Стигматофилия

      — Мне так жаль, Мидория-кун, — молодой парень выглядит напуганным до смерти. Бледный, на висках маленькие капельки пота. Он сжимает в руках папки с металлическими уголками, едва ли замечая, что все содержимое — какие-то документы и схемы — разбросано по полу. Некогда белые листы испачканы следами от подошв ботинок и каплями крови.       — Ничего страшного. Я и сам был невнимателен, — Изуку прижимает к шее платок, который ему дал кто-то из свидетелей произошедшего. Ткань уже насквозь пропиталась кровью, и теперь теплые алые капли стекают между пальцев по его рукам.       — Нужно к Исцеляющей Деве, — чей-то голос в толпе собравшихся дает дельный совет.       Мидория, будто соглашаясь, кивает, подхватывает рукой, не зажимающей рану на шее, сумку и спешит скрыться в коридорах академии. Благо комната отдыха и кабинет медсестры находится совсем рядом с тем местом, где произошло столкновение Деку с одним из учеников. Мидория идет достаточно быстро, хотя и понимает, что униформа уже определенно испорчена кровью. Но ему еще добираться до дома в таком виде, и пусть лучше это будет грязный ворот рубашки, чем полностью запачканная передняя часть.       Вскоре перед ним показалась дверь с большим красным крестом на ней. Парень тихо стучится и, дождавшись приглушенного «входите», открывает дверь. В нос тут же ударяет запах медикаментов и чистящих средств. Медсестра, невысокая пожилая женщина в белом халате, бросает на него беглый взгляд и тут же, взяв за локоть, подводит к кушетке.       Пока свежую рану обрабатывают, Мидории приходится отвечать на дюжину стандартных вопросов: что случилось, где случилось, еще кто-нибудь пострадал и так далее. Когда излишки крови убраны перекисью, и края раны обработаны каким-то раствором, женщина берет в руки тюбик хирургического клея.       — Не надо, — Изуку смотрит прямо в глаза медсестре, так спокойно и серьезно, что Чиё невольно замирает и хмурит брови.       — Но тогда останется шрам, — она, конечно, говорит это, но ближе к молодому герою не подходит. — Или ты хочешь, чтобы я воспользовалась причудой? Изуку, я же уже говорила. Моя причуда только ускоряет процесс регенерации и некоторые последствия травм должны исцеляться без ее помощи.       — Все в порядке, правда, — Деку даже не моргает. — Пусть все останется, как есть.       Исцеляющая Дева хмурится еще сильнее, но откладывает клей в сторону и берет в руку бинт, сложенный в несколько раз и смоченный в очередном растворе.       — Если ты думаешь, что девушки еще клюют на «шрамы красят мужчин» — то зря, — медсестра берет бинт, свернутый в рулон, и начинает обматывать худую бледную шею с торчащими позвонками.       Парень молчит до самого конца. Лишь после того, как Исцеляющая Дева кладет на столик с инструментами бинты и ножницы, Изуку касается белой повязки на шее кончиками пальцев. Он на секунду прикрывает глаза, потом встает, хватая сумку и, не задерживаясь, идет к выходу.       — Спасибо за помощь, — вежливый поклон, и молодой парнишка с изумрудными глазами исчезает за дверью.       Занятия уже кончились, поэтому Изуку сразу идет на выход из академии. Коридоры и лестницы уже не так многолюдны, как на перерыве, и он за рекордное время выходит на улицу, направляясь к автобусной остановке.       Воздух снаружи удивительно теплый для середины апреля, и парню становится жарко в его костюме. Люди на улицах одеты по-летнему легко. Он дышит глубоко, наполняя легкие свежим кислородом вперемешку с выхлопными газами, ароматами кофе, духов и свежей выпечки. Повязка на шее слегка давит. Не слишком, но так, что о ней нельзя забыть даже на минуту.       Он внимательно разглядывает прохожих, стоя на автобусной остановке. От яркой расцветки их одежды на душе становится совсем легко и приятно. Наконец, подходит необходимый ему автобус, и он, уступая очередь милой старушке в соломенной шляпке с цветами, заходит в немного душный салон общественного транспорта. Расплатившись за проезд, парень садится за свободной место, погружаясь в свои мысли.       Чем дольше он едет в автобусе, тем жарче ему становится. Пот начинает собираться на висках и спине, и мокрые пряди зеленых волос прилипают ко лбу. Рану на шее сильно саднит из-за пота, попадающего в нее. Изуку хмурится и запускает палец за край белого бинта, слегка оттягивая его. Благо его остановка уже через несколько минут. Он почти бегом покидает автобус, и, поправляя на ходу сумку, идет по дороге меж низких деревянных заборов, за которыми находятся частные домики.       До нужных ворот он доходит минут за пять. По привычке пальцем проводит по деревянной табличке, на которой черными иероглифами написана фамилия хозяев дома. Изуку делает глубокий вдох. Створка ворот открывается бесшумно, являя взору изумрудных глаз ухоженную дорожку, ведущую прямо в крыльцо двухэтажного дома. Парень быстро оказывается рядом с дверью, осторожно стуча. Спустя некоторое время на крыльце показался Бакуго. Его брови недовольно сведены на переносице, а взгляд красных глаз будто бы пытается прожечь в Деку дыру.       — Что-то ты долго, — привычно проворчал Кацуки, пропуская Изуку в дом. Он стоял в коридоре в одних черных спортивных штанах. По его груди и рукам стекают капли воды, а на голову накинуто полотенце. — Родители ушли. Придут только под утро.       — Айзава-сенсей назначил меня дежурным сегодня. Пришлось генералить. Ты же знаешь, — он бросает сумку у входа и снимает свои большие красные ботинки, ставя их на специальную полку.       Блондин ухмыляется, смотря на раздевающегося подростка, однако его ухмылка тает, а глаза темнеют, стоит ему заметить окровавленный воротник рубашки и полоску бинта на шее.       — Что с твоей шеей? — Бакуго резко оказывается рядом с подростком и касается забинтованной шеи пальцами.       — Это случайность…       — Кто это сделал? — от голоса блондина мурашки по коже, а в глазах читается такая ярость, что молодой герой невольно вспоминает то время, когда они еще учились в школе, и тот постоянно издевался и насмехался над ним.       — Я не скажу тебе имя этого человека, Каччан, так как его вины в произошедшем нет, — Мидория едва хмурит брови, уничтожая едва проявляющийся в глубине души страх на корню. — Мы случайно столкнулись в коридоре. У него в руках были папки, и уголок одной из них оцарапал мне шею.       — Но он должен получить по заслу…       — Он и так достаточно наказан своим испугом, Каччан, — видя, что его слова не возымели эффекта, Изуку нервно дергает плечом. — Я сказал, что все в порядке, значит все в порядке. Я не настолько слаб, чтобы зацикливаться на небольшой ранке.       Бакуго еще несколько секунд смотрит на него этим ужасающим взглядом, потом вроде как успокаивается и обреченно вздыхает. Он кончиками пальцев ведет по слегка липкой от пота шее Деку, пока не берет его за подбородок.       — Едва ли это просто «ранка», раз использовали столько бинтов, — недовольно бормочет Кацуки и отходит обратно к окну, рядом с которым на полу лежало влажное полотенце, слетевшее с его головы от резких движений.       Изуку жадно наблюдает за тем, как перекатываются мышцы под алебастровой кожей спины и рук блондина. Он делает шаг вперед в коридор, закрывая входную дверь на замок, и облизывает высохшие губы. Перед тем, как скрыться в ванной, он будто невзначай произносит:       — Исцеляющая дева сказала — шрам останется.       Он не видит, но знает — Бакуго в комнате замирает, и его глаза темнеют, но уже совсем не от злости.       В ванной все еще душно и зеркало слегка запотело от пара. Деку быстро стягивает с себя униформу, бросая окровавленную рубашку сразу в мусорную корзину. Все остальное отправляется в ящик для грязной одежды. Пол в душевой кабине уже успел остыть, и бледная кожа покрывается мурашками от неприятных ощущений холода под ступнями. Изуку включает воду, беря шланг с насадкой в руку, и смывает с тела остатки пота, стараясь не попадать водой на повязку.       Пара минут контрастного душа, и он выбирается из кабинки, промакивает влажную кожу полотенцем, повязывая его на бедра, и только тогда выходит из ванной.       В доме так же тихо и спокойно, даже половицы не скрипят. Изуку идет к спальне блондина, замирая на мгновение перед входом, и заходит внутрь. Бакуго сидит на стуле, спиной к окну. На нем все еще надеты штаны, а вот полотенце исчезло. Мидория подходит к нему, останавливаясь напротив и слегка щурясь от солнца, бьющего в глаза.       Кацуки молча вытягивает руку вперед, и Изуку делает шаг к нему. Горячие пальцы едва касаются тазовой косточки, смыкаются на узле полотенца и дергают его вниз. Деку слегка шатает, но он остается стоять на месте. Бакуго отбрасывает полотенце в сторону, пожирая зеленоволосого глазами. Время на мгновенье замирает, когда кончики пальцев остановились над бледным животом, и снова движется дальше, когда на кривую линию шрама, оставшегося после удаления аппендицита, давит указательный палец.       Каччан сначала гладит бледно-розовую линию пальцами, потом, стиснув в руке запястье Деку и подтянув его к себе, прослеживает ее кончиком носа, а потом и языком. Изуку приоткрывает рот, опустив голову, и, не моргая, следит за партнером. Дыхание у Бакуго горячее, опаляет живот, кажется, до самых внутренностей, распаляя тот огонь, что занимается у самого паха.       Оторвавшись от живота, блондин припадает губами к правой руке Мидории, на которой пальцы после сражения с Шото слегка деформировались, и появились два шрама по сторонам. Каччан целует каждый пострадавший участок кожи, потом обхватывает зубами подушечку большого пальца и ласкает языком белую полоску, случайно оставленную резаком два года назад.       Изуку нетерпеливо поджимает пальцы ног, стараясь отвлечься от созерцания напрягающихся мышц на руках любовника и ощущений неприятно стянутой чужой высохшей слюной кожи на животе. Его член уже возбужден и ожидает, когда ему будет уделено внимание. Легонько подтолкнув паренька ближе, Бакуго опускает его к себе на колени.       Едва Деку послушно садится, Кацуки сжимает зубы на его плече. Он кусает и оттягивает кожу вдоль всей ключицы, расчерченной розовой полосой. Неудачное падение с дерева в детстве. Изуку ерзает на чужих коленках, трется задницей о член, выпирающий под тканью штанов. Блондин ухмыляется и ведет пальцами вдоль позвоночника, прямо вниз, меж разведенных ягодиц.       Свободной рукой он тянется к тумбочке, наклоняясь к одному из самых нижних ящиков, и достает оттуда баночку смазки. Парень выдавливает пару капель на пальцы и размазывает гель по ложбинке меж ягодиц зеленоглазого, слегка надавливая на поджавшиеся мышцы входа.       — Надеюсь, ты не специально для меня получил это увечье, — Бакуго трет носом бинт, проникая в анус фалангой пальца.       — Из нас двоих Каччан здесь извращенец, — Изуку впивается пальцами ему в плечи и закрывает глаза.       — Как грубо.       Вытащив фалангу, он проникает в Мидорию сразу тремя пальцами, отчего тот вздрагивает, дергаясь в сторону, но блондин удерживает его на месте, впиваясь зубами в ключицу.       — Тише, тише, — Бакуго гладит его по спине, когда слышит тихий всхлип.       Развязав шнурок на спортивных штанах, он запускает ладонь под пояс и, обхватив горячий ствол пальцами, выпускает член наружу. У Изуку от напряжения трясутся ноги, и он, едва Каччан приставляет блестящую головку к раскрытому колечку мышц, резко опускается на чужие колени. Закусывая бледные губы, он обхватывает ладонями сильную шею блондина, отклоняясь назад.       Кацуки еще раз проводит языком по ключице, на которой собрались маленькие капельки крови от его укуса, и начинает развязывать бинт на шее Мидории. Слои белой материи один за одним покидают бледную тонкую шею и наконец исчезают где-то на полу под ножками стула. Деку начинает двигать бедрами, не открывая глаз, в то время как Бакуго осторожно отделяет от раны присохший кусок бинта. Когда и он летит на пол, Изуку открывает глаза, следя за тем, как в алых радужках сменяют друг друга восхищение, радость, страсть и голод.       Кацуки подается вперед и проводит языком по всей ране. Деку шипит, сжимаясь и сдавливая внутри член блондина. Тот дрожит, закрыв глаза, оглушено утыкаясь лбом в бледное худое плечо.       — Каччан… — в голосе Изуку обида, и он смотрит на Бакуго, недовольно поджав губы. — Не только одному тебе тут должно быть приятно.       — Прости, — блондин целует его в шею, в уголок ранки.       Сильные руки подхватывают Мидорию, слегка приподнимая и резко опуская. Он стонет, запрокинув голову назад. Бакуго обводит языком края пореза, собирая капли густой красной крови. Он еще несколько раз поднимает Изуку, а потом, положив ладони на его талию, подается бедрами вверх.       Зеленоглазый отпускает его шею и отклоняется назад, упираясь ладонями в его колени. Теперь он и сам может поднимать бедра выше, а перед Каччаном открывается прекрасный вид на всё его тело. На все его шрамы.       Дыхание совсем сбивается, а шею саднит. Изуку закрывает глаза, облизывая губы, растворяясь в ощущениях заполненности и жара внутри. Анус печет от резких толчков, но член Бакуго внутри него дарит неимоверное удовольствие. Лучшее чувство, которое дарит ему только один человек. И ради него он готов терпеть боль и подставляться под железные углы папок хоть каждый день.       Кацуки ногтями давит на все следы увечий, когда-либо полученных Деку. Это тело, эта кожа будто созданы для них. На бледной тонкой коже, под которой видно каждую вену и артерию, каждый шрам.       Нет, не шрам. Слово «шрам» вызывает у людей ассоциации с болью и ранами. Для Бакуго же это… символы красоты, силы, боли и исцеления. Они манят попробовать их на вкус, проверить новую тонкую кожицу на прочность зубами.       Бакуго и сам бы хотел создавать символы красоты. Именно на этом теле. Ставить свои метки. Он бы их создавал, он бы их лечил, он бы их любил. От этих мыслей член болезненно пульсирует внутри горячего тела Мидории. Если бы не отвращение перед одной мыслью о том, что он своими руками снова причинит боль Изуку, он бы воплотил свои фантазии в жизнь. Но это было бы слишком. Слишком сладко и слишком отвратительно.       Блондин прикрывает глаза, сосредотачиваясь на подступающей разрядке. Деку сжимается все сильнее и двигается все хаотичнее. Его стоны наполняют комнату, оседая с густыми тенями закатного солнца в углах.       Неожиданно ледяные ладони обхватывают лицо Бакуго, вынуждая вздрогнуть и открыть глаза. Изуку приподнимается, слегка выпуская из себя член блондина. Его изумрудные, почти черные глаза смотрят прямо на Кацуки и настолько осмысленно, будто это не он мгновение назад с ума сходил от удовольствия.       Секунда. Глаза в глаза. И вот Мидория чуть отклоняет голову вбок, давая доступ к ране на шее. Это оно. Разрешение на сумасшествие. Обоюдно необходимое и абсолютно искреннее.       Изуку кончает с громким стоном боли, когда Бакуго резко подается вверх, входя членом слишком глубоко, вдавливая простату головкой, обхватывая губами чужую рану и расширяя ее языком.