней, всё-то ей не нравится. Отец только усмехается в усы, словно что-то знает, но Марине не до того. Марина ждёт чуда, ждёт первую звезду, и однажды оно приходит.       Оно хромое, рыжее, простое и говорит с ошибками, но отец говорит, что оно будет русским царём и ещё сослужит Речи Посполитой службу. Марина смотрит на незнакомца из окна и кривится: как такое может царствовать? Некрасивое, грубое, неуклюжее, оно годится только за свиньями убирать, а никак не носить корону.       На утро отец говорит, что Марине стоит с этим увидеться.       Оно покорно ждёт до вечера: вечером будет праздник, и там Марина — так уж и быть! — покажется этому. В конце концов, отец любит её и вряд ли велит делать что-то, что не обернётся потом добром.       Оно смотрит на Марину с восхищением, но прячется по углам, словно и в самом деле чудовище, и Марине становится стыдно его называть так, как она его называет. «Может, оно не такое ужасное, как мне кажется?» — думает она и снова сбивается. Оно молчит, ловит её взгляды, кусает губы, затем всё же решается подойти.       — Приходите в сад, — бормочет оно по-польски. — Я бы хотел говорить с вами наедине, если позволите.       Марина почему-то соглашается.       В саду прохладно и поют соловьи, шелестят деревья под слабым ветром, и ей немного страшно. Она идёт по дорожкам, то и дело оборачиваясь на верную служанку, она едва не крестится, словно боится, что оно вынырнет из темноты, схватит её и утащит куда-нибудь в своё логово. Марине стыдно так думать, но побороть страх всё равно не получается.       Оно ждёт у роз и ласково улыбается. Оказывается, у него даже имя есть — Димитрий.       Он умный или очень быстро учится — Марина не знает, но беседа льётся, и Марина думает, что чудовище не такое уж и чудовище. «Димитрий, — напоминает себе она. — Его зовут Димитрий». Марине нравится его вежливость, его осторожность, и теперь уродство кажется чем-то особенным, неуклюжесть — милой, а всего остального и не видно вовсе.       Димитрий приходит вновь и вновь. Марине кажется, что он пёс, что сидит у ног. Все они псы, её женихи, но для этих-то Марина дичь: только согласится, и надо хватать, уносить к себе, а для Димитрия Марина всевластная хозяйка. Марине нравится и это.       А потом отец говорит, чтобы она выходила за Димитрия замуж.       Все это говорят. Ксёндзы просят: приведи их к нашей, католической, вере. Король просит: следи, чтобы правление было в угоду Речи Посполитой. Отец просит: помоги вернуть земли, найти деньги, чтобы оплатить долги.       И только Димитрий просит, чтобы она была его женой и любила его.       Нет, о последнем, конечно, он вслух не говорит, знает, что это совсем уж дерзко, но Марине его желание понятно без слов, и оно, если по правде, единственное, которое Марина хотела бы выполнить.       Марине семнадцать, и ей хочется славы. Димитрий теперь царь, Марина с ним обручена и украдкой думает про себя: «Ты царица». Это звучит гордо, это звучит почётно и властно. Марина смотрит в зеркало и видит высокий русский убор у себя на голове, видит Димитрия на троне и улыбается. Её теперь повезут в Москву, её повезут мужней невестой, и там она станет править. Марине весело и легко.       Марина теперь значит больше, чем весь её род, Марина теперь царица и жена. Димитрий её любит, кажется, ещё сильнее, хотя, шепчут злые языки, уже не раз и не два изменил. Марина им не верит, думает, что завидно, что это просто злоба, и тоже любит. Димитрий больше не чудовище, Димитрий теперь ей самый родной человек во всём мире. Марина знает, как он ласковый и добрый, знает, как много он хочет сделать, и ей хочется им гордиться. Марина счастлива, Марина видит во сне детей.       Через неделю Марина вдовеет.       Это больно, это как пощёчина, это ранит в самое сердце, и оно умирает быстро и тихо. Марина не плачет, Марина сжимает зубы до скрежета, кулаки до царапин, Марина моргает, лишь бы слёзы не катились. Никто не должен видеть, как ей тяжело, никто не должен видеть, как ей горько. Дети во сне умирают, корона плавится, Димитрий смотрит тусклыми пустыми глазами.       Марина чудом спаслась, Марину укрыли эти русские бояре и тайком переправили к отцу. Отец теперь от неё не отходит, то ли боится, то ли что, но Марине всё равно. Марина может часами сидеть и почти не двигаться, едва дышать, не переворачивая страниц лежащей на коленях Библии. У Марины в ушах гул набата, лязг оружия и шёпот Димитрия. «Я люблю тебя», — он целует её коротко, горячо и скрывается в коридорах. Марина слышит его крики и злобное «Антихрист!». Марина слышит, как стреляет пушка. «Лгут, — думает. — Он не Антихрист, он и есть Христос, а вы его распяли». Себе же Марина кажется Марией Магдалиной. «Неправильно, — шепчет. — Как есть, неправильно».       Марине двадцать, и она снова мечется. Покой в Ярославле зыбок, и отец хочет отослать Марину в Польшу, все хотят и хотят, чтобы она не называлась русской царицей. Марина кривится, качает головой. Она верна Димитрию, своему царю, и она теперь отомстит, она добьётся, чтобы он умер не зря, о, она ещё всем покажет, на что способна.       Люди Тушинского самозванца, кажется, услышали её. Марину выкрадывают и везут к нему, Марину хотят сделать его женой. Марине он не нравится, но Марина знает: этот приведёт её к трону. Или хотя бы приблизит, всё равно. Главное, что в конце концов она снова будет властвовать. Марина соглашается венчаться. Марина заставляет себя закрыть глаза и не видеть того, с кем делит ложе, Марина заставляет себя забыть, как он выглядит, и думает только о Димитрии. Так легче, так… не больно? Марина уже и не помнит, как это — чувствовать, ну и пусть. Теперь это Марине не пригодится. Любящая девушка умерла вместе с Димитрием, а женщине ничего не нужно. Женщина хочет отомстить.       С новым мужем Марине отвратительно, но она велит себе терпеть. Она ловит похотливые взгляды, она знает, что её ненавидят, она чувствует себя ниже чернавки, хлопки, но твёрдо помнит: она шляхтянка, а Вор так и останется Вором. Не проходит и года, как он сбегает, а Марина остаётся одна. Марина боится и снова кажется себе девочкой. Ей трудно, но она набирается сил и тоже бежит, бежит с казачьими отрядами к воеводе Сапеге, а оттуда — к Вору. Он ей противнее прежнего, он слаб, но Марина понимает: делать нечего.       Марине двадцать два, и она храбрее мужчин вокруг.       Марина договаривается с королём, Марина хочет упиться кровью и взять своё. Марина гордая, Марина знает, чего достойна, а чего нет, и Марина не готова довольствоваться подачками. «Мне нужна Москва, — говорит она. — А Гродно и Самбор оставьте себе». Марина всё ещё хороша, хотя совсем о себе забыла, и она ловит на себе взгляды атамана Заруцкого. Они тёплые, добрые, как у Димитрия когда-то, и Марина понимает: он её любит. Она соглашается и принимает его. Иван хороший человек, Иван её не обижает, и Марина ему за это благодарна.       Марина рожает сына. Это должен был быть ребёнок Димитрия, но Бог распорядился так, как распорядился, и Марина может с этим смириться. Она называет малыша Яном. Заруцкий улыбается и гладит Марину по щеке. «Иван, — поправляет он. — Иван».       Марине жаль его обманывать.       Марине двадцать четыре, и она умывается кровью. Она подсылает убийц, интригует, она разделяет и властвует, она ведёт переговоры и хитрит. Марине страшно, Марина уже давно разучилась видеть и глаза открывает только для того, чтобы посмотреть на Яна. Мёртвое сердце держится за ребёнка, потому что ничего дороже у Марины нет. Да и вообще у неё ничего больше нет. Марина клянётся, что достанет корону хотя бы ему. Марина обращается к Земскому Собору и называет Яна наследником русского трона. Марина хочет, чтобы народ ей подчинился и признал. Если не тогда, когда она выходила за их царя, то хоть сейчас.       Они смеются ей в лицо.       Марина бежит. Москвичи хитры, их князь ещё хитрее, и Марина бежит далеко-далеко. Сначала в Рязань, потом в Астрахань, потом куда-то на Яик, Марина хочет спрятаться, а ещё больше — спрятать сына. Марина потерялась, Марина оказалась одна, и она мечется, как загнанный зверь. Заруцкий с ней: он такой же, он тоже боится, но храбрится, говоря, что защитит и её, и сына. «Казаки не выдадут», — говорит Заруцкий.       Марина слишком хорошо знает, кто это такие.       Марине двадцать шесть, и она доживает.       Марина заточена в крепости, Марина одна, и даже солнечный свет превратился в роскошь. Сына её убили — мёртвое сердце не обманет, не солжёт о родном ребёнке. Марина слепнет, потому что не хочет больше ничего видеть: всё равно тут одни безразличные каменные стены. Марина добровольно сходит с ума и считает дни до смерти, вспоминая одно и то же: Варшаву, Димитрия, сына. Иногда мелькает среди обрывочных, почти прозрачных картин Заруцкий. Корона обратилась в терновый венец.       Марина обнимает себя за плечи и улыбается, хохочет жутко и надтреснуто, будто каркает вороной. Марину люди зовут теперь ведьмой и боятся подходить к её башне. Марине всё равно. Марина забыла «Pater Noster». Если Бог распорядился, чтобы Янека убили, повесили, как последнего вора, то Бога нет. Этого уж точно. И снова Варшава, сыночек, Заруцкий. Димитрий исчез — Димитрий теперь в углу вместо Бога. Димитрий и есть Бог. Марина качается из стороны в сторону и думает, что не ошиблась тогда, назвав его Христом.       Марине Мнишек двадцать семь.       Навек.