Ведьмак. След на волчьей тропе.

Геральт тихонько вышел за порог поместья Корво-Бьянко, плавно прикрыв чуть скрипнувшую дверь, окрашенную белой известью, поправил перевязь с мечами, дорожный кошель и сумку с зельями, притороченные к широкому поясу с блестящими металлическими пряжками работы искусных кузнецов Махакама. Стояла ранняя осень, солнце неторопливо карабкалось из-за отрогов гор, озаряя сине-фиолетовое небо Туссента первыми робкими лучами. Ведьмак глубоко вздохнул, ощущая своим обостренным чутьем всю палитру запахов сладкого клевера, осыпанной утренней росой виноградной лозы, луговых трав, оливкового масла и пряного аромата винокурен. Где-то внутри поместья в их спальне, на кровати с простынями из лучшего туссентского шелка мирно спала Йеннифер, разметав по богато украшенной вышивкой подушке черные как смоль волосы, источавшие ароматы крыжовника и сирени. Сбежав по ступенькам он направился к конюшне, по дороге натягивая дорожные перчатки, выделанные из отличной шагреневой кожи. Плотва тяжело перетаптывалась у коновязи, фыркала и прядала ушами, отгоняя остатки сна и настойчивых мух. Ведьмак, прикрепив к седлу тяжелые дорожные сумки, собранные еще с вечера, проверил подпругу и стремена, отвязал лошадь, взяв ее за упряжь вывел на дорогу, выложенную белым камнем и ведущую из поместья. Почти не притронувшись к стременам, он одним гибким движением вскочил в глубокое седло, украшенное его гербом, изображавшим мост и три Ривийских красных ромба под ним. Мерный цокот копыт по брусчатке слабым эхом отзывался в ленивой тишине утра. Где-то поскрипывали крылья огромных ветряных мельниц, журчала вода на перекатах в многочисленных быстрых речушках, перешептывался ласковый ветер в виноградниках. Жизнь в благословленном Туссенте, куда не докатилась очередная война Нильфгаарда и Северных королевств, текла лениво и размеренно. Страшные события «Ночи длинных клыков», потрясшие до основания уклад жизни местных жителей и почти стоившие княгине короны, а может быть и головы — постепенно стирались из памяти и уходили в легенды и предания, что рассказывают на кухне у очага старые крестьяне своим шаловливым внукам, и от которых наливаются румянцем испуга щечки благородных девиц, поучаемых строгим мажордомом. Солнце поднималось все выше, золотистые лучи заиграли на трепещущих от ветра вымпелах, закрепленных на шпилях ажурных башен белоснежного княжеского замка, поражавшего отточенной гармонией строгих форм и природного орнамента, характерной для загадочной эльфийской архитектуры. Где-то высоко за зубцами крепостной стены перекрикивались караулы стражи, скрипели ставни в многочисленных окрестных усадьбах и поместьях, кудахтали куры, потрескивали поленья в очагах, плыл в воздухе запах горячего масла и свежего хлеба. Княжество нехотя просыпалось, встречая очередное солнечное утро, еще не пропитанное осенней промозглой сыростью. Но все чаще и чаще в буйной зелени садов и виноградников, то тут, то там, мелькали алые и желтые краски, словно придворный художник пробовал новую осеннюю палитру на холсте безмятежного лета. Геральт неспешно ехал по дороге мимо усадеб и винокурен, покрашенных в яркие цвета с различными украшениями в виде нарисованных золотом вьющихся лоз и полнотелых кистей сладкого винограда, изображающих основное богатство и гордость жителей княжества. Его путь лежал к знаменитому мосту и корчме на нём, с которой началось его расследование по загадочному делу «Бестии Туссента». Источающая аппетитный аромат и известная по всей округе похлебка из раков с пряными травами, бокал ледяного розового Боклерского и румяные, хрустящие хлебцы, с семенами тмина и острым сыром, жареные на нежнейшем оливковом масле, будоражили воображение ведьмака и обещали отличное начало дня. Он почти поравнялся с аркой у въезда на мост, приветственно кивнул головой зевающему гвардейцу, поправлявшему ремешок крепления кирасы, как вдруг его тонкий слух донес тяжелый топот и булькающие всхрипы полузагнанной лошади, мчащейся во весь опор. Через минуту с той стороны моста загремел подковами по дощатому настилу грузный, наполовину покрытый едкой дорожной пылью, боевой конь, несущий на себе закованного в латы гонца. Геральт удивленно вскинул брови, разглядев бело-синюю раскраску доспехов и темерские золотые лилии на кирасе и на значке, закрепленном на груди всадника. Чем ближе подъезжал незнакомец, тем сильнее хмурился ведьмак, предчувствуя недоброе. Всадник и конь представляли собой жалкое зрелище. На шлеме и наплечниках рыцаря виднелись глубокие борозды и царапины, щит, висевший слева у луки седла, был закопчен и пробит в нескольких местах. В нашитых на покрывавшую шею и бока коня толстую попону мелких кольчужных кольцах — виднелись многочисленные прорехи. К запаху конского пота, дорожной пыли и нагретого железа примешивался сладковатый запах запекшейся крови. Поравнявшись со стражником, стоявшим недалеко от входа в корчму возле доски объявлений, загадочный всадник тяжело осадил коня и спрыгнул на мостовую, зашатавшись и почти потеряв равновесие. Неразборчиво чертыхаясь, незнакомец опустил вниз подвижную часть горжета, закрывавшего его подбородок, и откинул вверх пластину забрала, открывая лицо. Он с трудом отдышался и натужно закашлялся, сплюнув кровью через низкие деревянные перила моста. «Святой пророк Лебеда, да вы, сударь, на ногах еле стоите!» — поспешил на помощь спешившемуся всаднику разом проснувшийся стражник. Он поспешно отставил к стене пристройки тяжелую алебарду и подхватил рыцаря под руку, помогая ему выпрямиться. «Помилуй мою унылую жопу пресветлая Мелитэле, это дорога на Боклер?» — прохрипел в ответ незнакомец — «Мне нужно попасть на аудиенцию к её сиятельству княгине самым скорейшим образом»! «Позвольте, сударь, узнать цель вашего визита?» — нарочито официальным тоном поинтересовался стражник, попутно разглядывая край внушительного вида пергамента, торчащего из кожаной сумки на боку рыцаря. «Я, посланник его светлости коннетабля Яна Наталиса, Божьей милостью наместника Темерии и Верхнего Аэдирна» — практически в тон ему ответил приосанившийся гонец, пытаясь сохранять равновесие на непослушных ногах. С видимым трудом вытащив латной перчаткой из сумки, с которой не сводил любопытный взгляд заинтригованный стражник, скрепленный сургучными печатями с изображением трех лилий и обмотанный сине-золотой тесьмой пергамент — рыцарь еще раз прочистил горло и стал зачитывать вслух витиеватый текст, записанный каллиграфическим почерком придворного писчего. «Оный Ян Наталис, имеет прошение к ее светлости княгине Туссента Анне Генриетте, способствовать всеми разумными усилиями скорейшему возвращению в Темерию ведьмака Геральта из Ривии, также именуемого Белым Волком, каковой убыл в Туссент по приглашению ее светлости в сопровождении двух достославных рыцарей, баронов Пальмерина Де Лонфаля и Мильтона Де Пейрак-Пейрана». Впечатленный обилием титулов и печатей на пергаменте, стражник снова взялся за свою алебарду и вскинув её на плечо занял свой пост у корчмы, многозначительно поглядывая по сторонам. Геральт, удивленно взиравший на все происходящее, мягко спрыгнул с лошади, зацепил поводья за слегка покосившийся от времени столбик перил и подошел к гонцу, который был занят попытками бережно свернуть упрямый пергамент не повредив печатей. Предоставленная самой себе, Плотва тут же принялась общипывать росший неподалеку зеленый куст мирта, пробившийся сквозь кладку мостовой. «Будь здоров» — поприветствовал он незнакомца. «Какое у славного мэтра Наталиса дело к ведьмаку?» «А тебе какая забота, выпердыш приблудный?» — сердито пробурчал гонец, усердно продолжающий воевать с завязками пергамента. Геральт сжал зубы, молча схватил его за наплечник и рывком развернул к себе, отчего рыцаря ощутимо качнуло и он схватился правой рукой за рукоять меча, висевшего на перевези у пояса, продолжая сжимать в левой злополучный свиток. Меч уже было заскрежетал о видавшие виды ножны, как вдруг его глаза расширились, споткнувшись взглядом о густые, белоснежно-седые волосы, рукояти двух мечей за спиной и грозный оскал волчьей головы, цехового знака, висевшего поверх усиленного кольчужными вставками кожаного дублета. Гонец бросил меч в ножны и с трудом отступил на шаг, боязливо щурясь. «Простите, мастер Ведьмак, не признал вас спиною-то стало быть» — сбивчиво проговорил рыцарь. «Не извольте гневаться, сударь Белый Волк»! «Пойдем в корчму, там все мне расскажешь». Геральт приглашающе махнул рукой в сторону полуоткрытой двери, из-за которой уже вовсю слышался стук посуды, доносились ароматы похлебки и свежей выпечки. У входа в корчму, на вычурной кованой балке, прибитой к деревянному столбу, слегка покачивался на ветру суженый книзу щит с изображением моста и куролиска над ним. Они вошли внутрь довольно просторного прямоугольного зала, пол которого был выстлан потемневшими от времени стругаными досками. На окрашенных в красный цвет кирпичных стенах, изображение чудовища соседствовало с копиями картин известных художников. Справа от входа дышал жаром сложенный из камней очаг, на котором бурлил висящий над огнем котел, источавший вкусные ароматы. Слева за деревянной стойкой с небольшим навесом, на котором висели пучки трав, гирлянды чеснока, связки колбас и копченостей — колдовал трактирщик в фартуке, нарезая зелень на разделочной доске. Вдоль зала тянулись ряды приземистых круглых столиков с удобными табуретами. В деревянных плошках, стоявших на столешницах, горели восковые свечи, чье пламя слегка колыхалось на сквозняке, разгоняя уютный полумрак. Геральт присел за отдельно стоящий столик справа от очага, удобно устроившись на резном стуле с высокой спинкой, единственном во всем заведении. Гонец взял себе табурет и тяжело опустился на него, развязал завязки шлема и положил его на полку, висевшую на стене неподалеку. Вертлявая девка с соломенными волосами, в белом чепчике и переднике, приняла у них заказ, задорно тряхнув крепкой грудью, стиснутой синим сарафаном с широкими лямками. Через несколько минут стол был уставлен тарелками с дымящейся похлебкой из раков и жарким из нежнейшей оленины. В высоких бокалах искрилось Шато Мон-Вальжан, свежая выпечка в плетеной из ивовых прутьев корзинке пахла шафраном и тмином. Незнакомец торопливо ел, прерывая свой рассказ большими глотками вина, сопровождая некоторые моменты своего повествования активной жестикуляцией, матерной бранью и упоминаниями заступницы нашей Мелитэле. Из рассказа гонца, который оказался рыцарем Мариборской хоругви Темерского войска, Геральт выяснил, что заключивший союз с Нильфгаардом Вернон Роше не очень-то полагался на верность слову своих новоявленных союзников. И потому, с помощью ставшего наместником Темерии коннетабля Яна Наталиса, стремился укрепить положение королевства за счет захвата окрестных земель. Их совместный план был прост: захватить Аэдирн и Каэдвен, окружив раздираемую баронскими склоками и гражданской войной, неуправляемую после гибели короля Радовида Реданию — поставить ее под свою руку, воссоздав существовавший ранее союз Северных Королевств. Тем самым получив достаточное количество войск и ресурсов для переговоров с Нильфгаардом с позиции равных. Ведьмак решительно не понимал, откуда в разоренной войной Темерии могут взяться средства на такую военную экспедицию и какую игру затеял Роше, который наверняка отдавал себе отчет в том, что без поддержки союзников их замысел мог треснуть по всем швам в любую минуту. Ответы на эти и другие вопросы он надеялся получить в Вызиме. Тогда он еще не знал, что с этого момента его судьба сделает резкий поворот и события понесутся вперед галопом пришпоренной лошади. «А что же ты, любезный, выглядишь так, словно в гнезде у гулей побывал?» — ведьмак вернулся от своих размышлений к разговору. «На большаке нынче неспокойно?» У гонца задрожали руки, он с трудом поставил бокал на стол и Геральт почувствовал откровенный страх, которым повеяло от разом замолкшего рыцаря. Он наклонился над столом и понизив голос хрипло прошептал: «А я, ваша милость ведьмак, в такой передряге побывал, что и не каждому с трезвых глаз расскажешь. Еду я по тракту, и только отъехал верст двенадцать, стало быть, от Бельхавена, как слышу — скачет кто-то вдогон. Да шибко так скачет, ну натурально во весь опор. Я как всадников тех хорошенько углядел, сударь Геральт, думал от испуга там на месте богам и представлюсь, аж портки обмочил, ебаный стыд». Ведьмак впился пристальным взглядом в побледневшее лицо собеседника, пытаясь обостренными чувствами уловить хоть малейший намек на ложь. «Ты видел Дикую Охоту? Она гналась за тобой?» «Я, сударь, про Дикую Охоту только в книжках читал, да на гравюрах видел. Но сдается мне, не она это была. Люди поговаривают, как призрачные всадники на костяных конях скачут, так вокруг все снегом да льдом устилает. А у этих недоёбков лошади на скелеты не похожи, а снега и льда никакого не было и в помине. Догнали они меня и так рубить мечами начали, что насилу ушел от них с мокрыми портками. И ни одного звука не проронили, падлы кудлатые, только лошадиный храп помню и звон железа. Да непростые у них, сучьих детей, клинки значится.огнем колдовским горят». Рыцарь замолчал и жадно припал к бокалу. Повисла недолгая тишина, нарушаемая только треском поленьев в очаге да негромкими разговорами редких посетителей. И вдруг цеховой медальон в виде головы волка, зачарованный на обнаружение любой магии и магических существ, завибрировал и забился на груди Геральта, словно пытался порвать державшую его серебряную цепочку. Воздух ощутимо загустел, свечи на столиках начали чадить и гаснуть, зашипел и затрепетал огонь на поленьях в очаге. В приоткрытую дверь влетел порыв ледяного сквозняка, за окнами внезапно потемнело, словно откуда-то надвинулась мрачная грозовая туча. В тишине послышалось приглушенное конское ржание и топот окованных железом копыт. Внезапно раздался звук боевого рога, больше похожий на предсмертный рев раненого зверя, и плотная пелена липкого ужаса, заставляющего холодеть и трепетать даже самые храбрые из сердец, окутала притихшую корчму. Преодолевая нахлынувшее оцепенение, Ведьмак вскочил из-за стола, крикнул оторопевшему хозяину закрыть дверь и ставни на окнах и рывком выбежал на улицу, доставая из ножен серебряный клинок. Следом за ним, чертыхаясь и надевая на ходу латные перчатки и шлем, вывалился из тут-же захлопнувшейся за ним двери его недавний собеседник. Вылетев на улицу, Геральт замер с мечем в руке, пытаясь получше разглядеть неожиданного противника. Со стороны дороги, ведущей от замка Дун Тынне, к корчме летела во весь опор кавалькада из шести всадников в черных плащах, чьи лица скрывали глубокие капюшоны. Черные, как крыло могильного ворона кони, несущие загадочных седоков, всхрапывали закусив удила, теряя на дорогу клочья белой пены и сверкая мертвенно-бледными глазницами, наполненными синеватым свечением. Словно подчиняясь команде, всадники выхватили глухо лязгнувшие мечи, клинки которых тут же налились и вспыхнули призрачным пламенем. Ведьмак с интересом отметил для себя что там, где копыта коней касались дороги, увядали словно в глубокую осень полевые цветы, жухла и прела, сворачиваясь в бесформенные комки, зеленая придорожная трава. Покрывалась трещинами и иссыхала, словно от горячего дыхания ветров Зеррикании, благодатная туссентская земля. Крайний справа всадник вскинул и опустил меч, сверкнувший злым росчерком огня, и стоявший у арки при въезде стражник, выронив на мостовую зазвеневшую по камням алебарду, с глухим воплем отшатнулся и полетел в канаву, тщетно закрывая руками разрубленное наискось лицо. «Отойди назад и пригляди за лошадьми» — крикнул ведьмак своему невольному напарнику, вышедшему за ним из корчмы и доставшему из потертых ножен видавший виды темерский меч и короткий обоюдоострый кинжал. Геральт сдернул левой рукой со спины легкий арбалет, надавил на рычаг и короткая стрела с серебряным наконечником, резко свистнув, ударила в грудь одного из нападавших. Загадочный всадник дернулся, злобно зашипев как рассерженная брукса, но не сбавил стремительного галопа и лишь пригнулся, со всей силы пришпорив коня, отводя руку с мечом назад для удара. Вырвавшись вперед от остальных, он поскакал прямо на Геральта, норовя затоптать его копытами. Ведьмак сделал пируэт влево, отразив клинком разящий выпад, грозивший разрубить ему голову, и со всей силы обрушил свой меч на передние ноги коня. С диким ржанием, заливая мостовую черной кипящей кровью из отрубленных конечностей, конь полетел наземь, кувыркнувшись через спину и увлекая за собой седока. Остальные черные всадники резко осадили разгоряченных коней, присевших на задние ноги, издав дикий храп и злобное ржание. Геральт рванул застежку поясной сумки и в ту же секунду в них полетели искусно брошенные бомбы, ослепляя вспышками взбесившихся животных, сбрасывая наземь взрывной волной седоков и осыпая их мелкой серебряной пылью. Фигуры в черных плащах недолго выли и корчились на земле, подбирая в пыли свои клинки. Приведя к порядку своих обезумевших коней, они построились в некое подобие клина и двинулись пешим порядком на изготовившегося к бою ведьмака и стоявшего поодаль у коновязи темерского гонца. Ведьмак сменил стойку и удобнее перехватил серебряный меч, ожидая приближения молчаливого строя черных плащей, от которых ощутимо веяло могильным холодом и затхлостью склепа. По мере приближения, нападающие растягивались полукругом, охватывая Геральта со всех сторон. Он одним рывком преодолел разделявшую их дистанцию и быстрой комбинацией пальцев наложил знак «Аксий» на одного из врагов, что впрочем не оказало никакого видимого эффекта. Ведьмак отбил направленный ему в голову удар и быстрым выпадом пронзил грудь своего противника, воткнув клинок почти на треть в щель между пластинами панциря в районе подмышки. К его удивлению, пронзенный практически насквозь черный рыцарь словно совершенно не почувствовал ранения, и тут же попытался нанести ведьмаку ответный удар рукоятью меча в лицо. Заметив краем глаза движение другого врага, он выдернул свой клинок и сделал быстрый пируэт, пропуская предназначенный ему удар мимо спины. Схватив рукоять серебряного меча двумя руками и сделав полуоборот, Геральт, с выдохом, одним страшным ударом прорубил проржавевший наруч и отсек руку нападавшего выше кисти, сжимавшей зачарованный клинок и зазвеневшей по брусчатке пластинами латной рукавицы. На мостовую, которая становилась скользкой от крови поверженного коня, бьющегося в конвульсиях неподалёку, хлынул темный поток из обрубка руки, смешиваясь с дорожной каменной пылью. Темная фигура выгнулась, словно от боли, и пронзительно зашипела издавая подвывания, от которых стыла кровь в жилах, отшатнулась назад, пряча культю в складках черного плаща. Геральт, не раздумывая ни секунды, послал в отступающего знак «Игни», породивший жаркую струю алого пламени, окутавшего рыцаря плотной пеленой. Дикий, наполненный отчаянной мукой и неистовым страданием вой, резко ударил по ушам, заставив вспорхнуть с веток птиц в ближайшей роще. Охваченный пламенем черный рыцарь метался и выл, пытаясь сорвать с себя уцелевшей рукой горящий, прилипающий к телу плащ. Наконец он сорвал его с себя и полыхающая ткань полетела через перила моста. От одного взгляда на открывшуюся взору картину, ведьмак явно ощутил, как шевелятся волосы, собранные в пучок на голове, и предательски намокают от проступившего холодного пота ладони. Голова неизвестного существа в черном рыцарском доспехе, была сшита из больших лоскутов посиневшей и местами подгнившей кожи, желтеющие края которой скреплялись между собой широкими неровными стежками из толстой коричневой бечевки. Глаз у чудовища не было совсем, два зияющих костями провала по центру головы, по всей видимости выполняли роль ноздрей. Непропорционально широкий рот, больше похожий на рану от удара секиры или алебарды, также был наполовину зашит коричневыми нитками. По углам рта пузырилась, пенилась и стекала вниз черно-синими подтеками густая тягучая кровь. Нескольких мгновений Геральту хватило, чтобы осознать всю серьезность своего положения. Нападавшие черные рыцари явно были магическими существами, созданными могущественной некромантией, повсеместный и категорический запрет на которую был нерушим и почитаем даже самыми непокорными и отчаянными магами. Ослушаться королевского эдикта и постановления коллегии Магов — означало закончить жизнь в руках палача, в огромном костре на городской площади возле ратуши, на потеху беснующейся толпе зевак и простолюдинов. Убить такое существо было возможно лишь разрубив его на части и предав огню, чтобы разрушить скрепы заклинания, поддерживающего жизнь в нагромождении мертвой плоти. Рассекая перед собой воздух, ведьмак рванул вперед и взвился в высоком прыжке, падая практически вертикально на оторопевшего рыцаря и уже приземляясь, одним мощным круговым ударом, срубил существу голову. Обезглавленное тело с глухим стуком упало на залитые кровью камни мостовой, отрубленная голова прокатилась сквозь перила и упала в воду, тут же подхваченная быстрым течением Сансретура. Но жизнь не спешила покидать обезображенную плоть, безголовый рыцарь беспорядочно перебирал руками и ногами, цепляясь за каменную кладку дорожного полотна и тщетно пытаясь встать. Тем временем остальные рыцари, вначале с шипением отпрянувшие от горевшего товарища, начали рубить клинками большие деревянные бочки, стоявшие на телеге возле стены корчмы. И прежде чем ведьмак успел осознать что происходит, сбив в несколько ударов верхние стальные обручи, темные фигуры, одна за одной, вставали под бьющие из разошедшихся бочек струи воды. «Сука, да ебись оно прогибом» прошептал Геральт, с изумлением глядя на то, как пятерка изрядно промокших черных рыцарей, оставляя за собой грязные следы, направляется в его сторону, поднимая мечи, снова вспыхнувшие бледным магическим пламенем. Наложив на себя охранный знак «Квен» и выпив элексир «Ласточка», ведьмак с разворота врубился в толпу, окружая себя свистом клинка и проблесками посеребренной стали. Он кружился в вихре боя, прорубая ржавые наплечники, кроша кольчужные поножи и протыкая сочленения панцирей. Пропущенный в горячке схватки удар пылающего клинка одного из рыцарей, не встречая сопротивления прошел сквозь защиту «Квена», и зацепил левое предплечье. Геральт сделал кувырок назад и вдруг ощутит подкативший к горлу позыв тошноты. Липкая, выматывающая слабость, зародившаяся где-то в груди, медленно расползалась по всему телу, замедляя и сковывая движения. Он ощутил жжение в руке и бросил взгляд на рану. Ее края быстро темнели, покрывая окружающую кожу сетью фиолетовых прожилок. Стремительная догадка обожгла его мозг. Он вспомнил всё, что говорила Йеннифер про некромантию на Скеллиге, в Священной роще, и картина стала складываться из фрагментов в единое целое. Заклинания такой силы требовали огромного количества энергии, и волшебнице пришлось погубить целую рощу, ради допроса погибшего от рук оборотня Скьялля. Эти же существа, созданные некромантией, черпали жизненную силу из окружающего мира и вытягивали ее из своих жертв. Чем дольше находился человек под воздействием их ауры, тем меньше у него оставалось сил и шансов на спасение. И только ведьмачьи мутации и тренировки позволяли Геральту держаться достаточно долго. «Дело дрянь» — подумал про себя ведьмак — «как, сука, прикажешь рубить этих пиздогонов, если к ним и подойти-то нельзя?». Он медленно отступал назад от неумолимо приближающейся пятерки в черном, и совершенно упустил момент, когда находившийся весь бой сзади у коновязи Темерский рыцарь, не выдержал и решил принять участие в битве. Не реагируя на грозный окрик Геральта, гонец опустил на лицо забрало, и метнув в одного из черных рыцарей короткий кинжал, который он держал в левой руке, с криком «Темерия!» бросился с мечом на темные фигуры, встретившие его зловещим блеском зачарованных клинков. Он успел отразить удар первого противника, но второй, сделав глубокий выпад, пробил кирасу и глубоко погрузил лезвие меча в его грудь. Темерец со стоном упал на одно колено, и в ту же секунду тяжелый удар ноги, закованной в латный сабатон со шпорами, сорвал с него шлем и опрокинул на спину. Рыцарь, чей меч торчал из кирасы гонца, наступил ему на грудь, нагнулся над лежащим, взявшись двумя руками за рукоять клинка, навалился всем телом, вгоняя его до основания. Смертельно раненый жутко захрипел, его глаза ввалились, а всклокоченные волосы, выбившиеся из-под края потного подшлемника, стали стремительно покрываться сединой. Кожа сморщилась, посерела и изошла морщинами, фиолетовые узловатые вены, словно перепутанные веревки, сетью покрыли шею и лицо. Черный рыцарь выдернул меч, издав удовлетворенный вздох, какой издает ремесленник, закончивший долгий и тяжелый труд. Он бросил клинок в ножны, сорвал с пояса гонца дорожную сумку с письмом Наталиса, выпрямился и достал из-под полы длинного плаща горн, сделанный, судя по виду, из зуба какого-то чудовища. Жуткий рев прорезал тишину долины Сансретура, загадочные магические всадники, потеряв всякий интерес к Геральту, снова вскочили на своих коней и под дикое ржание умчались вдаль по дороге, поднимая тучи песка и залежалой белой пыли. Геральт подошел к лежащему навзничь гонцу и убедился, что тот мёртв. Он присел над телом и попытался ладонью закрыть погибшему глаза, но присохшие веки, на превратившихся в синие провалы глазницах, не поддавались. Ведьмак тяжело вздохнул, встал и подошел к продолжавшему царапать доспехами мостовую обезглавленному черному рыцарю. Предварительно разрезав ножом полуистлевшие от времени ремешки и застежки, он освободил труп от доспехов, скинув изъеденные ржавчиной пластины в одну кучу. Расставив ноги пошире, Геральт примерился и в несколько ударов отрубил оставшиеся конечности, а затем, для верности, разрубил тело пополам. Ведьмак убрал меч в ножны, сплюнул отдающую горечью слюну и направился к повозке. Выкинуть из нее остатки порубленных всадниками бочек не заняло и пары минут. Завернув куски расчленённого трупа в мешковину, он закинул их на дно повозки, выстланное свежей соломой. Изрядно повозившись и пару раз перебрав в уме матушек всей Темерской знати, которую только смог припомнить, пристроил туда же тело незадачливого гонца. Отвязав от коновязи Плотву, Геральт запряг ее в телегу и усевшись на место возницы тронул поводья с окриком: «Но, пошла!» Телега скрипела плохо смазанными осями, подпрыгивая на ухабах. Наконец впереди показалось ристалище, в центре которого еще тлел костер, на который свозили трупы после памятной «Ночи длинных клыков». Закинув мешковину с остатками черного всадника в центр костра, ведьмак разжег тлевшие поленья знаком «Игни» и задумчиво смотрел, как воспрянувшие вверх языки пламени жадно пожирают полусгнившую плоть. Отдав тело гонца на попечение могильщика и сунув ему несколько серебряных монет, Геральт освободил Плотву от упряжи повозки, вскочил в седло и поскакал в сторону тракта, ведущего на Бельхавен. Ему предстоял долгий путь до Вызимы, где он надеялся найти ответы на мучившие его вопросы. Глава II. Осада Брагги. Требушеты натужно вздрагивали, раздирая насыщенный гарью воздух жутким грохотом деревянных воротов и свистом пеньковых канатов, тяжело швыряя огромные, словно в спешке отесанные каменные глыбы в крепостную стену, содрогавшуюся от попаданий. От страшных ударов брызгала во все стороны острая каменная крошка, летели в воздух целые куски кладки древних стен. Деревянная кровля, простиравшаяся над рядами бойниц и бастионов, разлеталась от попаданий в мелкие щепы, секущие не хуже густой жалящей шрапнели из стрел и арбалетных болтов. Роше сидел в походном шатре осадного лагеря, разложив на складном столе карту местных земель с отметками, сделанными цветной тушью, и расставленными в разных направлениях резными костяными фигурками, изображавшими солдат. Дощатый настил, служивший шатру полом, был покрыт пылью, заляпан свечным воском и оружейной смазкой. В углу шатра, на видавшем виды деревянном каркасе, висел начищенный до блеска тяжелый доспех темерского рыцаря, окрашенный в характерную палитру отряда «Синих полосок». Шла вторая неделя осады Хагге, ключевого укрепления на границе Темерии и Аэдирна. С незапамятных времен крепость принадлежала Темерии, но после проигранной битвы между королем Меделлом Темерским, отцом Фольтеста, и королем Вирфурилом, отцом Демавенда, была отдана Аэдирну. Во время Второй Северной войны, Фольтест вернул Хагге и территории до Флотзама в состав Темерии, но после его трагической гибели от рук убийцы королей — Аэдирн поспешил воспользоваться ситуацией, занял крепость и разместил в ней сильный гарнизон. Полевой лагерь, похожий со стороны на огромный муравейник, жил своей размеренной жизнью. Сновали между палатками офицеров озабоченные гонцы, покрикивали на новобранцев, построенных рядами на утоптанных площадках, прошедшие через горнило множества войн суровые сержанты. Дувший резкими порывами ветер, доносивший гарь, запахи смолы, мокрой парусины палаток и конского пота — теребил и трепал многочисленные вымпелы и хоругви, сверкавшие на солнце шитыми золотыми нитками темерскими лилиями на синем фоне.